Фрэнсис Фукуяма: биография, фото и интересные факты. Фрэнсис Фукуяма: биография, исследовательская и научная деятельность Фрэнсис фукуяма философия

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Подобные документы

"Конец истории" как философская проблема. Концепция "Конца истории" Ф. Фукуямы. Понимание исторического развития Ф. Фукуямы. Влияние идеологии на развитие истории. Проблемы современности обнажили различного рода "угрозы" человеческому существованию.

курсовая работа , добавлен 07.11.2008


Социально-философские трактовки истории как основа для изучения исторического процесса. Концепции "конца истории" как форма отражения кризиса современного общества, его трактовка в контексте глобальных проблем. Российское измерение "конца истории".

контрольная работа , добавлен 05.04.2012


Эсхатология: конец истории и перерождение мира. Анализ творчества Н.А. Бердяева как одного из выдающихся философов ХХ века, актуальность его философских взглядов. Мессианство, его религиозные корни и двойственность. Апокалипсис в трактовке Н.А. Бердяева.

реферат , добавлен 09.03.2017


Сущность материалистического понимания истории, диалектический и исторический материализм в марксисткой философии. Влияние способа материального производства, уровня экономики и развития производственных отношений на судьбу государства и общества.

контрольная работа , добавлен 24.09.2014


Центральная идея философии Фрэнсиса Бэкона. Критика обыденного и схоластического разума. Отношение человека к религии. Эмпирический метод и теория индукции. Силы природы и простейшие законы их действия. Методология естественнонаучного, опытного познания.

реферат , добавлен 08.03.2014


Основные модели философии истории: провиденциальная, космодентрическая, формационная и концепция "конца истории". Прототип истории "осевого времени" Карла Ясперса. Описание теории Гегеля и цивилизационной модели философии истории Освальда Шпенглера.

курсовая работа , добавлен 26.02.2012


Преемственность культуры как преемственность знаний в культурологических взглядах Ф. Бэкона. Эмпиризм как теория познания, в основе которой лежат опыт и индукция. Типичные источники человеческих заблуждений по Бэкону: идолы рода, пещеры, рынка и театра.

Социально-политические взгляды Френсиса Фукуямы

Francis Fukuyama at Nexus Instituut, 2005.

Целью статьи является анализ социально-политических воззрений Ф. Фукуяма в контексте политико-социокультурных трансформаций в международной системе отношений и обществе на рубеже XX-XXI вв. и определение перспектив дальнейшего развития глобальных общественно-политических процессов. Заметка основана на анализе социально-политической проблематики в таких фундаментальных трудах американского философа и политолога Фрэнсиса Фукуяма, как «Конец истории и Последний человек», посвященному проблемам политики после краха коммунизма и, как полагал сам Фукуяма, победы либерализма над авторитаризмом; «Доверие: общественные добродетели и путь к процветанию», отражающему социокультурные проблемы и кризис социальных и гражданских ценностей западного общества на рубеже XX-XXI вв.; «Великий разрыв», представляющему на «сломе эпох» постиндустриальное общество; «Наше постчеловеческое будущее: последствия биотехнологической революции», отражающей социально-политические аспекты внедрения и применения новых технологий в жизнедеятельность современного общества; «Сильное государство: управление и мировой порядок в XX веке» и «Государственное строительство. Власть и мировой порядок в XXI веке», в которых философ обосновывал тезис о жизненно важной функции государства в современной политической практике, защищающего порядок, собственность и базовые права граждан.

В методологическом отношении для понимания сущности социально-политических воззрений Ф. Фукуяма использовались разработки Н. Макиавелли, Т. Гоббса, А. Токвиля, К. Маркса, М. Вебера, Л. Гумпловича, Э. Дюркгейма, О. Шпенглера, Т. Куна, К. Лоренца, К.Г. Юнга, К. Поппера, Н. Смелзера, Х. Ортега-и-Гассет, Д. Белла, П.Бурдье, Ф.Г. Гиддингса, А. Тойнби, Р. Баллами, С. Эйзенштата, Д. Кельнера, Б. Льюиса, Дж. Батлер, У. Липпмана, Г. Альмонда и С. Вербы, С. Липсета, У. Растоу, Э. Валерстайна, Дж. Ная, Э. Тоффлера, Г. Фишера, Л. Харца, С. Хантингтона, Д. Сороса, Н.Я. Данилевского, Л.Н. Гумилева, П. Сорокина, Л.С. Выготского, Б.В. Михайлова.

Содержащийся в трудах Д.П. Гавра, В.Л. Иноземцева большой фактический материал позволяет увидеть общий политический фон и условия, в которых происходили социальные и политические трансформации в современном обществе. Многие аспекты трансформаций в постиндустриальном обществе раскрываются в монографии Д. Белла. Весьма ценным пособием для написания диссертации стали идеи П. Бурдье, описывающие структурные социально-политические изменения постсовременного общества и сравнение его идей с воззрениями Ф. Фукуямы.

Среди российских исследователей, посвященных изучению социально-политических аспектов воззрений Ф. Фукуямы следует назвать работы востоковедов Л. Медведко и Р.Г. Ланда, критикующих идеи Фукуямы в контексте реалий и политических процессов Ближнего и Среднего Востока; С.А. Золотухина О.М. Литвишко и В.С. Малахова, предлагающих описание мульткультурных процессов в странах Запада; А. Назаретяна, А. Неклесса, А.П. Цыганкова, А.Б. Бушева, рассуждающих о достоинствах и недостатках социально-политических идей, И. Николаева, А.Ю. Цофнас, И. Яковенко, описывающих недостатки концепта «конца истории» в контексте взаимодействия политик и культуры; известного геополитика А.Г. Дугина и международника А.С. Панарина, критикующих идеи Фукуямы. Использование указанных трудов позволило освоить широкую эмпирическую базу исследования, состоящую из источников, публикаций в средствах массовой информации и материалов сети Интернет.

Социально-политическая проблематика «конца истории»

Наряду с исчезновением двухполюсной системы международных отношений в конце прошлого столетия, появились новые или обострились старые региональные конфликты. В связи с этим в своих работах «Конец истории?» и «Конец истории и последний человек» Фукуяма полагал, что в результате идеологической победы идей, по выражению К. Поппера и Дж. Сорроса, западного открытого общества, дальнейшее развитие человечества пройдет в этом русле.

В дальнейшем основные проблемы данного общества, среди которых применение биотехнологий, сексуальности, преступности, свободы, власти, морали и интеллекта, весьма тщательно, в стиле, напоминающем пародию на антиутопии Дж. Оруэлла и О. Хаксли, проанализированы в работе Фукуяма «Наше постчеловеческое будущее» . Поверхностный, местами даже дилетантский анализ Ф. Фукуямы проблем взаимосвязи генетики и сексуальности, преступности, познавательных процессов, показательно свидетельствует о том, что в обществе будущего действительно не предвидится не только нравственного, но и качественного научно-технического прогресса, поскольку «массовый человек» , если использовать выражение Х. Ортеги-и-Гассета, не склонен создавать что-либо выдающееся, наоборот, ему присуще адаптировать элитарную культуру и науку к повседневной практике. «Современный «массовый человек» не умеет мыслить, заявляет Ортега-и-Гассет. Поэтому формирование общественного мнения, - делает он вывод, - является всеобщим законом тяготения политической истории» . И если в отсутствии прогресса по причине усредненных умственных способностей индивида «постчеловеческого общества» видится Ф. Фукуяме как «конец истории» , то данная антиутопия является самой ужасающей из всех предложенных в социально-политической философии за всю историю человечества. Тем не менее, по мнению Ф. Фукуямы, победа либерализма над коммунизмом означает воплощение в мировой истории свободного рационального общества, не стремящегося к дальнейшему более совершенному и идеальному состоянию в ближайшем будущем.

В другой работе Ф. Фукуяма утверждает, что «конца истории не может быть, пока не будет конца науки» . В таком случае, если обратиться к концепции смены научных парадигм как фактора постепенных революций в научном познании Т. Куна, то можно предположить, что наше «постсовременное» общество ожидают не только научные революции, но и постепенные смены представлений и понятий о научно-техническом прогрессе и его влиянии на НТР, на развитие экономической и социальной систем человеческой цивилизации. Более того, предложенная Фукуямой модель общественного развития и развитие международных отношений может скорее привести к началу «нового средневековья» - некой современной, секуляризированной пародии на средневековую модель организации общества с множественной лояльностью индивида при отсутствии верховного суверена. Плюралистичность сознания постсовременного индивида всячески способствует развитию множественной идентичности и ориентации индивида на различные, порой противоречивые, модели политического поведения и гражданской лояльности. Так, граждане Европейского Союза могут одновременно ориентироваться на общеевропейские институты и локальные общины, игнорируя лояльность национальному государству. Тем не менее, Ф. Фукуяма продолжает утверждать о верности его прогноза «конца истории» .

Следует также отметить, что бесконфликтное «общество победившего рыночно-ориентированного либерализма» , апологетом которого является Ф. Фукуяма, отрицает марксистскую парадигму, согласно которой все существующие аспекты религиозного и идеологического противостояния, а также все проявления политической жизни общества как перманентной борьбы за власть служат противоборствующим интересам сторон, участвующих в конфликте за господство над средствами производства. В данной борьбе именно материальные условия мобилизуют частные интересы на действия и делают возможным выражение своих идей. В то время как марксистский материалистический подход к истории подчеркивает развитие продуктивных сил и связанную с ней классовую борьбу, Фукуяма самодовольно постулирует о «конце истории» как об «окончательной победе либерализма» . Однако, именно в данное высказывание в полной мере описывает процессы и трансформации, происходящие в социальной, политической и международной системе в конце XX - начале XXI вв.

В данном контексте следует отметить, что идеи Ф. Фукуямы о «конце истории» как бесконфликтном обществе имеют несколько общих точек соприкосновения с воззрениями неконсерваторов или неомарксистов. Однако Ф. Фукуяма, несмотря на свое стремление противопоставить оригинальное оправдание победы либерализма над марксизмом, фактически следует следующим доводам: по мнению Ф. Фукуямы, снижение остроты идеологического противостояния неизбежно приведёт не только к снижению конфликтогенности системы международных отношений и социально-политической практики, но и замедлению социальной динамики. Однако новые глобальные конфликты, по мнению Ф. Фукуямы, вряд ли возможны.

