Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми. Происхождение социального неравенства и государства Ж-Ж

Я замечаю всякое неравенство в человеческом роде: одно, которое я назову естественным или физическим, так как оно установлено природой, состоит в различии возраста, здоровья, телесных сил и умственных или душевных качеств. Другое же может быть названо нравственным или политическим, так как оно зависит от своего рода договора и установлено или по крайней мере стало правомерным с согласия людей. Оно состоит в различных привилегиях, которыми одни пользуются к ущербу других, в том,например, что одни более бога ты, уважаемы и могущественны, чем другие, или даже заставляют их повиноваться себе.

Способность к совершенствованию, которая при содействии различных обстоятельств ведет к постепенному развитию всех остальных способностей. Она также присуща всему нашему роду, как и каждому индивидууму, тогда как животное по истечении нескольких месяцев будет тем, чем останется оно всю свою жизнь, а его вид через тысячу лет тем же, чем был в первом году этого тысячелетий.

Печально было бы, если бы пришлось признать, что эта своеобразная и почти безграничная способность является источником почти всех человеческих несчастий, что она, в союзе с временем, выводит в конце концов человека из того первобытного состояния, в котором он вел спокойную и невинную жизнь, что она способствуя в течении целого ряда веков расцвету его знаний и заблуждений, пороков и добродетелей, заставляет его сделаться тираном над самим собой и природой.

У всех народов мира умственное развитие находится в соответствии с теми потребностями, которые породила в них природа или заставили приобрести обстоятельства, и, следовательно, с теми страстями, которые побуждают их заботиться об удовлетворении этих потребностей.

Я отметил бы то обстоятельство, что северные народы опережают в общем южные в области промышленности, так как им труднее обойтись, и что, следовательно, природа, как бы стремясь установить известное равенство, наделила умы продуктивностью, которой отказала почве. Но если даже мы не станем прибегать к малонадежным свидетельствам истории, разве не ясно для всякого, что все как бы намеренно удаляет дикаря от искушения и средства выйти из того состояния, в котором он находится. Его воображение ничего ему не рисует, его сердце ничего не требует, все, что нужно для удовлетворения его скромных потребностей, у него под рукой, он нистолько далек от уровня знаний, обладать которыми необходимо, чтобы пожелать приобрести еще больше, что у него не может быть ни предусмотрительности, ни любознательности.

Не имея никакого нравственного общения между собой, не признавая за собой никаких обязанностей по отношению к себе подобным, люди не могли быть, по-видимому, в этом состоянии ни хорошими, ни дурными и не имели ни пороков, ни добродетелей, если только мы не будем, понимая эти слова в физическом смысле, называть пороками в индивидууме те качества, которые могут препятствовать его самосохранению, и добродетелями те, которые могут ему способствовать; но в таком случае наиболее добродетельным пришлось бы назвать того, кто менее других противиться внушениям природы.

После того как я доказал, что неравенство едва заметно в естественном состоянии и его влияние там почти ничтожно, мне остается показать, как возникает оно и растет в связи с последовательным развитием человеческого ума. После того как я доказал, что способность к совершенствованию, общественные добродетели и прочие духовные свойства, которыми был наделен человек в естественном состоянии, не могли развиваться сами собой, что они нуждались для этого в содействии множества внешних причин, которые могли и вовсе не возникнуть и без которых он навсегда остался бы в первобытном состоянии, мне предстоит дать обзор и выяснить значение различных случайностей, которые могли способствовать совершенствованию человеческого разума, способствую в то же время вырождению человечества, которые могли сделать человека существом злым, сделав его существом общежительным, и дойти от эпохи бесконечно далекой до той поры, когда человек и Вселенная стали такими, какими и мы их видим.

Первый кто напал на мысль, огородив участок земли, сказав: «Это мое» нашел людей, достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн и убийств, от скольких бедствий и ужасов избавил бы род человеческий тот, кто, выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы своим ближним: Не слушайте лучше этого обманщика, вы погибли, если способны забыть, что плоды земные принадлежат всем, а земля никому!.Но весьма вероятно, что дела не могли уже тогда оставаться дольше в том положении, в каком они находились. Идея собственности, зависящая от многих идей предшествующих, которые могли возникнуть лишь постепенно, не внезапно сложилась в уме человека. Нужно было далеко уйти по пути прогресса, приобрести множество технических навыков и знаний, передавать и умножать их из века в век, чтобы приблизиться к этому последнему пределу естественного состояния.

Я проношусь стрелой через длинную вереницу веков, так как время идет рассказать мне нужно о многом, а движение прогресса вначале почти что неуловимо, и чем медленнее следовали друг за другом события, тем скорее можно описать их. Первые завоевания человека открыли ему наконец возможность делать успехи более быстрые. Чем больше просвещался ум, тем больше развивалась промышленность. Люди не располагались уже на ночлег под первым попавшимся деревом и не прятались в пещерах. У них появилось нечто вроде топоров. С помощью твердых и острых камней они, рубили деревья, копали землю и строили из древесных ветвей хижины, которые научились впоследствии обмазывать глиной или грязью. Это была эпоха первого переворота. Образовывались и обособились семьи: появились зачатки собственности, а вместе с этим уже возникли, быть может, столкновения и раздоры.

Пока люди довольствовались сельскими хижинами, шили себе одежды из звериных шкур с помощью древесных колючек или рыбьих костей, украшали себе перьями или раковинами, разрисовывали себе тело в различные цвета, улучшали или делали более красивыми свои луки и стрелы, выдавливали острыми камнями немудрящие рыбачьи лодки или выделывали с помощью тех же камней грубые музыкальные инструменты, словом, пока они выполняли лишь такие работы, которые были под силу одному, и разрабатывали лишь такие искусства,которые не требовали сотрудничества многих людей, они жили свободными, здоровыми, добрыми и счастливыми, насколько могли быть таковыми по своей природы, и продолжали наслаждаться всей прелестью независимых отношений. Но с той минуты, как человек стал нуждаться в помощи другого, с той минуты, как люди заметили, что одному полезно иметь запас пищи, достаточный для двух, равенство исчезло, возникла собственность, стал неизбежен труд и обширные леса превратились в веселые нивы, которые нужно было поливать человеческим потом и на которых скоро взошли и расцвели вместе с посевами рабство и нищета.

Великий переворот этот произвело изобретение двух искусств: об работки металлов и земледелия. В глазах поэта золото и серебро, а в глазах философа железо и хлеб цивилизовали людей и погубили род человеческий. Все способности наши получили теперь полное развитие. Память и воображение напряженно работают, самолюбие всегда настороже, мышление стало деятельным, и ум почти достиг уже предела доступного ему совершенства. Все наши естественные способности исправно несут уже свою службу: положение и участь человека стали определяться не только на основании его богатства и той власти приносит пользу или вред другим, какой он располагает, но также на основании ума, красоты, силы, ловкости, заслуг или дарований, а так как только эти качества могли вызывать уважение, то нужно было иметь их или делать вид, что имеешь. Выгоднее было казаться не тем, чем был в действительности: быть и казаться это для того времени уже вещи различные, это различие вызывало появление ослепляющего высокомерия, обманчивой хитрости и пороков, составляющих их свиту. С другой стороны, из свободного и независимого, каким был человек первоначально, он превратился как бы в подвластного всей природе, особенно же ему подобным, рабом которых до некоторой степени он становится, даже становясь их господином. Если он богат, он нуждается в их услугах, если он беден, он нуждается в их помощи, и даже при среднем достатке он все равно не в состояние обойтись без них. Он должен поэтому постоянно заинтересовать их в своей судьбе, заставить их находить действительную или мнимую выгоду в том, чтобы содействовать его благополучию, а это делает его лукавым и изворотливым с одними, надменным и жестоким с другими и ставит его в необходимость обманывать тех, в ком нуждается, если он не может заставить их себя бояться и не находит выгодным у них заискивать. Ненасытное честолюбие, страсть увеличивать свое благосостояние, не столько ввиду истинных потребностей, сколько для того, чтобы стать выше других внушают всем людям низкую склонность вредить друг другу и тайную зависть, тем более опасную, что, желая вернее нанести удар, она часто прикрывается личиной благожелательности. Словом, конкуренция и соперничество, с одной стороны, а с другой стороны противоположность интересов и скрытое желание обогатиться за счет другого ближайшие последствия возникновения собственности, таковы неотлучные спутники нарождающегося неравенства.

