Традиции и быт старообрядцев. Урал

Более двух столетий, начиная с конца XVII в., Уральский регион являлся одним из крупнейших центров старообрядчества, не утратив этого значения и к началу XX в. Несмотря на все усилия миссионеров официальной православной церкви, Пермская губерния, как и прежде, занимала по числу староверов одно из первых мест в Российской империи. По данным переписи 1897 г., на территории Пермской губернии проживало 95 174 старообрядца, в то время как в Тобольской губернии – 31 986, а в прилегающих к Пермской губернии с запада Оренбургской и Уфимской – соответственно 22 219 и 15 850 . Приверженцы «древлего благочестия» составляли, согласно данным этой переписи, около 3 % от всего населения губерний, но поскольку распределение старообрядцев по территории региона было неравномерным , то в одних районах доля старообрядческого населения была выше, а в других – значительно ниже. Исторически сложилось так, что основными старообрядческими центрами стали горнозаводские поселки, а также населенные пункты, лежащие на пути из европейской части страны в Сибирь и на Дальний Восток .

Перепись 1897 г. показала, насколько далекими от реальности были данные, собираемые официальной церковью, что, впрочем, признавалось не только исследователями старообрядчества , но и миссионерами . Это обстоятельство было отмечено еще Вруцевичем, служившим до 1881 г. секретарем Пермской духовной консистории. Он приводил минимальные, по его словам, цифры, полученные на основании просмотра метрических книг конца 1870–1880-х гг. (в Верхотурском уезде – 85 000 старообрядцев, Шадринском и Камышловском, вместе взятых – 166 880), сопровождая их комментарием: в трех уездах раскольников в 4,5 раза больше, чем их число, указанное в официальных отчетах по всей Пермской губернии .

В качестве главной причины значительного увеличения численности старообрядцев в первое десятилетие XX в. представители православной церкви чаще всего называли провозглашенную Манифестом 17 апреля 1905 г. политику веротерпимости , заявляя, что при «такой свободе» их миссионерская работа и впредь не будет успешной. Указывая на рост числа «именуемых старообрядцами», местные церковные власти уже не скрывали и не преуменьшали эти данные, как прежде, а наоборот, для более впечатляющей иллюстрации того, как при благоприятных условиях «все сильнее и сильнее раскол поглощает православное население» , вероятно, могли несколько «округлять» данные о количестве старообрядческого населения, как это и сделано в отчете пермского епархиального миссионера за 1913 г. . Миссионеры в 1913 г. констатировали рост староверческого населения в Осинском, Кунгурском, Красноуфимском, Екатеринбургском, Верхотурском, Камышловском уездах в 2–4 раза по сравнению с данными статистических комитетов, проводивших перепись в 1897 г.

Увеличение численности старообрядческого населения после 1905 г. происходит в большей степени за счет легализации той части староверов, которая до объявления свободы вероисповедания считалась формально принадлежащей к официальной православной церкви. Согласно установленным в 1905 г. требованиям, прошение о переходе в старообрядчество каждый желающий должен был подавать отдельно. Однако в исключительных случаях удовлетворялись и коллективные прошения. Весьма необычным было, например, ходатайство, поданное в 1908 г. 137 крестьянами с. Катарач Шадринского уезда Пермской губернии. Эти крестьяне, числящиеся православными, подали прошение о том, чтобы им разрешили вернуться в «веру отцов», т. е. в старообрядчество . В процессе их увещевания выяснилось, что родители многих из них в 1887 г. «уклонились в раскол», сопроводив свое решение ходатайством в Екатеринбургскую духовную консисторию с просьбой считать их официально старообрядцами. Дело было передано из консистории в Синод, а там его рассмотрение затянулось. Крестьяне, не дождавшись официального разрешения, стали крестить своих детей «по беспоповскому обряду» и в дальнейшем обращались не в церковь, а к наставнику , но местный священник по-прежнему считал их при своей церкви, и не без некоторой выгоды: ведь все прихожане, а следовательно, и они тоже, обязаны были исполнять должность церковных сторожей. Это-то обстоятельство – стремление избавиться от сторожевой службы – и стало главной причиной возбуждения в 1908 г. того самого ходатайства об исключении из православия. После бесед с миссионером крестьяне подтвердили свое желание перейти в старообрядчество, ссылаясь на Указ о веротерпимости. В результате в сводках местного благочинного за 1913 г. из всех жителей с. Катарач, посещающих официальную православную церковь, было указано только 92, все остальные были отнесены к старообрядцам-беспоповцам.