Таким образом, в концепте «конца истории» Ф.Фукуямы можно найти некоторый чрезмерный оптимизм, когда он в своём эссе предложил модель бесконфликтного общества и мирового порядка, тем самым самоуверенно объявив нерелевантной предпосылки теорию «социальной этологии» австрийского ученого-биолога К.Лоренца, базовым положением которой Общественный порядок, в связи с этим, следует рассматривать как базирующийся на организованном принуждении, осуществляемым государством как политическим институтом, усмиряющим эгоистичных индивидов, преследующих узкорациональные интересы. Поэтому предложенная Ф.Фукуямой модель либерально-рыночного социального устройства и международной политики невозможна. Кроме того, предоставить одним индивидам (и не дать их другим), и поэтому можно утверждать, что использование социальным и политическим, а также международным конфликтам. Либеральная идеология и рыночное общество, предложенные Ф.Фукуямой способны стать эмоциональной основой для социальной солидарности и процессов международной интеграции. Однако, как подчеркнул М.Вебер, солидарность может быть не только основой для сотрудничества, но и может способствовать развитию межгрупповых в жизнедеятельности общества, привести к соперничеству.

Более того, попытка Ф. Фукуямы установить в своей статье точные концептуальные рамки «постисторического общества» приводит к общефилософскому затруднению определения современности по отношению к историческому континууму. В данном контексте необходимо также отметить, что временная победа в конце 1980-х либерально-демократических и рыночных идей не доказали их превосходство, так как было ошибочным предположение, что все сообщества достигнут идеального политического режима, если превратятся в «общества массового потребления» .

Следует также отметить, что Ф. Фукуяма связывает развитие демократизации и либерализации с интенсификацией экономического сотрудничества стран мира. Так как, по мнению Ф. Фукуямы, «экономическое развитие, как правило, сопровождается политической либерализацией» , то дальнейшую демократизацию и либерализацию политической системы стран «третьего» и «четвертого» мира Фукуяма, парадоксальным образом, связывает с распространением новейших технологий, поскольку для использования «хай-тека» необходимо заимствование не только западных экономических институтов, системы свободного рынка, но и этики индивидуальной свободы. Таким образом, Фукуяма утверждает, что рост индивидуализма и индивидуальной свободы, необходимы для экономического успеха как отдельных личностей, так и социально-экономической системы целых стран и регионов.

По мнению Ф. Фукуяма, именно «экономическое развитие …ведет к либеральной демократии» , появлению среднего класса, который составляет основу гражданского общества и высокого уровня образования. Именно данные условия являются необходимыми «для демократического политического участия, которое при известных обстоятельствах институционализируется в демократическом правлении» . Однако следует отметить, что многие передовые технологии используются современными авторитарными и антидемократическими режимами (Сирии, КНДР, Ирана и других «стран-изгоев» ) вовсе не для продвижения идей свободы личности и демократического участия, а для создания всевозможных видов оружия массового поражения, подавления организованной политической оппозиции и установления систем слежки и сбора информации за отдельными диссидентами.

Связывая развитие демократии и либеральных идей с развитием экономических связей и технологического сотрудничества стран «глобального Севера» со странами «глобального Юга» , Ф. Фукуяма парадоксальным образом воспроизводит марксистский тезис о главенстве базиса над надстройкой (или в западной терминологии, инфраструктуры над суперструктурой) и соответственно, экономики над политикой. Таким образом, Фукуяме, как и западным марксистам, свойственно предпочтение экономического фактора над другими факторами общественно-политического развития в принятии в расчет общественных изменений. Следовательно, заявление Фукуямы о победе либерализма над марксизмом выглядит несколько поверхностно, если сам Фукуяма невольно воспроизводит, несколько в видоизмененном виде, марксистский тезис о примате экономики над политикой как фактора общественных и политических изменений. И именно против данного вида экономического детерминизма, склонного к необоснованным социальным прогнозам и проектам, граничащими с социально-политической утопией выступал К. Поппер.

Также следует отметить, что именно социокультурные факторы препятствуют возникновению капитализма, рыночной экономики, так, именно социокультурные традиции и централизованное государство препятствовало преобразованию протокапитализма в капиталистические отношения в Древнем Египте, античном мире и Средневековом Китае и только в Европе в эпоху позднего средневековья, отчасти под влиянием протестантской этики, капитализм стал основным фактором экономической жизни европейского общества. Однако абсолютизация капитализма как социально-экономического феномена европейского общества является в корне ошибочной тенденцией, ибо, если следовать логике самого Ф. Фукуямы, рационализация экономической и управленческой практики современного общества способна предложить более эффективные способы экономического производства и сотрудничества, чем капитализм.

Фукуяма о международных конфликтах будущего

В данном контексте эссе Ф. Фукуяма с выразительным названием «Конец истории» следует рассматривать как программную статью неомондиализма начала 1990-х, когда появилась необходимость сформулировать основные направления внешней политики США как глобальной державы-гегемона. Победа США над СССР обозначила наступление новой эры в истории международных отношений, для описания которой требовались оригинальные концептуальные модели. Однако, Ф. Фукуяма в статье «Конец истории» , описывая «победное шествие» либерализма по планете, еще в 1989 г. признал, что в мире существуют «не взятые» форпосты, представляющие угрозу мировому развитию по нео-либеральному сценарию: СССР, Китай, а также страны, в которых правление осуществляется на основе исламского фундаментализма, что изначально привносит в их действия на международной арене некий «антизападный » потенциал.

После опубликования эссе «Конец истории» в 1989 г. и монографии «Конец истории и последний человек» в 1992 г., сама история человеческой цивилизации продолжает своё, независимое от взглядов и воззрений социальных философов, развитие. Отвечая на вызов 11 сентября 2001 года, Ф. Фукума был вынужден подтвердить, что «мировая политика после 11 сентября резко переключает обороты» . Если в начале 1990-х гг. советская система, «последний серьезный соперник либеральной демократии» , дезинтегрировалась, а американская политическая и экономическая система именовались Ф. Фукуямой триумфаторами в борьбе с основными идеологическими противниками: с абсолютизмом, фашизмом и национал-социализмом, а также коммунизмом, то в начале XXI века ситуация на международной арене и социально-политическая ситуация в странах запада радикально изменилась. После событий 11 сентября 2001 года США разгромили «Талибан» и продолжают войну с «аль-Каедой» и другими террористическими организациями в Афганистане, вторглись на территорию Ирака и готовы к вторжению в Иран и Сирию. В арабском мире и в других странах третьего мира усиливаются антиамериканские и антизападные настроения. Более того, американские демократические институты оказались в начале нового тысячелетия неадекватными для Ирака, информационные технологии не приблизили мираж «глобальной деревни» к реальности, а традиционные национальные государства до сих пор являются основными акторами международных отношений.

Фукуяма, кроме концепции «конца истории» , также предлагает еще два возможных варианта войн будущего: война между индустриально развитыми и постиндустриальными странами, а также между странами западной и конфуцианской культуры. Однако два последние вида конфликтов не представляются осуществимыми в ближайшем будущем, так как военная мощь и геополитическое влияние США как державы-гегемона превосходит не только западноевропейские державы, но и державы Юго-Восточной Азии.

Более того, использование данной концепции в геополитических доктринах и концепциях может привести к печальным последствиям, как для самих американцев, так и для общества, против которого осуществляется интервенция под влиянием данного теоретического концепта. Ставя перед собой недостижимые цели, например, оккупацию Ирака и возможное вторжение в Иран, американская внешняя политика, в конечном итоге, бесцельно растрачивает ресурсы национального богатства. Тем самым, американские политики подтверждают, что не способны адаптировать свою внешнюю политики с целью приспособиться к изменяющемуся внутреннему или международному порядку с целью преследовать национальные интересы.

Более того, современная американская внешняя политикам опровергает тезис Фукуямы о постепенной рационализации средства и методы управления после дезинтеграции СССР, так как поддерживать разрешимость интересов власти и общества, поддерживать их балансе - это и есть, выражаясь термином У. Липманна, основная задача супердержавы. Потеря разрешимости означает потерю веса и доверия в международном сообществе, что происходит посредством ответа на неадекватные угрозы, нарушая тем самым статусу-кво системы международных отношений.

Выводы

Исследование, осуществленное в заметке, позволяет подвести анализа социально-политических взглядов Ф. Фукуямы относительно процессов, происходящих в постсовременном обществе на рубеже XX-XXI веков:

Во-первых, метод системного анализа, благодаря которому теоретические концепции сопоставлялись с развитием региональных политических процессов, позволил использование системного подхода в исследовании проблем социокультурных и социально-политических проблем на рубеже XX-XXI вв. Это позволило путем анализа социальной системы постиндустриального общества детально рассмотреть общественно-политические проблемы и конфликты и способы их урегулирования в воззрениях Ф. Фукуямы.

Во-вторых, историко-описательный метод, раскрывающий особенности реальных социальных, политических и международных процессов, позволил выявить исторические этапы социальной динамики в послевоенном западном обществе и определить основополагающие исторические моменты концептуальных тезисов Ф. Фукуямы.

В-третьих, метод сравнительно-сопоставительного анализа различных точек зрения позволил выявить наиболее уязвимые аспекты социально-политического мышления Ф. Фукуямы.

В-четвертых, диалектический метод, позволяющий соотносить эволюцию взглядов экспертов и политических деятелей с трансформациями в международных и политических процессах, позволил соизмерять эволюцию взглядов Фукуямы с изменениями объективной реальности международной жизни и внутренней политики на рубеже XX-XXI вв.

Итоги исследования могут быть синтезированы в следующих положениях:

Во-первых, в 1990-х гг. и в начале XXI века процессы международных отношений и политики были обусловлены отнюдь не «концом истории» , а стремлением США сохранить свою роль гегемона и нейтрализовать влияние РФ, государств-членов ЕС и других региональных держав на международной арене. Противоречия либеральной идеологической доктрины и современной политической практики обуславливают обоснованную критику концепта «конца истории» как среди левых политиков и исследователей, так и среди консервативных исследователей.

Во-вторых, несмотря на снижение роли современного политического либерализма в политической практике и мышлении, либеральная идеология играет важную роль в международных и внутриполитических процессах. Однако экономический и политический либерализм не является единственной актуальной политической идеологией и практикой, которая обеспечивает безопасность и социальную поддержку правительства государств на международной арене и во внутриполитических процессах. Так, укрепляются неотрадиционалистские и неофундаменталистские воззрения и идеологии, не дезинтегрируется социалистическое и коммунистическое движение в европейских странах и на латиноамериканском континенте. Таким образом, как недостатки политического и экономического либерализма, так и появление новых идеологий, а также «возрождение этноса» не только в странах «третьего» и «четвертого» мира препятствуют установлению глобального общества с ценностями экономического либерализма и универсальных прав человека. Противоречия концепта Ф. Фукуямы были очевидны во время событий 11 сентября 2001 года и во время непрекращающегося нового крестового похода США против терроризма под знаменем неолиберальных ценностей. Поэтому превосходство экономического либерализма и универсальных ценностей отнюдь не безусловно и основано только на спекулятивных предположениях Ф. Фукуямы.