Прежде чем изобретены были особые знаки, заменяющие всякие ценности, богатство могло состоять почти исключительно в землях и стадах скота, являвшихся единственными реальными благами, которыми могли владеть люди. Но когда поземельные владения, переходившие по наследству из рода в род настолько увеличились в размерах и числе, что покрыли собой всю землю и соприкасались между собой, то одни из них могли возрастать только за счет других. Те люди, которые остались ни при чем, благодаря тому что слабость или беспечность помешали им в свою очередь приобрести земельные участки, стали бедняками, ничего не потеряв, потому что не изменились когда все изменилось вокруг них, и принуждены были получать пропитание из рук богатых или же похищать его у них. Отсюда возникли мало-помалу, в зависимости от различий в характере тех и других, господство и рабство или насилия и грабежи. Богатые же со своей стороны, едва ознакомившись с удовольствием властвовать, стали скоро презирать всех остальных и, пользуясь прежними рабами для подчинения новых, только и помышляли, что о порабощении и угнетении своих соседей, подобно прожорливым волкам которые, раз отведав человеческого мяса, отвергают всякую другую пищу и желают пожирать только людей.

Таким образом, наиболее могущественные или наиболее бедствующие, основываясь на своей силе или на своих нуждах, стали приписывать себе своего рода право на имущество другого, равносильное в их глазах праву собственности, и за уничтожением равенства последовали жесточайшие смуты. Захваты богатых, разбои бедных, разнузданные страсти и тех и других, заглушая естественное сострадание и слабый еще голос справедливости, сделали людей скупыми, честолюбивыми и злыми. Началась бесконечная борьба между правом сильного и правом первого завладевшего, приводившая к постоянным столкновениям и убийствам. Возникающее общество стало театром ожесточеннейшей войны. Погрязший в преступлениях и пороках и впавший в отчаяние род человеческий не мог уже не вернуться назад, ни отказаться то сделанных им злосчастных приобретений; употребляя во зло свои способности, которые могли служить лучшим его украшением, он готовил себе в грядущем только стыд и позор и сам привел себя на край гибели.

Если мы проследим за прогрессом неравенства в связи с этими различными переворотами, то увидим, что возникновение законов и права собственности было начальным пунктом этого прогресса, установление магистратуры вторым, а третьим, и последним, изменение правомерной власти в основанную на произволе: так что различие между богатыми и бедными было узаконено первой эпохой, различие сильными и слабыми второй, а третьей различие между господином и рабом. Это последняя ступень неравенства, тот предел, к которому приводят все остальные, если только новые перевороты не уничтожат совершенно управления или не приблизят его к правомерному устройству.

Я попытался изложить историю происхождения и развития неравенства, возникновения политических обществ и злоупотреблений, которыми открывают они место, настолько все это может быть выведено из природы человека, при свете одного только разума и независимо то священных догм, дающих верховной власти санкцию божественного права. Из изложения этого видно, что неравенство, почти ничтожно в естественном состоянии, усиливается и растет в зависимости от развития наших способностей и успехов человеческого ума и становится наконец прочным и правомерным благодаря возникновению собственности и законов. Из него следует далее, что нравственное неравенство, узаконенное одним только положительным правом, противно праву естественному, поскольку оно не совпадает с неравенством физическим. Это различие достаточно ясно показывает, что должны мы думать о том виде неравенства, которое царит среди всех цивилизованных народов, так как естественное право, как бы мы его не определяли, очевидно, не может допустить, чтобы дитя властвовало над старцем, чтобы глупец руководил мудрецом и горсть людей утопала в роскоши, тогда как огромное большинство нуждается в самом необходимом.

Руссо Ж.Ж. О причинах неравенства // Антология мировой философии: В 4 т. М., 1970. Т. 2. С. 560-567.

В данной работе рассмотрены социальные и политико-правовые взгляды Ж..-Ж..Руссо, изложенные им в самых значительных его сочинениях - «Рассуждения о науках и искусствах», «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» (1754), «Об общественном договоре, или Принципы политического права» (1762), «О политической экономии» (1755), «Суждение о вечном мире» (1782).

Введение…………………………………………………………………….
1. Ж.-Ж. Руссо о свободе и неравенстве…………………………………
2. Естественное состояние и общественный договор……………….
3. Жан-Жак Руссо о законодательной и исполнительной власти…….
Заключение………………………………………………………………….
Источники………………………………………………………………….
Список литературы……………………………………………………

Файлы: 1 файл

Введение………………………………………………………… ………….

1. Ж.-Ж. Руссо о свободе и неравенстве…………………………………

1. Естественное состояние и общественный договор……………….

1. Жан-Жак Руссо о законодательной и исполнительной власти…….

Заключение…………………………………………………… …………….

Источники……………………………………………………… ………….

Список литературы……………………………………………………

Введение.

Среди выдающихся мыслителей кануна французской буржуазной революции 1789-1794 годов особое место занимает Жан-Жак Руссо. Просветитель и романтик, индивидуалист и коллективист, Руссо стал объектом многих исследований и различных интерпретаций. Являясь выдающимся представителем французского Просвещения XVIII века, он внушает уважение или вызывает восхищение по прямо противоположным причинам. Для некоторых он является теоретиком сентиментализма – нового и прогрессивного для того времени течения в литературе; для других он – защитник полного слияния индивида с общественной жизнью, противник разрыва между личными и коллективными интересами; кто-то считает его либералом, а кто-то теоретиком социализма; некоторые принимают его за просветителя, но для кого-то он – антипросветитель. Но для всех – первый крупный теоретик современной педагогики.

Французский философ, моралист и политический мыслитель, фигура богато одаренная и полная противоречий, Ж.-Ж.Руссо выражал стремление к обновлению общества, и, одновременно, консервативные настроения, желание и вместе с тем боязнь радикальной революции, ностальгию по примитивной жизни – и страх перед варварством [с.326, 1].

Социально-экономические и демократические идеи Руссо получали восторженную оценку во многих странах, где развивалась борьба против средневековья, феодального порабощения, абсолютных монархий.

Литературная деятельность Руссо была весьма плодотворна. Он написал ряд сочинений по философии, социологии, педагогике, а также художественные произведения.

Наше внимание обращено к работам, в которых Руссо попытался изложить историю происхождения и развития неравенства, возникновения политических обществ и злоупотреблений, которым открывают они место, насколько все это может быть выведено из природы человека, при свете одного только разума и независимо от священных догм, дающих верховной власти санкцию божественного права.

В данной работе рассмотрены социальные и политико-правовые взгляды Ж..-Ж..Руссо, изложенные им в самых значительных его сочинениях - «Рассуждения о науках и искусствах», «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» (1754), «Об общественном договоре, или Принципы политического права» (1762), «О политической экономии» (1755), «Суждение о вечном мире» (1782).

1. Ж.-Ж.Руссо о свободе и неравенстве.

В своих работах Ж.-Ж.Руссо выдвигает понятие естественного человека – целостного, доброго, биологически здорового, морально честного и справедливого. Естественное состояние, а не историческая реальность, стало рабочей гипотезой, которую Руссо добывает из глубины своих мыслей, желая понять, какая часть этого человеческого богатства была подавлена или угасла в процессе исторического развития общества [с.152, 2].

В естественном состоянии, по Руссо, нет частной собственности, все свободны и равны. Неравенство здесь вначале лишь физическое, обусловленное природными различиями людей: «… неравенство едва заметно в естественном состоянии и его влияние там почти ничтожно,

… возникает оно и растет в связи с последовательным развитием человеческого ума» [с.235, 3].