Круг старообрядческих согласий в пяти центральных уездах горнозаводского Урала, составляющих Екатеринбургскую епархию, был достаточно широк . Однако наиболее крупным согласием среди уральских старообрядцев в то время считались часовенные .

Трансформация беглопоповского согласия (софонтиевцев) в беспоповское (или как еще называли часовенных миссионеры – «стариковщинский толк»), произошла в условиях борьбы с «расколом», которую развернуло правительство Николая I с начала 30-х гг. XIX в. Под угрозой лишения социальных и экономических прав большая часть екатеринбургских купцов, руководителей беглопоповского общества старообрядцев Сибирского края в 1838 г. присоединилась к единоверию. Однако надежды на то, что примеру лидеров последуют и рядовые старообрядцы, не оправдались. Из-за преследований властями беглого священства и распада организации беглопоповцев они перешли к бессвященнической практике. Таким образом, николаевская репрессивная политика по отношению к уральскому старообрядчеству не увенчалась успехом, поскольку привела лишь к изменению его организации: на смену беглопоповскому обществу пришел децентрализованный мир беспоповских общин часовенных . Часть зауральских крестьянских общин, под влиянием М. И. Галанина и его единомышленников, перешла к беспоповской практике еще в конце XVIII – начале XIX вв.

Выделим комплекс причин, по которым старообрядцы Урала и Зауралья перешли к беспоповской практике.

Во-первых, беглых священников всегда не хватало. Старообрядческие приходы были очень большими, часто в нужный момент священника не оказывалось рядом, и какие-то литургические функции принимали на себя миряне. Создавалась устойчивая практика обходиться без священника. Кроме того, переходившие из православия в старообрядчество священники не отличались, как правило, высокими моральными качествами, а в условиях острого дефицита кадров нравственные изъяны обыкновенно усугублялись. Взыскательные к моральному облику своих пастырей, крестьяне все более склонялись к отказу от таких священников.

Во-вторых, купечество, являвшееся верхушкой уральской беглопоповщины, определявшее жизнь согласия и руководившее беглыми попами, искало компромисса с правительством. В екатерининское и александровское царствование происходило постепенное смягчение правительственной политики и компромисс становился возможным. Основная масса старообрядцев – крестьяне – не поддерживала соглашательской политики верхушки и была настроена радикально. Внутренние противоречия в беглопоповском согласии усиливались. Следствием этого был переход крестьян-старообрядцев к беспоповской практике, совершившийся в Зауралье раньше, чем на горнозаводском Урале.

В-третьих, в это время идет социальное расслоение деревни. Появляющаяся мелкая сельская буржуазия стремится взять под контроль внутреннюю жизнь религиозной общины, а это легче сделать, когда община самоуправляема и независима.

Окончательное решение об отказе от дальнейшего приема «никонианских» иереев было принято на Тюменском соборе 13 ноября 1840 г., поскольку «…и до сего времени строго преследуются они, мы их оставляем. И на то дело избираем правителей-настоятелей, коим дозволено собором сим исполнять требы и нужды мирян; якоже и предки наши имели у нас настоятелей, но подчинялись оныя священникам правленым. Но ныне их вконец отрицаем» . Так исправление треб перешло к наставникам-старикам и уставщикам, избираемым общиной. Старики действовали как миряне, они не имели права читать молитвы, которые полагалось произносить священнику при богослужении и при совершении таинств. Но, даже перейдя к беспоповской практике, вероучение согласия часовенных продолжало отрицать догмат о полном пресечении истинного священства после реформ патриарха Никона .

Для решения наиболее важных вопросов часовенные, так же как и их предшественники-беглопоповцы, созывали собор, на который от общин делегировались представители, как наставники, так и прочие миряне. Обычно заботу об организации подобных собраний брали на себя зажиточные старообрядцы, в их просторных городских домах делегаты проводили свои заседания. Роль председателя собрания зачастую выполняли наставники или попечители мирских общин, но наиболее влиятельным было мнение скитских старцев (как и в прежние времена, в XVIII – первой половине XIX вв.), обязательно приглашаемых на собор . Так продолжалось, предположительно, до 1880-х гг., когда вновь дали о себе знать расхождения во взглядах между радикально настроенными крестьянскими общинами (в основном зауральскими) и умеренными городскими торгово-промышленными кругами часовенных. В 1884 г. на соборе екатеринбуржцы смогли добиться нужного им постановления о новом поиске священства, несмотря на то что оно противоречило доводам сторонника беспоповства, наиболее авторитетного из черноризцев – о. Нифонта, с мнением которого были согласны и крестьянские делегаты. О том, что роль приглашаемых на уральские соборы скитников снизилась, свидетельствует и дальнейшая практика проведения подобных собраний: черноризцы присутствовали на соборе 1908 г. и на съезде 1911 г., но в дискуссиях уже не участвовали, уступив руководящую роль представителям мирских общин.