В-третьих, «упадок доверия» и других гражданских ценностей в постидустриальных странах западного мира обусловлен закономерным вхождением США и других стран в информационную эпоху развития, приближением к модели постсовременного общества, а не отрицанием американской или западной культуры как таковой (которое присуще только левым радикалам и некоторым экстремистки настроенным представителям различных этнических меньшинств). Вовлеченность США в процесс урегулирования многочисленных конфликтов в регионе Ближнего и Среднего Востока, а также Юго-Восточной Азии обуславливает необходимость преобразования политической культуры США в открытую и публичную. США, как и любая другая страна, в информационную эпоху должны принять культуру большей открытости. Также необходимо развивать сотрудничество государственных ведомств с американским бизнесом и с неправительственными организациями. Однако, пропагандистское теле- и радиовещание (проекты публичной дипломатии) не смогут коренным образом изменить негативное отношение большинства жителей региона Северной Америки и Западной Европы к государственным институтам. Следовательно, для улучшения имиджа государственных и политических институтов необходимо радикальное преобразование государственной политики и социальных инициатив и реформ в процессе урегулирования общественных конфликтов и противоречий.

В-четвертых, в результате кризиса гражданских и социальных ценностей на рубеже XX-XXI вв. были заложены политические и правовые основы для дальнейшего усиления конфликтогенности американского общества. Безуспешную попытку американских властей создать новые постиндустриальные ценности в транформирующемся обществе, когда изменяется социально-политическая структура и мобильность, является не только следствием «кризиса доверия» в американском обществе и других постиндустриальных западных странах, а также результатом неверной оценки мотивов американских граждан и ошибочной стратегии социальных реформ, игнорированием интересы социальных агентов и организаций.

Подводя общий итог сделанным в исследовании выводам, следует отметить следующее. Возможность стабильного и мирного перехода западных обществ в постиндустриальную и информационную стадию развития зависит не только от успешных внешне- и внутриполитических инициатив государственных учреждений и ведомств, но также от эффективного функционирования политических и социальных институтов, а также при условии устойчивого взаимодействия ценностей гражданского общества и социальных организаций и объединений. Тем не менее, в конечном итоге, установление социального мира и стабильного развития в западных обществах возможно за счет создания условий для социальной интеграции на основе общих социокультурных ценностей. Только таким способом возможно прекратить конфронтационные элементы социальной динамики и достичь взаимовыгодного мирного урегулирования социальных конфликтов.

Вместе с этим смотрят:
Глобализация: Фукуяма vs Хантингтон
Политическая модернизация
Либеральная демократия

Фрэнсис Фукуяма. Иллюстрация: gvsu.edu

После окончания холодной войны и крушения Советского Союза Фукуяма получил широкую мировую известность благодаря своей книге «Конец истории и последний человек», в которой он провозгласил торжество либеральной демократии во всем мире конечной точкой социокультурной эволюции человечества. Его работа была переведена на более чем 20 языков мира и вызвала широчайший резонанс в научной среде и СМИ. Теперь прежний апологет глобального либерального миропорядка наблюдает его кризис и пытается осмыслить явление на частном примере США. С точки зрения Фукуямы, причиной упадка США является не сам по себе либерализм, а конкретная политическая модель американской демократии, ставшая источником дисфункции. Признавая ограниченность подобного подхода, тем не менее, следует признать, что в аспекте исследования функционирования государственного аппарата США предложенная статья Фукуяма содержит любопытные наблюдения. В целом, можно признать, что методология, предложенная им, может быть применена гораздо шире, не только к кризису любой демократической модели, но и авторитарной. Далее мы даем краткий пересказ весьма пространной статьи Фрэнсиса Фукуямы.

Специалисты государственного управления фиксируют стабильное ухудшение общего качества американского правительства в течение работы более, чем одного поколения. Ряд исследований деятельности федеральных служб рисует удручающую картину. Федеральные служащие, по всей видимости, более мотивированы компенсациями, чем выполнением миссий, которые не могут конкурировать по вознаграждению с бизнесом и некоммерческими организациями. Они недовольны и своим вознаграждением за работу, которая сделана хорошо, и отсутствием последствий за выполнение работы, которая сделана плохо. Сами бюрократические ведомства США работают на основе многочисленных и часто противоречащих друг другу мандатов Конгресса и судов. Благодаря этому они стоят американским налогоплательщикам значительную сумму денег, в то время как их достижения весьма сомнительны. Внутренняя система принятия решений бюрократических ведомств часто блокируется, а высокая степень морального духа персонала и сплоченности, отмечаемые в прошлом, утеряны. Бюрократическая автономия в США за рамками рутинного вмешательства Конгресса - это не плохо, а скорее хорошо, поскольку лучше обеспечивает профессионализм государственных служащих. Общий кризис управления в США Фукуяма рассматривает на конкретном примере истории одного федерального ведомства - Лесного ведомства США.

Политолог Сэмюэл Хантингтон использовал термин «политический распад» для объяснения политической нестабильности во многих новых независимых государствах после Второй мировой войны. Хантингтон утверждал, что социально-экономическая модернизация создает проблемы для «традиционных политических заказов», что приводит к мобилизации новых социальных групп, участие которых не может быть «размещено» в существующих политических институтах. Таким образом, политический распад вызывается неспособностью учреждений адаптироваться к изменяющимся обстоятельствам. Упадок во многом является условием политического развития: старое приходится ломать для того, чтобы открывать дорогу новому. Но переходы могут быть чрезвычайно хаотичными и жесткими, и не существует гарантий, что старые политические институты будут постоянно и мирно адаптироваться к модели новых условий. Подобное положение является хорошей отправной точкой для более широкого понимания явления политического упадка США.

Сама стабильность институтов является также источником политического упадка. Учреждения создаются для удовлетворения потребностей конкретных обстоятельств, но, когда обстоятельства меняются - учреждения не в состоянии адаптироваться. Одна из причин этого имеет когнитивную природу: люди развивают умственные модели устройства мира, и, как правило, придерживаются их даже перед лицом противоречащих им доказательств. Другая причина заключается в групповом интересе: институты создают благоприятствование «классу инсайдеров», которые оформляют статус-кво и противостоят давлению в пользу реформ.

Политический упадок, таким образом, происходит, когда учреждения не в состоянии адаптироваться к меняющимся внешним обстоятельствам либо из-за интеллектуальной негибкости, либо из-за власти нынешних элит, заинтересованных в защите своих позиций. Упадок может сокрушить любой тип политической системы: авторитарной или демократической. И в то время, как демократические политические системы теоретически имеют самокорректирующиеся механизмы, которые позволяют им реформироваться, они также открывают возможности по легитимизации деятельности мощных групп интересов, которые могут блокировать необходимые изменения. Это именно то, что происходит в Соединенных Штатах в последние десятилетия. Наблюдается, как многие из их политических институтов становятся все более дисфункциональными, и нет никакой гарантии, что ситуация изменится без значительного потрясения для политического порядка.

Макс Вебер утверждал о наличии различия между политикой и администрированием. Политика была сферой достижения конечных целей при условии соблюдения демократического оспаривания, а администрирование было сферой реализации, которая может быть изучена эмпирически и подвергнута научному анализу. В США реформа государственной службы, осуществленная в конце ХIХ века, исходила из подобной установки на основе предложений таких ученых и политических деятелей, как Фрэнсис Либер , Вудро Вильсон и Фрэнк Гуднау . Они полагали, что достижения тогдашнего естествознания вполне применимы для решения общественных проблем. Убеждение, что государственное управление может превратиться в науку, теперь представляется наивным.

Далее Фукуяма доказывает, что одним из источников упадка США является конкретная демократическая модель, принятая в основу функционирования американской государственности и не отвечающая требованиям современности.

В США действует закрепленная конституцией США модель демократии по Мэдисону.(1) По замыслу эта модель демократии должна была смягчать проблему «инсайдерского захвата» и предотвращать появление доминирующей фракции или элиты, которая сможет воспользоваться своей политической властью для установления тирании. Для этого власть распределяется среди конкурирующих ветвей власти, и этим создаются возможности для конкуренции между различными интересами в большой и разнообразной стране. Но демократия по Мэдисону часто не работает так, как это представляется в идеале. Элитные инсайдеры, как правило, имеют более высокий доступ к власти и информации, которую они используют для защиты своих интересов. А обычные избиратели не имеют ничего против коррумпированного политика, если в дело прямо не замешаны украденные деньги.

Когнитивная негибкость или предубеждения также сдерживают социальные группы от мобилизации в своих собственных интересах. Например, в Соединенных Штатах многие избиратели из рабочего класса поддерживают кандидатов, которые обещают снизить налоги на богатых, несмотря на то, что подобные сокращения налогов лишают их самих важных правительственных служб.

Различные группы, лоббирующие интересы производителей, сосредоточены на ценах на их продукцию, в отличие от обычных потребителей или налогоплательщиков, которые «рассредоточены», а цены на эти товары составляют лишь малую часть их бюджетов.

Либеральная демократия практически повсеместно связана с рыночной экономикой, которая имеет тенденцию производить победителей и проигравших и усиливать то, что Джеймс Мэдисон называл «разные и неравные способности приобретения собственности». Этот тип экономического неравенства сам по себе не плох, поскольку он стимулирует инновации и рост и происходит в условиях равного доступа к экономической системе. Однако это становится весьма проблематичным, когда экономические победители стремятся превратить свои богатства в неравное политическое влияние. Они могут сделать это путем подкупа законодателя или бюрократа, то есть на основе передачи благ, или, что более разрушительно, путем изменения институциональных правил в пользу себя - например, путем закрытия конкуренции на рынках, где они уже доминируют, т. е. из-за наклона игрового поля все более круто в своих интересах.

Современные либеральные демократии имеют три ветви власти - исполнительную, судебную и законодательную, соответствующие трем основным категориям политических институтов: государству, верховенству закона и демократии. Исполнительная власть является отраслью, которая использует силу для обеспечения соблюдения правил и осуществления политики. Судебная и законодательная власти ограничивают исполнительную власть и направляют ее в общественных интересах. В основе институционных приоритетов в Соединенных Штатах, с их давней традицией недоверия к государственной власти, всегда подчеркивался приоритет институтов принуждения - судебной и законодательной власти над государством.