С появлением частной собственности и социального неравенства, противоречащих естественному равенству, начинается борьба между богатыми и бедными. «Я замечаю двоякое неравенство в человеческом роде: одно, которое я назову естественным или физическим, так как оно установлено природой, состоит в различии возраста здоровья, телесных сил и умственных или душевных качеств. Другое же может быть нравственным или политическим, так как оно зависит от своего рода договора и установлено или, по крайней мере, стало правомочным с согласия людей. Оно состоит в различных привилегиях, которыми одни пользуются в ущерб других, вот, например, что одни более богаты, уважаемы и могущественны, чем другие, или даже заставляют их повиноваться себе…» [с.422, 4].

Говоря о свободе и равенстве, Руссо в первую очередь имеет в виду свободу от феодального порабощения и уравнение граждан перед законом. Но в отличие от многих других представителей антифеодального движения он как бы угадывает, что свобода и равенство могут стать реальностью в результате коренных преобразований не только в области правовых отношений, но и в социально-экономической сфере. Отсюда такой обостренный интерес Руссо к принципу частной собственности, с возникновением которой он связывает исчезновение первоначального равенства и чистоты общественных нравов: «Конкуренция и соперничество, с одной стороны, а с другой – противоположность интересов и скрытое желание обогатиться на счет другого – таковы ближайшие последствия возникновения собственности, таковы неотлучные спутники зарождающегося неравенства» [с.225, 5].

Неравенство, почти ничтожное в естественном состоянии, усиливается и растет в зависимости от развития наших способностей и успехов человеческого ума и становится, наконец, прочным и правомерным благодаря возникновению собственности и законов. «Если мы проследим за прогрессом неравенства в связи с этими различными переворотами, то увидим, что возникновение законов и права собственности было начальным пунктом этого прогресса, установление магистратуры – вторым, а третьим, и последним, - изменение правомерной власти, основанную на произволе; так что различие между богатым и бедным было узаконено первой эпохой, различие между сильным и слабым – второй, а третьей – различие между господином и рабом. Это – последняя ступень неравенства, тот предел, к которому приводят все остальные, если только новые перевороты не уничтожат совершенно управления или не приблизят его к правомерному устройству» [с. 426, 4].

Вслед за уничтожением равенства последовали, по словам Руссо, «ужаснейшие смуты». Выход из такого положения, инспирированный доводами богатых и вместе с тем обусловленный жизненными интересами всех, состоял в соглашении о создании государственной власти и законов, которым будут подчиняться все. Однако, потеряв естественную свободу, бедные не обрели свободы политической. Созданные путем договора государство и законы «наложили новые путы на слабого и придали новые силы богатому, безвозвратно уничтожили естественную свободу, навсегда установили закон собственности и неравенства, и ради выгоды нескольких чистолюбивцев обрекли с тех пор весь человеческий род на труд, рабство и нищету» [с.425, 4].

Пришедшее на смену «естественному состоянию» гражданское общество явилось полным отрицанием предшествовавшего этапа исторического развития. В новом обществе исчезло первоначальное равенство людей, появились бедные и богатые, подвластные и господа. В гражданском обществе меньшинство получило возможность жить за счет тяжкого и унизительного труда покоренного народа. Неравенство частной собственности, дополненной политическим неравенством, привели, согласно Руссо, в конечном счете, к абсолютному неравенству при деспотизме, когда по отношению к деспоту все равны в своем рабстве и бесправии.

Как совершился этот резкий переход в истории человечества? Руссо не дал и не мог дать научного ответа на этот вопрос. Знаменательно, однако, что главную причину исторического скачка он ищет все же в экономической сфере, в факте возникновения частной собственности [с. 137, 6].

Предметом ожесточенных нападок Руссо стала господствующая феодальная форма собственности. Ограниченный условиями и понятиями времени, он не мог возвыситься до требования полной ликвидации всякой частной собственности - этого обязательного условия последовательной свободы и равенства. Руссо удовлетворился лишь мелкобуржуазным принципом эгалитаризма, т. е. требованием наделить всех граждан более или менее одинаковой долей частной собственности. Это были утопические мечты, но нельзя забывать, что в свое время мечты эти носили прогрессивный характер, выражали протест против феодализма и в какой-то степени предвещали идею общественной собственности на орудия и средства производства, уничтожение на этой основе всех форм порабощения человека человеком [с.132, 6].

1. Естественное состояние и общественный договор.

Прежде чем говорить о способах управления государством, Руссо считает нужным показать настоящее правовое государство от своего зарождения. В истории он почти не видит подобного государства (кроме Древнеримской республики), а поэтому предлагает строительство таковой республики «на пустом месте», прямо исходя из естественного состояния человека, в котором он рождается и в котором он абсолютно свободен. Именно в первых двух главах своего трактата Руссо формулирует основные положения идеального государства, без которых построить свою систему он не смог бы. Именно здесь мы видим неотчуждаемые права граждан: равенство, свобода, отсутствие властной иерархии.

Естественное состояние

«Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах» (1,I) – вот первая проблема современного общества и государства, как замечает Руссо. И весь трактат проникнут нотой протеста против этой несправедливости. То, что человек рождается свободным – для Руссо аксиома. Он разделяет два вида зависимости человека в «Эмиле» (кн.II, п.27): зависимость от вещей (лежащая в самой их природе) и зависимость от других людей (создаваемая обществом). Первая, не заключая в себе никаких элементов нравственных, якобы не вредит свободе и не порождает в человеке никаких пороков; вторая же, не будучи упорядоченною (а это нельзя сделать в общественном состоянии по отношению к какой-либо частной воле), порождает все пороки. Во времена Руссо такое высказывание было вызовом: все люди, подданные изначала, - говорило государство. «Всякий человек, рожденный в рабстве, рождается для рабства; ничто не может быть вернее этого. В оковах рабы теряют все, вплоть до желания от них освободиться, они начинают любить рабство» (1,II). Соответственно, рождаясь, человек сразу как бы становился подданным того или иного государства, нес свои права и обязанности без заключения какого-либо договора. Католическая церковь утверждала то же: последствия первородного греха остаются на всех людях, поэтому на Земле они терпят страдания и рождаются, чтобы своей добродетельной жизнью и смирением искупить этот грех. Таким образом, Руссо шел наперекор и государственной идеологии, и церковной (которые, правда, тогда были едины).

Следуя трактату, существует два состояния, которые рассматривает французский мыслитель: естественное состояние и общественное состояние. Естественное состояние человека – это его чистое, первоначальное состояние, заложенное природой, в котором человек сам по себе и ни от кого не зависит и всем равен. Как и следовало ожидать, Руссо видит такое состояние в прошлом: «Самое древнее из всех обществ и единственное естественное – это семья» (1,II). Откуда же появились эти «рабы по природе», которые уже рождаются в рабстве? Откуда эта сословная иерархия? – как бы сам себя спрашивает Руссо и резко пытается опровергнуть эту нелепость. Во-первых, он говорит: «Если существуют рабы по природе, так только потому, что существовали рабы вопреки природе» (1, II) – то есть некогда был свободный человек, которого силой поработил другой и сделал своим рабом, так же как и детей, которые затем родились у него, и детей тех детей, и так далее – сложилось целое сословие рабов. Итак, первый раб был сделан рабом в результате применения силы. Но является ли сила правом? – Нет, - отвечает Руссо, - это разные понятия: «что же это за право, которое исчезает, как только прекращается действие силы?» (1, III). Таким образом, «сила не творит право и люди обязаны повиноваться только властям законным» (1,III). Кстати, здесь необходимо обратить внимание на сказанные слова: «обязаны повиноваться». Чуть дальше мы будем рассматривать отношения власти и народа и увидим, что в вопросе подчинения Руссо зачастую сам себе противоречит: то говоря, что люди обязаны повиноваться, то признавая право народа на восстания.