Американскую политику в XIX веке можно было охарактеризовать как «состояние судов и партий», когда правительственные функции, которые в Европе выполняла бы одна из исполнительных ветвей бюрократии, в США вместо этого исполняли судьи и избранные представители. До принятия закона Пендлтона в 1883 году государственные учреждения Соединенных Штатах заполнялись служащими на основании выдвижения их на основе покровительства политическими партиями. Создание современной централизованной основанной на заслугах бюрократии, способной осуществлять юрисдикцию на всей территории страны, началось только в 1880-е годы, и число профессиональных государственных служащих медленно увеличилось спустя полвека в эпоху Нового курса. Эти изменения прошли гораздо позже и более нерешительно, чем в таких странах, как Франция и Германия. «Большое правительство» в США особенно разрослось после выборов президента Рональда Рейгана в 1980-е годы. Но, видимо, необратимое увеличение объема правительства в ХХ веке маскирует большой спад в его качестве. Это в значительной степени связано с тем, что Соединенные Штаты вернулись определенным образом к прежнему «состоянию судов и партий», то есть к системе, в которой суды и законодательная власть узурпировали многие из собственных функций исполнительной власти, что делает действия правительства, в целом, непоследовательными и неэффективными.

Виноваты суды, действующие в британской традиции прецедентного права. История американских судов демонстрирует постоянное наращивание судебного компонента в решениях, которые в других развитых демократиях обрабатываются административной бюрократией. Это ведет к росту дорогостоящих судебных разбирательств, медлительности принятия решений и в высшей степени к несовместимости с исполнением законов. Сегодня в Соединенных Штатах суды вместо того, чтобы контролировать правительство, стали альтернативными инструментами для расширения правительственного управления. Параллельно исполнительная власть была узурпирована Конгрессом. Группы интересов, утратив способность непосредственно через взяточничество коррумпировать законодателей, нашли другие способы захвата их и контроля над ними. Эти группы интересов оказывают влияние непропорциональное их месту в обществе. Они искажают налоги и расходы, а также повышают общий уровень дефицита и способность манипулировать бюджетом в свою пользу. Они также подрывают качество государственного управления посредством многочисленных мандатов, выдаваемых Конгрессом. Оба явления - и постоянное наращивание судебного компонента в решениях, и распространение влияния групп интересов, как правило, подрывают доверие к правительству. Недоверие к правительству затем увековечивается и питает само себя. Недоверие к исполнительным органам ведет к требованию частых юридических проверок администрации, что снижает качество и эффективность управления. В то же время спрос на государственные услуги побуждает Конгресс вводить все новые мандаты на исполнительную власть. Оба процесса ведут к уменьшению бюрократической автономии, которая, в свою очередь, приводит к жесткому, нетворческому и некогерентному результату правления. Кризис демократического представительства выражается в том, что простые граждане не чувствуют, что их якобы демократическое правительство действительно отражает их интересы, а не находится под контролем различных теневых элит. Как это ни парадоксально, особенность этого явления заключается в том, что кризис представительства произошел в значительной степени из-за реформ, призванных сделать систему более демократичной. В итоге в наши дни существует переизбыток закона и слишком много демократии по отношению к американской государственной возможности.

Отправной точкой развития негативных процессов стало движение за гражданские права в 1950-х годах, когда фундаментальные решения генерировались судами. Модель использования судов для обеспечения соблюдения новых социальных правил затем использовали многие другие общественные движения - от охраны окружающей среды и безопасности потребителей, до прав женщин и однополых браков. Во второй половине ХХ века все европейские страны прошли через подобные изменения в правовом статусе расовых и этнических меньшинств, женщин и гомосексуалистов. Но во Франции, Германии и Великобритании такой же результат был достигнут не с помощью судов, а через министерство национального правосудия, действующего от имени парламентского большинства. Законодательные изменения правил были вызваны давлением общественности и средств массовой информации, но осуществлялись самим правительством, а не частными лицами, действующими совместно с системой правосудия.

В таких странах, как Франция и Германия, закон был на первом месте, затем - современное государство, и только потом - демократия. В Соединенных Штатах, напротив, на первом месте стояла очень глубокая традиция английского общего права, затем демократия и лишь потом развитие современного государства. Американское государство всегда оставалось слабее и менее способным, чем его европейские или азиатские коллеги. Что более важно - американская политическая культура с момента основания была построена вокруг недоверия к исполнительной власти.

Роль юристов в США резко расширилась в бурные годы социальных изменений в 1960-х и 1970-х годах. В сумме с Конгрессом в итоге США получили огромное расширение регулирующих функций государства.

Эту система громоздка не только уровнем регулирования себа, а в высшей степени «законническим» способом, как это осуществляется. Конгресс насоздавал кучу новых федеральных агентств, но не делегировал этим органам возможность отступления от правил - того, чем пользуются европейские или японские государственные учреждения. Конгресс намеренно поощряет судебный процесс за счет расширения круга возможных истцов. Если в конце 1960-х годов в год было примерно сто судов по проблемам государственного управления, то в 1980-е годы - 10 тыс, и более 22 тыс в конце 1990-х годов. Часто подобные конфликты в Швеции или Японии решались путем тихой консультации, тогда как в США заинтересованные стороны в бюрократии боролись через формальный судебный процесс. Государственное управление из-за этого все чаще стало сталкиваться с неопределенностью, процедурной сложностью, избыточностью, отсутствием завершенности, высокими операционными издержками. Система сделалась гораздо менее предсказуемой. С точки зрения качества государственной политики система ведет к большим затратам без гарантии результата. Американские консерваторы часто не понимают, что заложенное в основу недоверие к правительству делает американскую систему гораздо менее эффективной по части судебного регулирования, чем-то, что выбрали в демократических государствах с сильной исполнительной властью.

Виноваты группы интересов. Другая примечательная особенность политической системы США - это ее открытость к влиянию групп интересов. Такие группы могут осуществлять свое влияние, действуя на правительство через суд или же просто напрямую. Торговля политическим влиянием за деньги в современных США идет через заднюю дверь в форме, которая является совершенно законной и трудно искореняемой. Уголовная ответственность за взяточничество узко определена в законе США, как конкретная сделка, в которой политик и частная сторона явно договорились по принципу «ты - мне, я -тебе». Законом не покрывается то, что социологи называют «взаимным альтруизмом», или то, что антрополог может маркировать, как обмен подарками. В отношениях альтруизма один человек дает выгоду другому без явного ожидания, что он будет вознагражден ответной услугой. Обмен означает скорее моральное обязательство возвратить пользу каким-то образом в дальнейшем. Именно на основе такого рода сделки и основано лоббирование промышленности США. Современные государства создают строгие правила и стимулы для преодоления тенденции к благоприятствованию семье и друзьям, в том числе, включая такие практики, как экзамены на гражданские службы, квалификации заслуг, конфликты интересов. Против взяток действуют антикоррупционные законы. Но сила природной общительности настолько сильна, что она находит способ проникнуть в систему. Правила блокировки кумовства все еще достаточно сильны в США, чтобы не допустить явного фаворитизма и стать общей чертой в современной политике США, хотя интересно отметить, насколько сильно стремление создавать политические династии, вроде братьев Кеннеди, семейств Бушей и семейства Клинтонов.

Взаимный альтруизм свирепствует в Вашингтоне и является основным каналом, по которому заинтересованные группы преуспели в разлагающем влиянии на правительство. Заинтересованные группы способны влиять на членов Конгресса легально, просто сделав пожертвование без определенного ожидания возвращения милостей. Часто законодатель сам инициирует обмен подарками в пользу заинтересованной группы в надежде на то, что он получит какую-то выгоду после ухода с государственной службы. Взрыв лоббирования в Вашингтоне и рост групп интересов представляет удивительное зрелище в последние десятилетия. Например, в 1971 году в Вашингтоне действовало 175 зарегистрированных лоббистских фирм. Десятилетие спустя - примерно 2500. В 2009 году - 13 700.

Зачастую влияние групп интересов и лоббистов не стимулирует новую политику, но делает действующее законодательство гораздо хуже, чем оно могло бы быть. Законодательный процесс в Соединенных Штатах всегда был гораздо более фрагментирован, чем в странах с парламентскими системами и дисциплинированных партиями. Сумбур комитетов Конгресса с перекрытием взаимных юрисдикций часто приводит к нескольким и противоречащим друг другу мандатам. Этот децентрализованный законодательный процесс производит непоследовательные законы и практически приглашает участие групп интересов, которые, если и недостаточно сильны, чтобы сформировать общее законодательство, но могут, по крайней мере, защитить свои специфические интересы. Простые американцы выражают всеобщее презрение к влиянию групп интересов и денег на Конгресс. Опросы общественного мнения показывают, что доверие к Конгрессу упало до беспрецедентно низкого уровня, чуть выше однозначных цифр.

В современных Соединенных Штатах элиты говорят на языке свободы, но совершенно счастливы довольствоваться привилегиями. Экономист Олсон в своей работе заметил, что во времена мира и стабильности демократии имеют тенденцию к накоплению все большего числа групп интересов. Вместо того, чтобы создавать богатства экономической деятельностью, эти группы используют политическую систему для извлечения выгоды или ренты для себя. Эти ренты коллективно непродуктивны и дорогостоящи для общества в целом. Но широкая общественность была связана проблемой дефицита коллективных действий. В итоге негативные явления могут быть остановлены только большим шоком, таким как войны или революция.

По Мэдисону , какофония групп интересов коллективно будет взаимодействовать, чтобы производить общественный интерес так, как конкуренция на свободном рынке обеспечивает общественное благо через отдельных людей, действующих на основе их узких эгоистических интересов. Лови назвал это явление «группой интересов либерализма». Но не все группы одинаково способны к организации коллективных действий. Группы интересов, которые борются за внимание Конгресса США, представляют не весь американский народ, но наиболее организованные и (что часто сводится к тому же) наиболее богатые части американского общества. Это, как правило, работает против интересов неорганизованных, которые часто бедны, плохо образованы или иным образом маргинальны.

Политолог Моррис Фиорина представил существенные доказательства того, что американский «политический класс» является гораздо более поляризованным, чем сам американский народ. Политика определяется хорошо организованными активистами, будь то в партии и Конгрессе, средствах массовой информации или лоббистских группах интересов. Сумма действий этих групп активистов не дает компромиссную позицию, а приводит к поляризации и тупику в политике.

Блокирование решений. Фукуяма называет это явление подъемом «ветократии». Конституция США защищает свободу личности через сложную систему сдержек и противовесов, которые были специально разработаны основателями, чтобы ограничить власть государства. На практике в конституционной системе США полномочия не столько функционально разделены, сколько дублируется во всех отраслях, что приводит к периодическим узурпациям одной отрасли другой и конфликтам. Федерализм часто не делегирует определенные полномочия на соответствующий уровень управления, а, скорее, дублирует их на нескольких уровнях. При такой системе избыточной и не иерархической власти различные части правительства легко могут блокировать друг друга. В сочетании с общим расширением полномочий судов в политике и широким влиянием групп интересов, результатом становится несбалансированная форма правления, которая подрывает перспективы необходимых коллективных действий.

Эффективность консенсусного принятия решений быстро ухудшается, поскольку группы становятся большими и более разнообразными, и поэтому для большинства групп решения принимаются не на основе консенсуса, но с согласия некоторого подмножества населения. Чем меньше процент группы, необходимой для принятия решения, тем более легко и эффективно это можно сделать.

Политическая система США имеет гораздо больше сдержек и противовесов, или то, что политологи называют точек «вето», чем у других современных демократий. Это повышает издержки коллективных действий, а в некоторых случаях делает их невозможными вообще. В более ранние периоды истории США, когда одна или другая стороны были доминирующими, эта система служила средством умерить волю большинства и заставить его уделять больше внимания меньшинству.

В сравнении с американской системой Мэдисона, более равномерно сбалансированной и высоко конкурентной партийной системой представляется британская система демократии. Т. н. Вестминстерская система, которая развивалась в Англии в годы после Славной революции 1688 года, является одной из наиболее исполнительных в демократическом мире, так как в чистом виде она имеет очень мало точек вето. Традиция свободных СМИ в Соединенном Королевстве является еще одним важным неформальным средством контроля за исполнительной властью. В Вестминстерской системе имеется только одна всесильная законодательная палата. В Вестминстерской системе нет отдельного поста президента, нет сильной верхней палаты, нет писаной конституции, а поэтому нет судебного пересмотра, нет федерализма или передачи государственных полномочий населенным пунктам. В Великобритании мажоритарная избирательная система наряду с сильной партийной дисциплиной имеет тенденцию производить двухпартийную систему и сильное парламентское большинство. Прекращение прений у законодателей требует простого большинства членов парламента. Парламентское большинство выбирает правительство с сильной исполнительной властью, и, когда оно принимает законодательное решение, решение это вообще не может быть оспорено в судах. Именно поэтому британская система часто описывается как «демократическая диктатура». Но при концентрации полномочий Вестминстерская система, тем не менее, остается принципиально демократической, потому что, если избирателям не нравится правительство, они могут переизбрать его. Вотумом недоверия они могут сделать это немедленно, не дожидаясь конца срока. Это означает, что правительство более чувствительно к восприятию общей пользы, чем к потребностям конкретных групп интересов или системы лоббирования.

Различие систем Вестминстерской и Мэдисона очевидно, когда сравнивается достаточно простое процедурно принятие бюджета в Великобритании и долгое и мучительно трудное в США. Однако классической Вестминстерской системы больше не существует нигде в мире, в том числе в самой Великобритании, так как эта страна постепенно приняла систему сдержек и противовесов. Тем не менее, Соединенное Королевство по-прежнему имеет меньше точек вето, чем Соединенные Штаты. Германия, Нидерланды и скандинавские страны, в частности, были в состоянии поддерживать более высокий уровень доверия к правительству, что делает государственное управление менее состязательным, более согласованным и лучше адаптированным к изменяющимся условиям глобализации. Картина выглядит иначе для ЕС в целом. В последние десятилетия наблюдается значительное увеличение числа и изощренность лоббистских групп в Европе. Со сдвигом управления от национальных столиц в Брюссель европейская система в целом начинает напоминать то, что существует в Соединенных Штатах. Отдельные парламентские системы в Европе могут позволить себе меньшее количество точек вето, чем системы сдержек и противовесов США, но с добавлением большого европейского уровня в нее добавляется намного больше точек с правом вето. Рост ЕС также американизирует Европу относительно роли судебных органов. Новая структура европейской юриспруденции с ее многочисленными и перекрывающимися уровнями увеличила, а не уменьшила количество судебных вето в системе.

Решение современных общественных проблем требует здоровой хорошо функционирующей политической системы, которой у Соединенных Штатов в настоящее время нет. Некоторые страны Латинской Америки, скопировавшие президентскую систему в США в ХIХ веке, имеют схожие проблемы с затором принятия решений и политизированной администрацией.

Конгресс США ревностно охраняет свое право издавать законы. Несколько комитетов Конгресса зачастую производят повторение и дублирование или создается несколько агентств с аналогичными целями. Пентагон, например, работает под контролем 500 мандатов, за которые он обязан ежегодно отчитываться перед Конгрессом. Конгресс создал около 50 отдельных программ для переподготовки работников и 82 отдельных проекта по совершенствованию квалификации учителей. Финансовый сектор в США разделен между Федеральной резервной системой, Министерством финансов, Комиссией по ценным бумагам и биржам, Федеральной корпорацией страхования депозитов, Администрацией национального кредитного союза, Комиссией по торговле товарными фьючерсами, Федеральным агентством по финансированию жилья, а также множеством государственных генеральных прокуроров, которые решили взять на себя контроль за банковским сектором. Как ни странно, опросы общественного мнения показывают высокую степень доверия общества именно к тем учреждениям, таким, например, как НАСА, которые наименее подлежат немедленному демократическому надзору. Политическая система США представляет собой сложную картину, в которой система сдержек чрезмерно сдерживает процесс принятия решений.

Процесс и следствия политического распада. В условиях острой политической поляризации децентрализованная система США все меньше и меньше способна представлять интересы мажоритарных групп и дает чрезмерный перевес заинтересованным группам и активистам организаций, которые в своей совокупности не складываются в суверенный американский народ. Это не первый случай, когда политическая система США была поляризована и нерешительна. В середине ХIХ века она не могла решить вопрос о расширении рабства на новые территории, а в последние десятилетия ХIХ века не могла определить, что является приоритетом политики - аграрное или промышленное общества. Система Мэдисона сдержек и противовесов и партий с их клиентелой, управляющих политической системой, была достаточна для управления изолированной и в основном аграрной страной в ХIХ веке, но не теперь - глобализованной мировой державой.

Сегодня еще раз Соединенные Штаты попали в ловушку своих собственных политические институтов. Поскольку американцы не доверяют власти, они, как правило, не желают делегировать ей полномочия принимать решения, как это происходит в других демократических странах. Вместо этого, Конгресс предписывает сложные правила, которые уменьшают автономию правительства и ведут к медленному и дорогостоящему процессу принятия решений.

Правительство в заданных условиях не действует хорошо, что подтверждает отсутствие доверия к нему со стороны народа. Последний в этих условиях не хочет платить более высокие налоги, которые, как народ считает, власти впустую растратят. Но без соответствующих ресурсов правительство не может функционировать должным образом.

Два препятствия стоят на пути обращения вспять тенденции к распаду. Первое из них является вопросом политики. Многие политические деятели в Соединенных Штатах признают, что система не работает хорошо, но тем не менее, они имеют сильные интересы в сохранении текущего положения. Ни одна политическая партия не имеет стимула к отсечению себя от доступа к деньгам групп интересов, а группам интересов не нужна система, в которой деньги не будут покупать влияние.

Подобно тому, как это произошло в 1880-е годы, в США должна появиться коалиция реформ, объединяющая группы без доли участия их в нынешней системе. Но достижение коллективных действий среди таких групп очень трудно. Они нуждаются в руководстве и четкой программе. Ни того ни другого в настоящее время не наблюдается.

Вторая проблема кроется в мире идей. Традиционное американское решение восприятия правительственной дисфункции - попытаться расширить демократическое участие и прозрачность. Но большинство граждан не имеют ни времени, ни желания решать сложные вопросы государственной политики. Поэтому расширение участия просто проложит путь для хорошо организованных групп активистов, чтобы получить больше власти. Очевидное решение этой проблемы - было бы отказаться от некоторых из потенциальных демократизирующих реформ, но никто не решается представить, что страна нуждается в меньшем участии и прозрачности.

В результате развитие политической болезни страны и маловероятная перспектива конструктивных и постепенных реформ продлят процесс распада американской политической системы, который, вероятно, продолжится до тех пор, пока какой-нибудь внешний удар не вызовет в свет настоящую коалицию реформ и активизирует ее к действию.

(1) Джеймс Мэдисон (1751-1836) - американский государственный деятель, четвертый президент США, один из ключевых авторов Конституции США и Билля о правах.

Френсис Фукуяма - видный американский политолог, футуролог и социолог японского происхождения. Родился 27 октября 1952 года в Чикаго. Получил степень бакалавра в Корнеллском университете, защитил диссертацию по внешней политике СССР и ближневосточной политике в Гарварде.

С 1979 года по настоящее время является членом Департамента политических наук копорации RAND в Вашингтоне (округ Колумбия).

В 1981–1982 и 1989 годах работал в Штабе планирования политики при государственном департаменте США, сначала как специалист по вопросам ближневосточной политики, а затем в качестве заместителя директора по европейским военно-политическим вопросам. В 1981–1982 годах входил в состав делегации США на египетско-израильских переговорах по Палестинской автономии.

Почетный доктор Connecticut College, Doane College, член наблюдательных советов следующих организаций: National Endowment for Democracy, The National Interest, и The New America Foundation, член редакционной коллегии журнала «The Journal of Democracy». Сотрудник факультета общественной политики Университета Джорджа Мейсона. Автор более 80 работ, в том числе «Конец истории и Последний человек» (1992), которая завоевала премию литературной критики журнала «Лос-Анджелес таймс», а также международную премию «Premio Capri».

Ф. Фукуяма ворвался в научную элиту, когда его статья «Конец истории?» была опубликована в журнале «The National Interest» летом 1989 года. Затем последовала одноименная книга («The End of History and the Last Man», 1992), а летом 1999-го «The National Interest» отвел чуть ли не половину номера для специальной дискуссии вокруг статьи, всколыхнувшей мир десятью годами ранее (см. «Francis Fukuyama’s Second Thoughts» - «The National Interest», Summer 1999,? 56, p. 15–44). К этому времени профессор Фукуяма был автором уже четырех книг: за «Концом истории» последовали «Trust: The Social Virtues and the Creation of Prosperity» (1995), «The End of Order» (1997) и «The Great Disruption: Human Nature and the Reconstitution of Social Order» (1998), к которым в последние годы прибавились еще две: «Our Posthuman Future: Consequences of the Biotechnology Revolution» (2002) и «State-Building. Governance and World Order in the 21st Century» (2004).

Мы приведем ключевые положения статьи Френсиса Фукуямы «Конец истории?» со своими небольшими комментариями. Напомним читателям, что данная концептуальная статья была опубликована в 1989 году.