Споря с доводами Гроция, что народ может отчуждать свою свободу в пользу какого-либо правителя, деспота или тирана, руководствуясь той выгодой, что при короле будет большая безопасность внутренняя и внешняя, Руссо говорит, что это самообман: внутренние стычки между людьми не прекращаются, а количество внешних войн только увеличивается, и приходит к выводу, что «Основою любой законной власти среди людей могут быть только соглашения» (1,IV). В подтверждение этого положения Жан Жак опровергает в трактате также право порабощать человека в результате взятия в плен, он пишет, что «от природы люди вовсе не враги друг другу» (1,IV), что война – это отношение Государства к Государству (1, IV), а не человека к человеку, идя против концепции Гоббса «Bellum omnium contra omnes». Между прочим, эти два пункта о свободном отчуждении своей свободы в пользу тирана и принудительном, которые по существу являются основными способами установления авторитарной власти в государстве, убедительно показывают отношение Руссо к единоличной власти: сам он против. Но, что интересно заметить, затем он будет допускать такую власть, его логика заведет его к необходимости установления (хоть не на постоянной основе) одного правителя.

Проблемы общества, государства и права освещаются в учении Руссо с позиций обоснования и защиты принципа и идей народного суверенитета.

Одним из центральных вопросов в проблеме свободы человека и социальных взаимоотношений Руссо считает вопрос о происхождении неравенства. Появление собственности заставляет человека расставаться со своей свободой, которая по самой своей природе, и согласно своему понятию, неотчуждаема. Все дело в том, что в самой человеческой природе уже произошел перелом. Неравенство людей - продукт целого ряда переворотов, преобразовавших человеческую природу, "подобно тому, как, чтобы установить рабство, пришлось совершить насилие над природой, так и для того, чтобы увековечить право рабовладения, нужно было изменить природу".

Философ различает природное и социальное неравенство: природа создает людей различными, но не эти различия обуславливают социальное неравенство - его причиной является частная собственность. Руссо видит три причины неравенства: во-первых, это неравенство общественное; во-вторых, оно возникло исторически; в-третьих, оно связано с появлением частной собственности. Частная собственность возникает при переходе человечества от естественного состояния к общественному, т.е. является продуктом цивилизации.

В своих работах Ж.-Ж.Руссо выдвигает понятие естественного человека - целостного, доброго, биологически здорового, морально честного и справедливого. Естественное состояние, а не историческая реальность, стало рабочей гипотезой, которую Руссо добывает из глубины своих мыслей, желая понять, какая часть этого человеческого богатства была подавлена или угасла в процессе исторического развития общества.

В естественном состоянии, по Руссо, нет частной собственности, все свободны и равны. Неравенство здесь вначале лишь физическое, обусловленное природными различиями людей: "… неравенство едва заметно в естественном состоянии и его влияние там почти ничтожно,

… возникает оно и растет в связи с последовательным развитием человеческого ума".

С появлением частной собственности и социального неравенства, противоречивших естественному равенству, начинается борьба между богатыми и бедными. "Я замечаю двоякое неравенство в человеческом роде: одно, которое я назову естественным или физическим, так как оно установлено природой, состоит в различии возраста здоровья, телесных сил и умственных или душевных качеств. Другое же может быть нравственным или политическим, так как оно зависит от своего рода договора и установлено или, по крайней мере, стало правомочным с согласия людей. Оно состоит в различных привилегиях, которыми одни пользуются в ущерб других, вот, например, что одни более богаты, уважаемы и могущественны, чем другие, или даже заставляют их повиноваться себе…".

Говоря о свободе и равенстве, Руссо в первую очередь имеет в виду свободу от феодального порабощения и уравнение граждан перед законом. Но в отличие от многих других представителей антифеодального движения он как бы угадывает, что свобода и равенство могут стать реальностью в результате коренных преобразований не только в области правовых отношений, но и в социально-экономической сфере. Отсюда такой обостренный интерес Руссо к принципу частной собственности, с возникновением которой он связывает исчезновение первоначального равенства и чистоты общественных нравов: "Конкуренция и соперничество, с одной стороны, а с другой - противоположность интересов и скрытое желание обогатиться на счет другого - таковы ближайшие последствия возникновения собственности, таковы неотлучные спутники зарождающегося неравенства".

Неравенство, почти ничтожное в естественном состоянии, усиливается и растет в зависимости от развития наших способностей и успехов человеческого ума и становится, наконец, прочным и правомерным благодаря возникновению собственности и законов. "Если мы проследим за прогрессом неравенства в связи с этими различными переворотами, то увидим, что возникновение законов и права собственности было начальным пунктом этого прогресса, установление магистратуры - вторым, а третьим, и последним, - изменение правомерной власти, в основанную на произволе; так что различие между богатым и бедным было узаконено первой эпохой, различие между сильным и слабым - второй, а третьей - различие между господином и рабом. Это - последняя ступень неравенства, тот передел, к которому приводят все остальные, если только новые перевороты не уничтожат совершенно управления или не приблизят его к правомерному устройству".

Вслед за уничтожением равенства последовали, по словам Руссо, "ужаснейшие смуты". Выход из такого положения, инспирированный доводами богатых и вместе с тем обусловленный жизненными интересами всех, состоял в соглашении о создании государственной власти и законов, которым будут подчиняться все. Однако, потеряв естественную свободу, бедные не обрели свободы политической. Созданные путем договора государство и законы "наложили новые путы на слабого и придали новые силы богатому, безвозвратно уничтожили естественную свободу, навсегда установили закон собственности и неравенства, и ради выгоды нескольких честолюбивцев обрекли с тех пор весь человеческий род на труд, рабство и нищету".

Пришедшее на смену "естественному состоянию" гражданское общество явилось полным отрицанием предшествовавшего этапа исторического развития. В новом обществе исчезло первоначальное равенство людей, появились бедные и богатые, подвластные и господа. В гражданском обществе меньшинство получило возможность жить за счет тяжкого и унизительного труда покоренного народа. Неравенство частной собственности, дополненной политическим неравенством, привели, согласно Руссо, в конечном счете, к абсолютному неравенству при деспотизме, когда по отношению к деспоту все равны в своем рабстве и бесправии.

Как совершился этот резкий переход в истории человечества? Руссо не дал и не мог дать научного ответа на этот вопрос. Знаменательно, однако, что главную причину исторического скачка он ищет все же в экономической сфере, в факте возникновения частной собственности.

Предметом ожесточенных нападок Руссо стала господствующая феодальная форма собственности. Ограниченный условиями и понятиями времени, он не мог возвыситься до требования полной ликвидации всякой частной собственности -- этого обязательного условия последовательной свободы и равенства. Руссо удовлетворился лишь мелкобуржуазным принципом эгалитаризма, т. е. требованием наделить всех граждан более или менее одинаковой долей частной собственности. Это были утопические мечты, но нельзя забывать, что в свое время мечты эти носили прогрессивный характер, выражали протест против феодализма и в какой-то степени предвещали идею общественной собственности на орудия и средства производства, уничтожение на этой основе всех форм порабощения человека человеком.

С именем Руссо связаны радикальные тенденции в политической мысли предреволюционной Франции: идеи равенства, социальной справедливости, народного суверенитета, законности сопротивления тирании. Два обстоятельства жизни Руссо способствовали полному выявлению этих черт, стоявших особняком в философско-политических традициях французского Просвещения: то, что он был выходцем из простого народа, и то, что как гражданин кальвинистской Швейцарии он чувствовал себя чужим среди рафинированных представителей буржуазно-аристократической французской культуры.

Жан Жак Руссо (1712-1778) родился в Женеве. Усиленно занимался самообразованием. Редкая любознательность, трудолюбие и талант позволили Руссо за короткий срок очень многого достигнуть.

В 1749 г. Дижонская академия объявила конкурс на разработку темы: «Сделал ли прогресс наук и искусств людей более счастливыми и более нравственными?» Руссо принял в нем участие и предложил парадоксальное решение: «Наши души развращаются по мере того, как совершенствуются науки и искусства. Лучше всех и счастливее всех те, кто сохранил близость к природе. Люди рождаются хорошими, но общество делает их плохими». Руссо противопоставляет простоту изощренности, деревенскую идиллию - жизни в городах, непритязательность - склонности к роскоши. Это была реакция жителя кальвинистской Женевы со свойственными ей скромными потребностями и трудолюбием, да еще выходца из простого народа, на роскошь, излишества и утонченность образованной верхушки французского общества. Ее скептицизм, материализм, в известном смысле даже рационализм оставались чужды Руссо, в творчестве которого интуиция, духовные и религиозные стремления преобладали над холодным разумом. Это обеспечило ему особое место среди французских просветителей и привело к взаимному непониманию. Антицивикизаторские настроения, проявившиеся в 1749 г., не были случайностью, они сохранялись и в дальнейшем. Очерк Руссо завоевал первую премию Дижонской академии, принес автору славу и изменил его судьбу. Руссо поверил в свои силы, в свое призвание указать правый путь заблудшему человечеству.