ИЗ СТАТЬИ Ф. ФУКУЯМЫ «КОНЕЦ ИСТОРИИ?»

…Наблюдая, как разворачиваются события в последнее десятилетие или около того, трудно избавиться от ощущения, что во всемирной истории происходит нечто фундаментальное.

Триумф Запада, западной идеи очевиден прежде всего потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив.

То, чему мы, вероятно, свидетели, - не просто конец «холодной войны» или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления.




Представление о конце истории нельзя признать оригинальным. Наиболее известный его пропагандист - это Карл Маркс, полагавший, что историческое развитие, определяемое взаимодействием материальных сил, имеет целенаправленный характер и закончится, лишь достигнув коммунистической утопии, которая и разрешит все противоречия. Впрочем, эта концепция истории - как диалектического процесса с началом, серединой и концом - была позаимствована Марксом у его великого немецкого предшественника, Георга Вильгельма Фридриха Гегеля.




Макс Вебер начинает свою знаменитую книгу «Протестантская этика и дух капитализма» указанием на различия в экономической деятельности протестантов и католиков. Эти различия подытожены в пословице: «Протестанты славно вкушают, католики мирно почивают». Центральная тема работы Вебера - доказать вопреки Марксу, что материальный способ производства - не «базис», а, наоборот, «надстройка», имеющая корни в религии и культуре. И если мы хотим понять, что такое современный капитализм и мотив прибыли, следует, по Веберу, изучать имеющиеся в сфере сознания предпосылки того и другого.




Действительно ли мы подошли к концу истории? Другими словами, существуют ли еще какие-то фундаментальные «противоречия», разрешить которые современный либерализм бессилен, но которые разрешались бы в рамках некоего альтернативного политико-экономического устройства? Поскольку мы исходим из идеалистических посылок, то должны искать ответ в сфере идеологии и сознания. В уходящем столетии либерализму были брошены два главных вызова - фашизм и коммунизм.

Согласно первому, политическая слабость Запада, его материализм, моральное разложение, утеря единства суть фундаментальные противоречия либеральных обществ; разрешить их могли бы, с его точки зрения, только сильное государство и «новый человек», опирающиеся на идею национальной исключительности. Как жизнеспособная идеология, фашизм был сокрушен Второй мировой войной. Это, конечно, было весьма материальное поражение, но оно оказалось также и поражением идеи.

Гораздо более серьезным был идеологический вызов, брошенный либерализму второй великой альтернативой, коммунизмом. Маркс утверждал, на гегелевском языке, что либеральному обществу присуще фундаментальное неразрешимое противоречие: это - противоречие между трудом и капиталом. Впоследствии оно служило главным обвинением против либерализма. Разумеется, классовый вопрос успешно решен Западом. Это не означает, что в Соединенных Штатах нет богатых и бедных или что разрыв между ними в последние годы не увеличился. Однако корни экономического неравенства - не в правовой и социальной структуре нашего общества, которое остается фундаментально-эгалитарным и умеренно-перераспределительным; дело скорее в культурных и социальных характеристиках составляющих его групп, доставшихся по наследству от прошлого. Негритянская проблема в Соединенных Штатах - продукт не либерализма, но рабства, сохранявшегося еще долгое время после того, как было формально отменено.




От автора. Хотелось бы подчеркнуть следующее. Идеи Фукуямы о двух вызовах либерализму - фашизму и коммунизму - по-прежнему являются фундаментальной идеологической основой геополитики США. Достаточно прочитать официальные доклады президента США Дж. Буша (например, февральский доклад 2005 года конрессу США). Но ведь таким образом приравниваются две совершенно разные идеологии: фашизм (человеконенавистническая) и коммунизм (главный принцип - интернационализм), что является абсолютно неверным. И конечно, нельзя согласиться с тезисом Фукуямы о том, что «разумеется, классовый вопрос успешно решен Западом». Он как раз не решен, и противоречия между трудом и кпиталом усугубляются, в том числе и в США.

Но сила либеральной идеи не была бы столь впечатляющей, не затронь она величайшую и старейшую в Азии культуру - Китай. Само существование коммунистического Китая создавало альтернативный полюс идеологического притяжения и в качестве такового представляло угрозу для либерализма. Но за последние пятнадцать лет марксизм-ленинизм как экономическая система был практически полностью дискредитирован. Начиная со знаменитого Третьего пленума десятого Центрального Комитета в 1978 году китайская компартия принялась за деколлективизацию сельского хозяйства, охватившую 800 миллионов китайцев. Роль государства в сельском хозяйстве была сведена к сбору налогов, резко увеличено было производство предметов потребления с той целью, чтобы привить крестьянам вкус к общечеловеческому государству и тем самым стимулировать их труд. В результате реформы всего за пять лет производство зерна было удвоено; одновременно у Дэн Сяопина появилась солидная политическая база, позволившая распространить реформу на другие сферы экономики. А кроме того, никакой экономической статистике не отразить динамизма, инициативы и открытости, которые проявил Китай, когда началась реформа. Китай никак не назовешь сегодня либеральной демократией.

На рыночные рельсы переведено не более 20 % экономики, и, что важнее, страной продолжает заправлять сама себя назначившая коммунистическая партия, не допускающая и тени намека на возможность передачи власти в другие руки. Дэн не дал ни одного из горбачевских обещаний, касающихся демократизации политической системы, не существует и китайского эквивалента гласности. Китайское руководство проявляет гораздо больше осмотрительности в критике Мао и маоизма, чем Горбачев в отношении Брежнева и Сталина, и режим продолжает платить словесную дань марксизму-ленинизму как своему идеологическому фундаменту. Однако каждый, кто знаком с мировоззрением и поведением новой технократической элиты, правящей сегодня в Китае, знает, что марксизм и идеологический диктат уже не имеют никакой политической значимости и что впервые со времени революции буржуазное потребительство обрело в этой стране реальный смысл. Различные спады в ходе реформы, кампании против «духовного загрязнения» и нападки на политические «отклонения» следует рассматривать как тактические уловки, применяемые в процессе осуществления исключительно сложного политического перехода. Уклоняясь от решения вопроса о политической реформе и одновременно пе- реводя экономику на новую основу, Дэн сумел избежать того «порыва устоев», который сопровождает горбачевскую перестройку. И все же притягательность либеральной идеи остается очень сильной, по мере того как экономическая власть переходит в руки людей, а экономика становится более открытой для внешнего мира. В настоящий момент более 20 000 китайских студентов обучается в США и других западных странах, практически все они - дети китайской элиты. Трудно поверить, что, вернувшись домой и включившись в управление страной, они допустят, чтобы Китай оставался единственной азиатской страной, не затронутой общедемократическим процессом. Студенческие демонстрации, впервые происшедшие в декабре 1986 года в Пекине и повторившиеся недавно в связи со смертью Ху Яобана, - лишь начало того, что неизбежно превратится в ширящееся движение за изменение политической системы.




От автора. В конце 2005 года четко можно заявить, что Фукуяма не прав. Более того, можно констатировать, что его заявления по Китаю - особая форма стратегической информационно-идеологической операции, направленной на развал Китая. Можно зафиксировать, что планы ведения информационной войны против Китая, озвученные Фукуямой, полностью провалились, по крайней мере спустя 16 лет после их озвучивания.




Однако, при всей важности происходящего в Китае, именно события в Советском Союзе - «родине мирового пролетариата» - забивают последний гвоздь в крышку гроба с марксизмом-ленинизмом. В смысле официальных институтов власти не так уж много изменилось за те четыре года, что Горбачев у власти: свободный рынок и кооперативное движение составляют ничтожную часть советской экономики, продолжающей оставаться централизованно-плановой; политическая система по-прежнему в руках компартии, которая только начала демократизироваться и делиться властью с другими группами; режим продолжает утверждать, что его единственное стремление - модернизировать социализм и что его идеологической основой остается марксизм-ленинизм; наконец, Горбачеву противостоит потенциально могущественная консервативная оппозиция, способная возвратить многое на круги своя.

То, что произошло за четыре года после прихода Горбачева к власти, представляет собой революционный штурм самых фундаментальных институтов и принципов сталинизма и их замену другими, еще не либеральными в собственном смысле слова, но связанными между собой именно либерализмом. Неоднократные утверждения Горбачева, будто он стремится вернуться к первоначальному смыслу ленинизма, сами по себе - лишь вариант оруэлловской «двойной речи». Заявления Горбачева вполне можно понять: полностью развенчав сталинизм и брежневизм, обвинив их в сегодняшних трудностях, он нуждается в какой-то точке опоры, чтобы было чем обосновать законность власти КПСС. Однако тактика Горбачева не должна скрывать от нас того факта, что принципы демократизации и децентрализации, которые он провозгласил в экономической и политической сфере, крайне разрушительны для фундаментальных установок как марксизма, так и ленинизма. В настоящее время Советский Союз никак не может считаться либеральной или демократической страной; и вряд ли перестройка будет столь успешной, чтобы в каком-либо обозримом будущем к этой стране можно было применить подобную характеристику. Однако в конце истории нет никакой необходимости, чтобы либеральными были все общества; достаточно, чтобы были забыты идеологические претензии на иные, более высокие формы общежития. И в этом плане в Советском Союзе за последние два года произошли весьма существенные изменения: критика советской системы, санкционированная Горбачевым, оказалась столь глубокой и разрушительной, что шансы на возвращение к сталинизму или брежневизму весьма невелики.




От автора. Фукуяма поет оду М. Горбачеву и радуется успешному ходу стратегической информационной операции, направленной на развал СССР. Автор уже высказал свою крайне негативную оценку деятельности М. Горбачева по уничтожению нашего государства. Мне кажется, что нужен своего рода Нюрнбергский трибунал, только российский (лучше всего в Ставрополе), для выяснения всех обстоятельств и причин того, как этот бывший комбайнер смог геополитически «отбросить» Русь на 500 лет назад. 10 ноября 2005 года автор высказал идею о создании Общественного трибунала для публичного расследования антигосударственной деятельности М. Горбачева в прямом эфире радиостанции «Голос России» (программа «Содружество», для всех бывших союзных республик). Судя по звонкам слушателей и последующим откликам, эта идея получила широкую поддержку у населения бывшего СССР.

Приведем данные опроса телезрителей канала ТВЦ вечером 11 марта 2005 года. Задавался лишь один вопрос: каковы результаты перестройки Горбачева?

Демократия и гласность - 1,5 % Нищета и бесправие - 70 % Распад СССР - 28,5 %.

Именно М. Горбачев ответствен за то, что Россия оказалась отброшенной к геополитическим рубежам, созданным на юге и западе Руси Иваном Грозным в XVI веке.

Горбачев виновен в том, что за годы его правления внешний долг увеличился в 5,5 раза, а золотой запас уменьшился в 11 раз. Что, в свою очередь, привело к нищете большинства населения бывшего СССР.

Горбачев виновен в том, что агрессивный блок НАТО уже граничит сегодня с ослабленной им же Россией. Ведь именно Горбачев отказался подписывать юридическое соглашение о нерасширении блока НАТО на Восток в обмен на вывод советских войск из Восточной Европы и роспуск Организации Варшавского Договора.

В марте 1985 года Михаил Горбачев был назначен на пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Спустя 20 лет после прихода Горбачева к власти в СССР Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) предложил россиянам оценить события того времени.

В настоящее время отношение к нему скорее негативное: 45 % относятся к нему отрицательно, в их числе 19 % резко негативно; 13 % - более или менее положительно и треть респондентов (34 %) - нейтрально. Похоже, что отношение к этому политику в российском обществе стабилизировалось, во всяком случае, три года назад оно было примерно таким же, как и сейчас.

В настоящее время большинство респондентов (61 %) скорее отрицательно относятся к перестройке, начатой М. Горбачевым, 14 % - скорее положительно и 13 % перестройка не интересует.

Всероссийский опрос ВЦИОМ проведен 5–6 марта 2005 года. Опрошено 1600 человек в 100 населенных пунктах в 40 областях, краях и республиках России. Статистическая погрешность не превышает 3,4 %.

А теперь, уважаемые читатели, еще раз внимательно прочитайте слова Фукуямы: «Восстановление в Советском Союзе авторитета власти после разрушительной работы Горбачева возможно лишь на основе новой и сильной идеологии, которой, впрочем, пока не видно на горизонте». В этом с Фукуямой ни в коем случае нельзя согласиться. Идеология у Руси есть, которая всегда приводила к успеху, даже в самые тяжелые моменты нашей истории. Это идеология «Москвы - Третьего Рима», которая должна быть адаптирована к реалиям XXI века.




Допустим на мгновение, что фашизма и коммунизма не существует: остаются ли у либерализма еще какие-нибудь идеологические конкуренты? Или иначе: имеются ли в либеральном обществе какие-то неразрешимые в его рамках противоречия? Напрашиваются две возможности - религия и национализм.




Все отмечают в последнее время подъем религиозного фундаментализма в рамках христианской и мусульманской традиций. Некоторые склонны полагать, что оживление религии свидетельствует о том, что люди глубоко несчастны от безличия и духовной пустоты либеральных потребительских обществ. Однако, хотя пустота и имеется и это, конечно, идеологический дефект либерализма, из этого не следует, что нашей перспективой становится религия. Вовсе не очевидно и то, что этот дефект устраним политическими средствами. Ведь сам либерализм появился тогда, когда основанные на религии общества, не столковавшись по вопросу о благой жизни, обнаружили свою неспособность обеспечить даже минимальные условия для мира и стабильности. Теократическое государство в качестве политической альтернативы либерализму и коммунизму предлагается сегодня только исламом.

Еще одно «противоречие», потенциально неразрешимое в рамках либерализма, - это национализм и иные формы расового и этнического сознания. И действительно, значительное число конфликтов со времени битвы при Йене было вызвано национализмом. Две чудовищные мировые войны в этом столетии порождены национализмом в различных его обличьях.




человек, а должно было бы быть около 500 млн. А реальными победителями Первой мировой войн стали Великобритания и США. На Второй мировой войне США буквально «нажились» и смогли за счет войны решить свои внутренние экономические проблемы (ликвидировалали 19- миллионную безработицу и т. д.)




Что означает конец истории для сферы международных отношений? Ясно, что большая часть третьего мира будет оставаться на задворках истории и в течение многих лет служить ареной конфликта. Но мы сосредоточим сейчас внимание на более крупных и развитых странах, ответственных за большую часть мировой политики. Россия и Китай в обозримом будущем вряд ли присоединятся к развитым нациям Запада; но представьте на минуту, что марксизм-ленинизм перестает быть фактором, движущим внешнюю политику этих стран, - вариант если еще не превратившийся в реальность, однако ставший в последнее время вполне возможным. Чем тогда деидеологизированный мир в сумме своих характеристик будет отличаться от того мира, в котором мы живем?

Обычно отвечают: вряд ли между ними будут какие- либо различия. Ибо весьма распространено мнение, что идеология - лишь прикрытие для великодержавных интересов и что это служит причиной достаточно высокого уровня соперничества и конфликта между нациями. Действительно, согласно одной популярной в академическом мире теории, конфликт присущ международной системе как таковой, и чтобы понять его перспективы, следует смотреть на форму системы - например, является она биполярной или многополярной, - а не на образующие ее конкретные нации и режимы. В сущности, здесь гоббсовский взгляд на политику применен к международным отношениям: агрессия и небезопасность берутся не как продукт исторических условий, а в качестве универсальных характеристик общества.

Экспансионизм и соперничество в девятнадцатом веке основывались на не менее «идеальном» базисе; просто так уж вышло, что движущая ими идеология была не столь разработана, как доктрины двадцатого столетия. Во-первых, самые «либеральные» европейские общества были нелиберальны, поскольку верили в законность империализма, то есть в право одной нации господствовать над другими нациями, не считаясь с тем, желают ли эти нации, чтобы над ними господствовали. Оправдание империализму у каждой нации было свое: от грубой веры в то, что сила всегда права, в особенности если речь шла о неевропейцах, до признания Великого Бремени Белого Человека, и христианизирующей миссии Европы, и желания «дать» цветным культуру Рабле и Мольера. Но каким бы ни был тот или иной идеологический базис, каждая «развитая» страна верила в приемлемость господства высшей цивилизации над низшими. Это привело во второй половине столетия к территориальным захватам и в немалой степени послужило причиной мировой войны.




Наше будущее зависит, однако, от того, в какой степени советская элита усвоит идею общечеловеческого государства. Из публикаций и личных встреч я делаю однозначный вывод, что собравшаяся вокруг Горбачева либеральная советская интеллигенция пришла к пониманию идеи конца истории за удивительно короткий срок; и в немалой степени это результат контактов с европейской цивилизацией, происходивших уже в послебрежневскую эру. «Новое политическое мышление» рисует мир, в котором доминируют экономические интересы, отсутствуют идеологические основания для серьезного конфликта между нациями и в котором, следовательно, применение военной силы становится все более незаконным. Постисторическое сознание, представленное «новым мышлением», - единственно возможное будущее для Советского Союза. В Советском Союзе всегда существовало сильное течение великорусского шовинизма, получившее с приходом гласности большую свободу самовыражения. Вполне возможно, что на какое-то время произойдет возврат к традиционному марксизму-ленинизму, просто как к пункту сбора для тех, кто стремится восстановить подорванные Горбачевым «устои». В отличие от пропагандистов традиционного марксизма-ленинизма, ультранационалисты в СССР страстно верят в свое славянофильское призвание, и создается ощущение, что фашистская альтернатива здесь еще вполне жива.




От автора. Фукуяма зявляет, что «наше будущее (по мнению автора - будущее НБИ) зависит, однако, от того, в какой степени советская элита усвоит идею общечеловеческого государства». Советская и постсоветская властвующая элита до 2003 года реализовывала пожелания Фукуямы. Главную угрозу мировому господству Новой Британской империи Фукуяма как раз видит в восстановлении традиционной и успешной геополитической доктрины Руси «Москва-Третий Рим». Он очень боится этой перспективы и поэтому сразу же «наклеивает» информационные ярлыки «великорусского шовинизма» и т. д.

Исчезновение марксизма-ленинизма сначала в Китае, а затем в Советском Союзе будет означать крах его как жизнеспособной идеологии, имеющей всемирно-истори-

ческое значение. И хотя где-нибудь в Манагуа, Пхеньяне или Кембридже (штат Массачусетс) еще останутся отдельные правоверные марксисты, тот факт, что ни у одного крупного государства эта идеология не останется на вооружении, окончательно подорвет ее претензии на авангардную роль в истории. Ее гибель будет одновременно означать расширение «общего рынка» в международных отношениях и снизит вероятность серьезного межгосударственного конфликта.




Это ни в коем случае не означает, что международные конфликты вообще исчезнут. Из этого следует, что на повестке дня останутся и терроризм, и национально-освободительные войны.




Изменения, которые стали происходить в конце 80-х годов прошлого века, Фрэнсис Фукуяма назвал «чем-то фундаментальным», ведь они поставили перед наукой и политикой ряд неразрешимых проблем. Завершение холодной войны, привилегированное положение США в качестве единственной сверхдержавы спровоцировало изменение геополитической ситуации, и в результате возник вопрос о новом мировом порядке. Первым на него попытался ответить в «Конце истории», краткое содержание которой мы сегодня и рассмотрим.

Что привлекло внимание?

«Конец истории» Фрэнсиса Фукуямы наделал немало шума. Интерес к этой работе был вызван рядом определенных обстоятельств. Во-первых, публика увидела ее в 1989 году. В это время Советский Союз еще существовал, и даже абстрактно невозможно было предположить, что он когда-то развалится. Но Фукуяма писал именно об этом. Если изучить даже краткое содержание «Конца истории» Фукуямы, можно уверенно сказать, что его статья являла собой некий террористический прогноз о ближайшем и отдаленном будущем. Здесь были зафиксированы принципы и особенности нового мирового порядка.

Во-вторых, в свете последних событий работа Фукуямы стала сенсационной и привлекла внимание общественности. По своей значимости работа Фукуямы сопоставима с трактатом С. Хантингтона «Столкновение цивилизаций».

В-третьих, идеи Фукуямы объясняют ход, итоги и перспективы развития мировой истории. Здесь рассматривается развитие либерализма как единственной жизнеспособной идеологии, на базе которой возникает окончательная форма правления.

Биографические сведения

Есихиро Фрэнсис Фукуяма - американский политолог, экономист, философ и писатель японского происхождения. Он работал старшим научным сотрудником в Центре развития демократии и права в Стэндфорде. До этого он был профессором и руководил программой международного развития в Школе исследований Хопкинса. В 2012 году он стал ведущим научным сотрудником в Стэндфордском университете.

Свою известность как автор Фукуяма получил благодаря книге «Конец истории и последний человек». Она вышла в 1992 году. В этой работе писатель настаивал на том, что распространение либеральной демократии по всему миру станет свидетельством того, что человечество находится на завершающем этапе социокультурной эволюции, и она станет окончательной правительственной формой.