В 1753 г. та же академия организовала конкурс на другую тему: «О причинах общественного неравенства». Руссо откликнулся «Рассуждением о происхождении и основаниях неравенства между людьми». Эта работа очень важна для понимания его политических взглядов.

Руссо отделяет естественное неравенство, порождаемое различиями в физической силе, уме, энергии, от неравенства, основанного на социальных условиях. Традиционный взгляд сводился к тому, что общественное неравенство - прямое следствие естественного: богаты и знатны трудолюбивые, сильные, выдающиеся люди. Руссо с этим не согласен. Почему, спрашивает он, повсюду сильный подчинен слабому, умный- посредственности, мужественный - трусливому?

Чтобы объяснить это, Руссо обращается к далекой истории человечества, к догосударственному, естественному состоянию. В нем он выделяет две фазы. Первая - состояние дикости, которое продолжалось много тысячелетий. Люди жили поодиночке, их контакты друг с другом случайны, зато постоянно общение с природой. Образ жизни - бродяжничество. Разум спит, языка нет, нравственность неизвестна. Но свои скромные потребности человек легко удовлетворяет благодаря щедрости матери-природы. Нет основания завидовать другим и проявлять к ним недобрые чувства. Дикарь благожелателен и сострадателен. Слабость интеллекта компенсируется физической силой, здоровьем и душевным спокойствием. Казалось бы, чего еще желать?

Но, к счастью или к несчастью своему, человек наделен неутолимой жаждой лучшего и свободной волей, позволяющей ему принимать или отвергать различные решения. Для более полного счастья его влечет к регулярному общению с себе подобными. Этому способствует и появление орудий труда, и усовершенствование способов овладения ресурсами природы.

Потребности охоты и рыболовства приводят к объединению людей. Начинается вторая фаза естественного состояния. Человек наслаждается семейной жизнью, легче добывает то, что ему необходимо. Возникают зачатки морали, т. е. правила поведения по отношению к другим людям, но наряду с этим и первые столкновения, конфликты. Пока они не часты, хотя в связи с ними естественные добродетельность, жалость к себе подобным начинают ослабевать. Зато расширение умственных и эмоциональных горизонтов, по мнению Руссо, делает эту пору самой счастливой в жизни человечества.

Однако стремление к лучшему неостановимо. Возникают обработка земли, скотоводство, появляются металлы, и это наносит роковой удар по зарождающейся общественной нравственности. С обработкой земли возникла частная собственность. Она привела к разладу в обществе и к неисчислимым бедствиям. Естественное состояние было обречено. Человечество подошло к порогу гражданского общества или государства. Вот как пишет об этом Руссо: «Первый, кто напал на мысль, огородив участок земли, сказать: «Это мое», и нашел людей достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн и убийств, от скольких бедствий и ужасов избавил бы род человеческий тот, кто, выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы своим ближним: «Не слушайте лучше этого обманщика, вы погибли, если способны забыть, что плоды земные принадлежат всем, а земля - никому».

Начались накопление богатств, неравенство и конфликты. Частная собственность, по Руссо, побуждает людей жить за счет других. Она оправдана лишь при соблюдении равенства и допустима лишь в размерах, необходимых человеку-труженику. Руссо готов признать частную собственность лишь на ту землю и иное имущество, на которые распространяется трудовая деятельность человека. Руссо - эгалитарист, он за равное, справедливое распределение частной собственности. Эти его мысли явно носят не только антифеодальный, но и антибуржуазный характер. Руссо отвергал еще не сложившийся строй, при котором формальное равенство уживалось с резкими имущественными контрастами и фактическим бесправием бедняков.

Собственность нарушила идиллию естественного состояния. Чтобы покончить со взаимной борьбой и нестабильностью, нужно было путем общественного договора создать гражданское общество или государство. Руссо продолжил традиции своих предшественников по теории общественного договора, но внес в нее одно принципиальное новшество. Руссо не считал, что общественный договор в равной степени отвечал интересам всех заключивших его людей.

В анархии, воцарившейся с появлением частной собственности, больше всех страдали и рисковали богатые. Они-то и сумели хитростью и обманом навязать большинству договор, который превращал бедных из противников богатых в их защитников, а правила, благоприятные для богатых, возводил в ранг закона. Основанные на равенстве нормы естественного права были попраны, ибо они противоречили интересам богатых. Большинство, введенное в заблуждение, согласилось организоваться под властью правительства и законов, с виду защищающих жизнь и собственность каждого, а на деле выгодных только имущим. «Таково, - пишет Руссо, - было или должно было быть происхождение общества и законов, которые связывали новыми путами слабых и придавали новые силы богатым, разрушая без возврата естественную свободу и устанавливая навсегда законы собственности и неравенства».