Прежде чем приступить к изучению краткого содержания «Конца истории» Фрэнсиса Фукуямы, стоит узнать об авторе и его работе несколько интересных фактов. Эту книгу перевели на 20 языков мира: она вызвала большой резонанс среди научного сообщества и в СМИ. После того как книга увидела мир, и выдвинутая в ней идея не раз была поставлена под сомнение, Фукуяма не отказался от своей концепции «конца истории». Некоторые его взгляды изменились значительно позже. На заре своей карьеры он ассоциировался с неоконсервативным движением, но в новом тысячелетии из-за определенных событий автор резко отстранился от этой идеи.

Первая часть

Перед тем как рассматривать краткое содержание «Конца истории» Фукуямы, стоит отметить, что книга состоит из пяти частей. В каждой из них рассматриваются отдельные идеи. В первой части Фукуяма исследует исторический пессимизм современности. Он считает, что такое положение дел является результатом мировых войн, геноцида и тоталитаризма, которые характерны для ХХ века.



Бедствия, что обрушились на человечество, подорвали веру не только в научный прогресс XXI века, но и во все представления о направленности и непрерывности истории. Фукуяма спрашивает себя о том, оправдан ли человеческий пессимизм. Он исследует кризис авторитаризма и уверенное проявление либеральной демократии. Фукуяма считал, что человечество движется к концу тысячелетия, и все существующие кризисы оставляют на мировой арене только либеральную демократию - учение о свободе личности и суверенитете государства. Все большее количество стран принимают либеральную демократию, а те, кто ее критикуют, не в состоянии предложить хоть какую-то альтернативу. Эта концепция превзошла всех политических противников и стала своеобразным гарантом кульминации истории человечества.

Главная идея «Конца истории» Ф. Фукуямы (краткое содержание дает это понять) состоит в том, что основной слабостью государств является неспособность к легитимности. Если не учитывать режим Сомосы в Никарагуа, в мире не было ни одного государства, где старый режим был бы полностью отстранен от деятельности вооруженным противостоянием или революцией. Режимы менялись благодаря добровольному решению основной части правителей старого режима передать бразды правления новому правительству. от власти обычно был спровоцирован кризисами, когда нужно было внедрять что-то новое во избежание анархии. На этом заканчивается первая часть краткого содержания «Конца истории» Фукуямы.

Вторая и третья части

Вторая и третья части книги - это самостоятельные очерки, которые дополняют друг друга. Они рассказывают об универсальной истории и событиях, свидетельствующих о логическом завершении человеческой эволюции, точкой в которой станет либеральная демократия.

Во второй части автор подчеркивает характер современных наук, сосредотачивая при этом внимание на императивах экономического развития. Даже из краткого содержания «Конца истории» Фукуямы можно сделать вывод о том, что общество, стремящееся к процветанию и защите своей независимости, должно ступить на путь инновационного развития и модернизации. Экономическое же развитие ведет к триумфу капитализма.



Фукуяма считал, что история стремится к свободе, но помимо этого жаждет признания. Люди постоянно стремятся к тому, чтобы общество признало их человеческое достоинство. Именно это стремление помогло им преодолеть животное начало, а также позволяло рисковать своими жизнями в охоте и сражениях. Хотя, с другой стороны, это стремление стало причиной разделения на рабов и рабовладельцев. Правда, эта форма правления так и не смогла удовлетворить стремление к признанию ни первых, ни вторых. Чтобы устранить противоречия, которые возникают в борьбе за признание, нужно создать государство, основанное на общем и обоюдном признании прав каждого его жителя. Именно таким видит конец истории и сильное государство Ф. Фукуяма.

Четвертая часть

В этом разделе автор сравнивает типичную жажду признания с платоновской «духовностью» и понятием «самолюбия» Руссо. Не упускает Фукуяма из виду и общечеловеческие понятия, такие как «самоуважение», «самооценка», «самоценность» и «достоинство». Привлекательность демократии связана в первую очередь с личной свободой человека и равенством. С развитием прогресса важность этого фактора все больше усиливается, ведь по мере того как люди становятся образованнее и богаче, они все больше требуют, чтобы признавали их достижения и социальный статус.

Здесь Фукуяма указывает на то, что даже в успешных авторитарных режимах прослеживается стремление к политической свободе. Жажда к признанию - это именно то потерянное звено, что соединяет либеральную экономику и политику.

Пятая часть

Последняя глава книги отвечает на вопрос о том, способна ли либеральная демократия полностью удовлетворить жажду человека к признанию и можно ли ее считать конечным пунктом человеческой истории. Фукуяма уверен, что является лучшим решением человеческой проблемы, но все же она тоже имеет свои отрицательные стороны. В частности, ряд противоречий, которые могут разрушить эту систему. К примеру, натянутые отношения между свободой и равенством не обеспечивают равного признания меньшинств и несостоятельных людей. Метод либеральной демократии подрывает религиозные и прочие долиберальные взгляды, а общество, основанное на свободе и равенстве, неспособно обеспечить арену для борьбы за превосходство.



Фукуяма уверен, что это последнее противоречие является главенствующим среди всех остальных. Автор начинает использовать понятие «последнего человека», которое заимствует у Ницше. Этот «последний человек» давно перестал во что-то верить, признавать какие-то идеи и истины, все, что его интересует - собственный комфорт. Он больше не способен испытывать живой интерес или благоговение, он просто существует. В кратком содержании «Конец истории и последний человек» основное внимание уделяется либеральной демократии. Последний человек здесь рассматривается, скорее, как побочный продукт деятельности нового режима правления.

Также автор говорит, что рано или поздно основы либеральной демократии будут нарушены из-за того, что человек не сможет подавить свое стремление к борьбе. Человек начнет сражаться ради самого сражения, проще говоря, от скуки, ведь людям сложно представить себе жизнь в мире, где не нужно бороться. В итоге Фукуяма приходит к выводу: удовлетворить потребности человека может не только либеральная демократия, а те, чьи потребности остались неудовлетворенными, способны восстановить ход истории. На этом заканчивается краткое содержание «Конца истории и последнего человека» Фрэнсиса Фукуямы.

Сущность произведения

«Конец истории и последний человек» Фрэнсиса Фукуямы - это первая книга американского политолога и философа, вышедшая в 1992 году. Но прежде чем она появилась, в 1989 году мир увидел одноименное эссе. В книге автор продолжает основные его идеи.

1. В обществе существует определенное сознание, которое благоприятствует либерализму. Сам либерализм можно считать универсальной идеологией, чьи положения абсолютны, и их невозможно изменить или улучшить.
2. Под «концом истории» автор понимает распространение западной культуры и идеологии.
3. Процесс внедрения в обществе западной культуры считается неоспоримой победой экономического либерализма.
4. Победа является предвестником политического либерализма.
5. «Конец истории» - это триумф капитализма. Об этом писал еще Энтони Гидденс, который подметил, что завершение истории - это окончание любых альтернатив, при которых капитализм свергает социализм. И это изменение международных отношений.
6. Это победа Запада, который Фукуяма рассматривает как единую целостную систему и не видит между странами существенных различий, даже в среде экономических интересов.
7. «Конец истории» делит мир на две части. Одна принадлежит истории, другая - постистории. Они обладают разными качествами, характеристиками и особенностями.



В целом это и есть основные идеи «Конца истории и последнего человека» Фрэнсиса Фукуямы.

Сильное государство

Отдельно от «конца истории» Фрэнсис Фукуяма рассматривал такое понятие, как «сильное государство». С возрастанием политических и идеологических проблем, центральной из которых стал теракт 11 сентября 2001 года, Фукуяма радикально пересматривает свою политическую позицию и становится сторонником сильного государства. Со временем миру было представлено после «Конца истории» и «Сильное государство» Ф. Фукуямы. Кратко говоря, эта книга произвела неожиданный фурор среди читателей. Автор начал ее таким тезисом:

Построение сильного государства заключается в создании новых правительственных учреждений и укреплении существующих. В этой книге я показываю, что построение сильного государства - одна из наиболее важных проблем мирового сообщества, так как слабость и разрушение государств служат источником многих особенно серьезных мировых проблем…

В конце книги он предлагает не менее эпичное высказывание:

Только государства и одни государства способны объединить и целесообразно разместить силы обеспечения порядка. Эти силы необходимы, чтобы обеспечить правление закона внутри страны и сохранить международный порядок. Те, кто выступает за «сумерки государственности» - являются ли они поборниками свободного рынка или преданы идее многосторонних переговоров - должны объяснить, что именно заменит силу суверенных национальных государств в современном мире… На самом деле, эту пропасть заполнило разношерстное собрание международных организаций, преступных синдикатов, террористических групп и так далее, которые могут обладать в определенной степени властью и легитимностью, но редко и тем и другим сразу. За неимением ясного ответа нам остается только вернуться к суверенному национальному государству и снова попытаться понять, как сделать его сильным и успешным.

Перемена взглядов

Если раньше автор выступал за либерализм, то в 2004 году он пишет, что либеральные идеологии, которые пропагандируют минимизацию и ограничения государственных функций, не соответствуют современным реалиям. Он считает порочной идею о том, что приватные рынки и негосударственные институты должны исполнять некоторые государственные функции. Фукуяма утверждает, что слабые и невежественные правительства могут стать источниками серьезных проблем в развивающихся странах.



В начале 90-х годов прошлого века Фрэнсис Фукуяма полагал, что либеральные ценности имеют универсальный характер, но с приходом нового тысячелетия у него появились сомнения на этот счет. Он даже был солидарен с идеями который говорил, что либеральные ценности родились из-за специфических условий развития стран Запада.

«Слабыми» государствами Фукуяма считает те страны, в которых нарушаются права человека, процветает коррупция, неразвиты институты традиционного общества. В такой стране нет компетентных руководителей и постоянно происходят социальные потрясения. Это часто приводит к вооруженным конфликтам и массовым миграционным процессам. Слабые государства часто поддерживают международный терроризм.

Уровни сильного государства

Взгляды Фрэнсиса Фукуямы начались с либеральной демократии, но жизнь показала, что этого недостаточно. Человечество не готово мирно сосуществовать друг с другом, и если в одних государствах стало возможным придушить животные порывы к борьбе, то в других они становятся превалирующими. И Фукуяма начинает говорить о сильном государстве, которое не будет аналогом тоталитарной или авторитарной державы.



Эта пресловутая сила рассматривается на двух уровнях:

• все граждане обеспечены социальной безопасностью, политической стабильностью и экономическим процветанием:
• страна является конкурентоспособной на международной арене, способна противостоять многочисленным вызовам глобализации.

Напоследок можно сказать, что и первая, и вторая книги дают возможность понять основания раскола Запада, причины противостояний и финансового кризиса в разных странах мира.