Я замечаю всякое неравенство в человеческом роде: одно, которое я назову естественным или физическим, так как оно установлено природой, состоит в различии возраста, здоровья, телесных сил и умственных или душевных качеств. Другое же может быть названо нравственным или политическим, так как оно зависит от своего рода договора и установлено или по крайней мере стало правомерным с согласия людей. Оно состоит в различных привилегиях, которыми одни пользуются к ущербу других, в том,например, что одни более бога ты, уважаемы и могущественны, чем другие, или даже заставляют их повиноваться себе...
Способность к совершенствованию, которая при содействии различных обстоятельств ведет к постепенному развитию всех остальных способностей. Она также присуща всему нашему роду, как и каждому индивидууму, тогда как животное по истечении нескольких месяцев будет тем, чем останется оно всю свою жизнь, а его вид через тысячу лет тем же, чем был в первом году этого тысячелетий.
Печально было бы, если бы пришлось признать, что эта своеобразная и почти безграничная способность является источником почти всех человеческих несчастий, что она, в союзе с временем, выводит в конце концов человека из того первобытного состояния, в котором он вел спокойную и невинную жизнь, что она способствуя в течении целого ряда веков расцвету его знаний и заблуждений, пороков и добродетелей, заставляет его сделаться тираном над самим собой и природой...
У всех народов мира умственное развитие находится в соответствии с теми потребностями, которые породила в них природа или заставили приобрести обстоятельства, и, следовательно, с теми страстями, которые побуждают их заботиться об удовлетворении этих потребностей.
Я отметил бы то обстоятельство, что северные народы опережают в общем южные в области промышленности, так как им труднее обойтись, и что, следовательно, природа, как бы стремясь установить известное равенство, наделила умы продуктивностью, которой отказала почве. Но если даже мы не станем прибегать к малонадежным свидетельствам истории, разве не ясно для всякого, что все как бы намеренно удаляет дикаря от искушения и средства выйти из того состояния, в котором он находится. Его воображение ничего ему не рисует, его сердце ничего не требует, все что нужно для удовлетворения его скромных потребностей, у него под рукой, он нистолько далек от уровня знаний, обладать которыми необходимо, чтобы пожелать приобрести еще больше, что у него не может быть ни предусмотрительности, ни любознательности...
Не имея никакого нравственного общения между собой, не признавая за собой никаких обязанностей по отношению к себе подобным, люди не могли быть, по-видимому, в этом состоянии ни хорошими, ни дурными и не имели ни пороков, ни добродетелей, если только мы не будем, понимая эти слова в физическом смысле, называть пороками в индивидууме те качества, которые могут препятствовать его самосох ранению, и добродетелями те, которые могут ему способствовать; но в таком случае наиболее добродетельным пришлось бы назвать того, кто менее других противиться внушениям природы...
После того как я доказал, что неравенство едва заметно в естественном состоянии и его влияние там почти ничтожно, мне остается показать, как возникает оно и растет в связи с последовательным развитием человеческого ума. После того как я доказал, что способность к совершенствованию, общественные добродетели и прочие духовные свойства, которыми был наделен человек в естественном состоянии, не могли развиваться сами собой, что они нуждались для этого в содействии множества внешних причин, которые могли и вовсе не возникнуть и без которых он навсегда остался бы в первобытном состоянии, мне предстоит дать обзор и выяснить значение различных случайностей, которые могли способствовать совершенствованию человеческого разума, способствую в то же время вырождению человечества, которые могли сделать человека существом злым, сделав его существом общежительным, и дойти от эпохи бесконечно далекой до той поры, когда человек и Вселеная стали такими, какими и мы их видим...
Первый кто напал на мысль, огородив участок земли, сказав: "Это мое"> нашел людей, достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн и убийств, от скольких бедствий и ужасов избавил бы род человеческий тот, кто, выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы своим ближним: Не слушайте лучше этого обманщика, вы погибли, если способны забыть, что плоды земные принадлежат всем, а земля никому!>.Но весьма вероятно, что дела не могли уже тогда оставаться дольше в том положении, в каком они находились. Идея собственности, зависящая от многих идей предшествующих, которые могли возникнуть лишь постепенно, не внезапно сложилась в уме человека. Нужно было далеко уйти по пути прогресса, приобрести множество технических навыков и знаний, передавать и умножать их из века в век, чтобы приблизиться к этому последнему пределу естественного состояния...
Я проношусь стрелой через длинную вереницу веков, так как время идет рассказать мне нужно о многом, а движение прогресса вначале почти что неудовимо, и чем медленнее следовали друг за другом события, тем скорее можно описать их. Первые завоевания человека открыли ему наконец возможность делать успехи более быстрые. Чем больше просвещался ум, тем больше развивалась промышленность. Люди не располагались уже на ночлег под первым попавшимся деревом и не прятались в пещерах. У них появилось нечто вроде топоров. С помощью твердых и острых камней они, рубили деревья, копали землю и строили из древесных ветвей хижины, которые научились впоследствии обмазывать глиной или грязью. Это была эпоха первого переворота. Образовывались и обособились семьи: появились зачатки собственности, а вместе с этим уже возникли, быть может, столкновения и раздоры...
Пока люди довольствовались сельскими хижинами, шили себе одежды из звериных шкур с помощью древесных колючек или рыбьих костей, украшали себе перьями или раковинами, разрисовывали себе тело в различные цвета, улучшали или делали более красивыми свои луки и стрелы, выдавливали острыми камнями немудрящие рыбачьи лодки или выделивали с помощью тех же камней грубые музыкальные инструменты, словом, пока они выполняли лишь такие работы, которые были под силу одному, и разрабатывали лишь такие искусства,которые не требовали сотрудничества многих людей, они жили свободными, здоровыми, добрыми и счастливыми, насколько могли быть таковыми по своей природы, и продолжали наслаждаться всей прелестью независимых отношений. Но с той минуты, как человек стал нуждаться в помоши другого, с той минуты, как люди заметили, что одному полезно иметь запас пищи, достаточный для двух, равенство исчезло, возникла собственность, стал неизбежен труд и обширные леса превратились в веселые нивы, которые нужно было поливать человеческим потом и на которых скоро взошли и расувели вместе с посевами рабство и нищета.
Великий переворот этот произвело изобретение двух искусств: об работки металлов и земледелия. В глазах пофта золото и серебро, а в глазах философа железо и хлеб цивилизовали людей и погубили род человеческий...
Все способности наши получили теперь полное развитие. Память и воображение напряженно работают, самолюбие всегда настороже, мышление стало деятельным, и ум почти достиг уже предела доступного ему совершенства. Все наши естественные способности исправно несут уже свою службу: положение и участь человека стали определяться не только на основании его богатства и той власти приносит пользу или вред другим, какой он располагает, но также на основании ума, красоты, силы, ловкости, заслуг или дарований, а так как только эти качества могли вызывать уважение, то нужно было иметь их или делать вид, что имеешь. Выгоднее было казаться не тем, чем был в действительности: быть и казаться это для того времени уже вещи различные, это различие вызывало появление ослепляющего высокомерия, обманчивой хитрости и пороков, составляющих их свиту. С другой стороны, из свободного и независимого, каким был человек первоначально, он превратился как бы в подвластного всей природе, особенно же ему подобным, рабом которых до некоторой степени он становится, даже становясь их господином. Если он богат, он нуждается в их услугах, если он беден, он нуждается в их помощи, и даже при среднем достатке он все равно не в состояние обойтись без них. Он должен поэтому постоянно заинтерисовать их в своей судьбе, заставить их находить действительную или мнимую выгоду в том, чтобы содействовать его благополучию, а это делает его лукавым и изворотливым с одними, надменным и жестоким с другими и ставит его в необходимость обманывать тех, в ком нуждается, если он не может заставить их себя бояться и не находит выгодным у них заискивать. Ненасытное честолюбие, страсть увеличивать свое благосостояние, не столько ввиду истинных потребностей, сколько для того, чтобы стать выше других внушают всем людям низкую склонность вредить друг другу и тайную зависть, тем более опасную, что, желая вернее нанести удар, она часто прикрывается личиной благожелательности. Словом, конкуренция и соперничество, с одной стороны, а с другой стороны противоположность интересов и скрытое желание обогатиться за счет другого ближайшие последствия возникновения собственности, таковы неотлучные спутники нарождающегося неравенства.
Прежде чем изобретены были особые знаки, заменяющие всякие ценности, богатство могло состоять почти исключительно в землях и стадах скота, являвшихся единственными реальными благами, которыми могли владеть люди. Но когда поземелтные владения, переходившие по наследству из рода в род настолько увеличились в размерах и числе, что покрыли собой всю землю и соприкасались между собой, то одни из них могли возрастать только за счет других. Те люди, которые остались ни при чем, благодаря тому что слабость или беспечность помешали им в свою очередь приобрести земельные участки, стали бедняками, ничего не потеряв, потому что не изменились когда все изменилось вокруг них, и принуждены были получать пропитание из рук богатых или же похищать его у них. Отсюда возникли мало-помалу, в зависимости от различий в характере тех и других, господство и рабство или насилия и грабежи. Богатые же со своей стороны, едва ознакомившись с удовольствием властвовать, стали скоро презирать всех остальных и, пользуясь прежними рабами для подчинения новых, только и помышляли, что о порабощении и угнетении своих соседей, подобно прожорливым волкам которые, раз отведав человеческого мяса, отвергают всякую другую пищу и желают пожирать только людей.
Таким образом, наиболее могущественные или наиболее бедствующие, основываясь на своей силе или на своих нуждах, стали приписывать себе своего рода право на имущество другого, равносильное в их глазах праву собственности, и за уничтожением равенства последовали жесточайшие смуты. Захваты богатых, разбои бедных, разнузданные страсти и тех и других, заглушая естественное сострадание и слабый еще голос справедливости, сделали людей скупыми, честолюбивыми и злыми. Началась бесконечная борьба между правом сильного и правом первого завладевшего, приводившая к постоянным столкновениям и убийствам. Возникающее общество стало театром ожесточеннейшей войны. Погрязший в преступлениях и пороках и впавший в отчаяние род человеческий не мог уже не вернуться назад, ни отказаться то сделанных им злочастных приобретений; употребляя во зло свои способности, которые могли служить лучшим его украшением, он готовил себе в грядущем только стыд и позор и сам привел себя на край гибели...
Если мы проследим за прогрессом неравенства в связи с этими различными переворотами, то увидим, что возникновение законов и права собственности было начальным пунктом этого прогресса, установление магистратуры вторым, а третьим, и последним, изменение правомерной власти в основанную на произволе: так что различие между богатыми и бедными было узаконено первой эпохой, различие сильными и слабыми второй, а третьей различие между господином и рабом. Это последняя ступень неравенства, тот предел, к которому приводят все остальные, если только новые перевороты не уничтожат совершенно управления или не приблизят его к правомерному устройству...
Я попытался изложить историю происхождения и развития неравенства, возникновения политических обществ и злоупотреблений, которыми открывают они место, настолько все это может быть выведено из природы человека, при свете одного только разума и независимо то священных догм, дающих верховной власти санкцию божественного права. Из изложения этого видно, что неравенство, почти ничтожно в естественном состоянии, усиливается и растет в зависимости от развития наших способностей и успехов человеческого ума и становится наконец прочным и правомерным благодаря возникновению собственности и законов. Из него следует далее, что нравственное неравенство, узаконенное одним только положительным правом, противно праву естественному, поскольку оно не совпадает с неравенством физическим. Это различие достаточно ясно показывает, что должны мы думать о том виде неравенства, которое царит среди всех цивилизованных народов, так как естественное право, как бы мы его не определяли, очевидно, не может допустить, чтобы дитя властвовало над старцем, чтобы глупец руководил мудрецом и горсть людей утопала в роскоши, тогда как огромное большинство нуждается в самом необходимом...

Руссо Ж.Ж. О причинах неравенства // Антология мировой философии: В 4 т. М., 1970. Т. 2. С. 560-567.

Я хочу исследовать, возможен ли в гражданском состоянии какой-либо
принцип управления, основанного на законах и надежного, если принимать людей
такими, каковы они, а законы - такими, какими они могут быть (2). В этом
Исследовании я все время буду стараться сочетать то, что разрешает право, с
тем, что предписывает выгода, так, чтобы не оказалось никакого расхождения
между справедливостью и пользою (3).
Я приступаю к делу, не доказывая важности моей темы. Меня могут
спросить: разве я государь или законодатель, что пишу о политике. Будь я
государь или законодатель, я не стал бы терять время на разговоры о том, что
нужно делать, - я либо делал бы это, либо молчал.
Поскольку я рожден гражданином свободного Государства и членом суверена
(4), то, как бы мало ни значил мой голос в общественных делах, права
подавать его при обсуждении этих дел достаточно, чтобы обязать меня уяснить
себе их сущность, и я счастлив, что всякий раз, рассуждая о формах
Правления, нахожу в моих розысканиях все новые причины любить образ
Правления моей страны.

Глава I
ПРЕДМЕТ ЭТОЙ ПЕРВОЙ КНИГИ

Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах (5). Иной мнит себя
повелителем других, что не мешает ему быть рабом в большей еще мере, чем они
(6). Как совершилась эта перемена? Не знаю. Что может придать ей законность?
Полагаю, что этот вопрос я смогу разрешить.
Если бы я рассматривал лишь вопрос о силе и результатах ее действия, я
бы сказал: пока народ принужден повиноваться и повинуется, он поступает
хорошо но если народ, как только получает возможность сбросить с себя ярмо,
сбрасывает его, - он поступает еще лучше ибо, возвращая себе свободу по
тому же праву, по какому ее у него похитили, он либо имеет все основания
вернуть ее, либо же вовсе не было оснований ее у него отнимать. Но
общественное состояние - это священное право, которое служит основанием для
всех остальных прав. Это право, однако, не является естественным
следовательно, оно основывается на соглашениях. Надо выяснить, каковы эти
соглашения. Прежде чем приступить к этому, я должен обосновать те положения,
которые я только что выдвинул.

Глава II
О ПЕРВЫХ ОБЩЕСТВАХ

Самое древнее из всех обществ и единственное естественное - это семья
(7). Но ведь и в семье дети связаны с отцом лишь до тех пор, пока нуждаются
в нем. Как только нужда эта пропадает, естественная связь рвется. Дети,
избавленные от необходимости повиноваться отцу, и отец, свободный от
обязанности заботиться о детях, вновь становятся равно независимыми. Если
они и остаются вместе, то уже не в силу естественной необходимости, а
добровольно сама же семья держится лишь на соглашении.
Эта общая свобода есть следствие природы человека. Первый ее закон -
самоохранение, ее - первые заботы те, которыми человек обязан самому себе, и
как только он вступает в пору зрелости, он уже только сам должен судить о
том, какие средства пригодны для его самосохранения, и так он становится сам
себе хозяином.
Таким образом, семья - это, если угодно, прообраз политических обществ,
правитель - это подобие отца, народ - детей, и все, рожденные равными и
свободными, если отчуждают свою свободу, то лишь для своей же пользы. Вся
разница в том, что в семье любовь отца к детям вознаграждает его за те
заботы, которыми он их окружает, - в Государстве же наслаждение властью
заменяет любовь, которой нет у правителя к своим подданным.
Гроций отрицает, что у людей всякая власть устанавливается для пользы
управляемых (8): в качестве примера он приводит рабство*. Чаще всего в своих
рассуждениях он видит основание права в существовании соответствующего
факта. Можно было бы применить методу более последовательную, но никак не
более благоприятную для тиранов.
_____________
* "Ученые розыскания о публичном праве часто представляют собою лишь
историю давних злоупотреблений, и люди совершенно напрасно давали себе труд
слишком подробно их изучать". - (Трактат (12) о выгодах Фр [анции] в
сношениях с ее соседями г-на маркиза д"А[ржансона], напечатанный у Рея в
Амстердаме). Именно это и сделал Гроций.

По мнению Гроция, стало быть, неясно, принадлежит ли человеческий род
какой-нибудь сотне людей или, наоборот, эта сотня людей принадлежит
человеческому роду и на протяжении всей своей книги он, как будто,
склоняется к первому мнению. Так же полагает и Гоббс (9). Таким образом
человеческий род оказывается разделенным на стада скота, каждое из которых
имеет своего вожака, берегущего оное с тем, чтобы его пожирать.
Подобно тому, как пастух - существо высшей природы по сравнению с его
стадом, так и пастыри людские, кои суть вожаки людей, - существа природы
высшей по отношению к их народам. Так рассуждал, по сообщению Филона (10),
император Калигула, делая из такой аналогии тот довольно естественный вывод,
что короли - это боги, или что подданные - это скот.
Рассуждение такого Калигулы возвращает нас к рассуждениям Гоббса и
Гроция. Аристотель прежде, чем все они (11) говорил также, что люди вовсе не
равны от природы, но что одни рождаются, чтобы быть рабами, а другие -
господами.
Аристотель был прав но он принимал следствие за причину. Всякий
человек, рожденный в рабстве, рождается для рабства ничто не может быть
вернее этого. В оковах рабы теряют все, вплоть до желания от них
освободиться (13), они начинают любить рабство, подобно тому, как спутники
Улисса (14) полюбили свое скотское состояние*.
___________
* См. небольшой трактат Плутарха, озаглавленный: О разуме бессловесных.
Уступать силе - это акт необходимости, а не воли в крайнем случае, это -
акт благоразумия. В каком смысле может это быть обязанностью?

Итак, если существуют рабы по природе, так только потому, что
существовали рабы вопреки природе. Сила создала первых рабов, их трусость
сделала их навсегда рабами.
Я ничего не сказал ни о короле Адаме, ни об императоре Ное (15), отце
трех великих монархов, разделивших между собою весь мир, как это сделали
дети Сатурна (16), в которых иногда видели этих же монархов. Я надеюсь, что
мне будут благодарны за такую мою скромность ибо, поскольку я происхожу
непосредственно от одного из этих государей и, быть может, даже от старшей
ветви, то, как знать, не оказался бы я после проверки грамот вовсе даже
законным королем человеческого рода? Как бы там ни было, никто не станет
отрицать, что Адам был властелином мира, подобно тому, как Робинзон (17) -
властелином своего острова, пока он оставался единственным его обитателем, и
было в этом безраздельном обладании то удобство, что монарху, прочно
сидевшему на своем троне, не доводилось страшиться ни мятежей, ни войн, ни
заговорщиков.

Глава III
О ПРАВЕ СИЛЬНОГО

Самый сильный никогда не бывает настолько силен, что бы оставаться
постоянно повелителем, если он не превратит своей силы в право, а
повиновения ему - в обязанность. Отсюда - право сильнейшего оно называется
правом как будто в ироническом смысле, а в действительности его возводят в
принцип. Но разве нам никогда не объяснят смысл этих слов? Сила - это
физическая мощь, и я никак не вижу, какая мораль может быть результатом ее
действия.
Предположим на минуту, что так называемое право сильнейшего существует.
Я утверждаю, что в результате подобного предположения получится только
необъяснимая галиматья ибо, если это сила создает право, то результат
меняется с причиной, то есть всякая сила, превосходящая первую, приобретает
и права первой. Если только возможно не повиноваться безнаказанно, значит
возможно это делать на законном основании, а так как всегда прав самый
сильный, то и нужно лишь действовать таким образом, чтобы стать сильнейшим.
Но что же это за право, которое исчезает, как только прекращается действие
силы? Если нужно повиноваться, подчиняясь силе, то нет необходимости
повиноваться, следуя долгу и если человек больше не принуждается к
повиновению, то он уже и не обязан это делать. Отсюда видно, что слово
"право" ничего не прибавляет к силе. Оно здесь просто ничего не значит.
Подчиняйтесь властям. Если это означает - уступайте силе, то заповедь
хороша, но излишняя я ручаюсь, что она никогда не будет нарушена. Всякая
власть - от Бога (18), я это признаю но и всякая болезнь от Него же: значит
ли это, что запрещено звать врача? Если на меня в лесу нападает разбойник,
значит, мало того, что я должен, подчиняясь силе, отдать ему свой кошелек
но, даже будь я в состоянии его спрятать, то разве я не обязан по совести
отдать ему этот кошелек? Ибо, в конце концов, пистолет, который он держит в
руке, - это тоже власть.
Согласимся же, что сила не творит право и что люди обязаны повиноваться
только властям законным. Так перед нами снова возникает вопрос, поставленный
мною в самом начале.

Глава IV
О РАБСТВЕ (19)

Раз ни один человек не имеет естественной власти над себе подобными и
поскольку сила не создает никакого права, то выходит, что основою любой
законной власти среди людей могут быть только соглашения.
Если отдельный человек, говорит Гроций (20), может, отчуждая свою
свободу, стать рабом какого-либо господина, то почему же не может и целый
народ, отчуждая свою свободу, стать подданным какого-либо короля? Здесь
много есть двусмысленных слов, значение которых следовало бы пояснить
ограничимся только одним из них - "отчуждать". Отчуждать - это значит
отдавать или продавать (21). Но человек, становящийся рабом другого, не
отдает себя он, в крайнем случае, себя продает, чтобы получить средства к
существованию. Но народу - для чего себя продавать? Король не только не
предоставляет своим подданным средства к существованию, более того, он сам
существует только за их счет, а королю, как говорит Рабле (22), немало надо
для жизни. Итак, подданные отдают самих себя с условием, что у них заберут
также их имущество? Я не вижу, что у них останется после этого.
Скажут, что деспот обеспечивает своим подданным гражданский мир. Пусть
так, но что же они от этого выигрывают, если войны, которые им навязывает
его честолюбие, если его ненасытная алчность, притеснения его правления
разоряют их больше, чем это сделали бы их раздоры? Что же они от этого
выигрывают, если самый этот мир становится одним из их бедствий? Спокойно
жить и в темницах, но разве этого достаточно, чтобы чувствовать себя там
хорошо! Греки, запертые в пещере Циклопа (23), спокойно жили в ней, ожидая
своей очереди быть съеденными.
Утверждать, что человек отдает себя даром, значит - утверждать нечто
бессмысленное и непостижимое: подобный акт незаконен и недействителен уже по
одному тому, что тот, кто его совершает, находится не в здравом уме.
Утверждать то же самое о целом народе - это значит считать, что весь он
состоит из безумцев: безумие не творит право (24).
Если бы каждый и мог совершить отчуждение самого себя, то он не может
этого сделать за своих детей они рождаются людьми и свободными их свобода
принадлежит им, и никто, кроме них, не вправе ею распоряжаться. До того, как
они достигнут зрелости, отец может для сохранения их жизни и для их
благополучия принять от их имени те или иные условия, но он не может отдать
детей безвозвратно и без условий, ибо подобный дар противен целям природы и
превышает отцовские права. Поэтому, дабы какое-либо самовластное Правление
стало законным, надо, чтобы народ в каждом своем поколении мог сам решать
вопрос о том, принять ли такое Правление или отвергнуть его но тогда это
Правление не было бы уже самовластным.
Отказаться от своей свободы - это значит отречься от своего
человеческого достоинства, от прав человеческой природы, даже от ее
обязанностей. Невозможно никакое возмещение для того, кто от всего
отказывается. Подобный отказ несовместим с природою человека лишить
человека свободы воли - это значит лишить его действия какой бы то ни было
нравственности. Наконец, бесполезно и противоречиво такое соглашение, когда,
с одной стороны, выговаривается неограниченная власть, а с другой -
безграничное повиновение. Разве не ясно, что у нас нет никаких обязанностей
по отношению к тому, от кого мы вправе все потребовать? И разве уже это
единственное условие, не предполагающее ни какого-либо равноценного
возмещения, ни чего-либо взамен, не влечет за собою недействительности
такого акта? Ибо какое может быть у моего раба право, обращенное против
меня, если все, что он имеет, принадлежит мне, а если его право - мое, то
разве не лишены какого бы то ни было смысла слова: мое право, обращенное
против меня же?
Гроций и другие видят происхождение так называемого права рабовладения
еще и в войнах (25). Поскольку победитель, по их мнению, вправе убить
побежденного, этот последний может выкупить свою жизнь ценою собственной
свободы, - соглашение тем более законное, что оно оборачивается на пользу
обоим.
Ясно, однако, что это так называемое право убивать порожденных ни в
коей мере не вытекает из состояния войны. Уже хотя бы потому, что люди,
пребывающие в состоянии изначальной независимости, не имеют столь постоянных
отношений между собою, чтобы создалось состояние войны или мира от природы
люди вовсе не враги друг другу (26). Войну вызывают не отношения между
людьми, а отношения вещей, и поскольку состояние войны может возникнуть не
из простых отношений между людьми, но из отношений вещных, постольку не
может существовать войны частной (27), или войны человека с человеком, как в
естественном состоянии, где вообще нет постоянной собственности, так и в
состоянии общественном, где все подвластно законам.
Стычки между отдельными лицами, дуэли, поединки суть акты, не создающие
никакого состояния войны что же до частных войн, узаконенных Установлениями
Людовика IX (28), короля Франции, войн, что прекращались Божьим миром (29),
- это злоупотребления феодального Правления, системы самой бессмысленной
(30) из всех, какие существовали, противной принципам естественного права и
всякой доброй политии.
Итак, война - это отношение отнюдь не человека к человеку, но
Государства к Государству, когда частные лица становятся врагами лишь
случайно и совсем не как люди и даже не как граждане*, но как солдаты не
как члены отечества, но только защитники его.
____________
* Римляне, которые знали и соблюдали право войны более, чем какой бы то
ни было народ в мире, были в этом отношении столь щепетильны, что гражданину
разрешалось служить в войске добровольцем лишь в том случае, когда он
обязывался сражаться против врага и именно против определенного врага. Когда
легион, в котором Катон-сын (31) начинал свою военную службу под
командованием Попилия, был переформирован, Катон-отец написал Попилию (32),
что, если тот согласен, чтобы его сын продолжал служить под его началом, то
Катона-младшего следует еще раз привести к воинской присяге, так как первая
уже недействительна, и он не может более сражаться против врага. И тот же
Катон писал своему сыну, чтобы он остерегся принимать участие в сражении, не
принеся этой новой присяги. Я знаю, что мне могут противопоставить в этом
случае осаду Клузиума (33) и некоторые другие отдельные факты, но я здесь
говорю о законах, обычаях. Римляне реже всех нарушали свои законы, и у них
одних были законы столь прекрасные.