Тем не менее, несмотря на уменьшение идеологической роли, лесные пустынножительства сохраняют свое социальное и культовое значение. Уральские «заводские дачи» во второй половине XIX – начале XX вв. по-прежнему являются прибежищем для многих скитских поселений.

В лесах Висимо-Шайтанского завода, по сведениям миссионеров, в начале XX в. насчитывалось 11 скитов по речкам Шайтанка, Сулем, Бушан. Недалеко от Нижнего Тагила, около р. Шумихи, за Елевой горой, было общежительство 18 скитниц, во главе с Ефимией Ивановной Кондратьевой, крестьянской вдовой из д. Пряничниковой Верхотурского уезда. У скитниц было две избы: одна была отведена под моленную (четыре жилые комнаты и две кладовые), во второй устроили хлев для нескольких коров, сеновал и маленький чулан, где хранили разную утварь.

В 2–3 верстах от этого поселения находился скит, в котором жила схимница Анисья Решетникова, отделившаяся от женского общежительства . Поставить келью ей помогли родственники из с. Горбуново, находившегося рядом с Нижне-Тагильским заводом. Многие окрестные жители, когда шли за ягодами или на охоту, часто посещали Анисью, принося ей продукты. Для гостей в скиту имелась отдельная «малая» келья. Сама скитница иногда выходила «в мир», чтобы собрать денег и нанять рабочих для ремонта построек. Но, несмотря на такую «известность», для «непосвященного» человека найти скит Анисьи было непросто: «Среди леса, в болотистой местности находится небольшая полянка, которую можно заметить только выйдя из лесу к ней. Полянка эта… огорожена невысоким жерденым пряслом. В северной части прясло немного разгорожено и здесь вход на полянку. При входе через эти ворота с правой стороны находится небольшой сарайчик, в котором сложен мох. Дальше идет тропка, которая, проходя мимо родника, подводит к кельям… Вокруг келий, по всей полянке место сырое, поросшее травой… Часть поляны между воротами и кельями вскопана под гряду, на которой растут бобы, морковь, огурцы…» .

В 1912 г. недалеко от д. Большая Лая поселились инокини скита м. Александры и Елизаветы из-под д. Кедровки Кунгурского уезда, Пермской губернии. Ранее около д. Кедровки располагались мужской скит о. Нифонта и женский скит м. Феодоры и Зинаиды. В 1882–1883 гг. оба скита переселились в леса около с. Исетского Ялуторовского уезда Тобольской губернии. Затем, после смерти о. Нифонта, в 1890 г., одна часть мужского скита перебралась еще дальше на восток – в томскую тайгу, вторая, во главе с о. Игнатием, осталась под Исетским, а инокини с м. Александрой вернулись под д. Кедровку .

Есть сведения о скитах и в других уездах Пермской губернии. Наиболее многочисленным после переселения в 1880-х гг. кедровских пустынножительств стал скит о. Израиля на р. Нязь, на границе Екатеринбургского и Красноуфимского уездов. В 1901–1902 гг. стараниями переселившихся из небольшого Каслинского скита м. Феклы и Елены возродился Сунгульский скит, просуществовавший до 1921–1923 гг. В 12–15 верстах от Невьянского завода был скит м. Нионилы, в котором проживало около 20 стариц . Немало пустынножителей обитало в 1914 г. в Чердынском уезде, по верховьям р. Печоры, Уньи, Колвы и их притоков.

Некоторые лесные поселения, хотя и назывались скитами, были скорее заимками, куда переселялись отдельными семьями. Такие «скиты» были в лесной даче Нижне-Тагильского завода, где, например, около Учинского болота недалеко друг от друга жили, занимаясь пчеловодством, крестьяне Пермского уезда Федор Рукавишников и Николай Желнин с женами и детьми. Подобные же уединенные заимки устраивались и в Чердынских лесах, там поселенцы занимались земледелием и охотой .

Близость некоторых скитов к поселениям обеспечивала в случае необходимости помощь местных часовенных-мирян, однако это соседство заключало в себе опасность: время от времени скиты подвергались ограблениям. Например, осенью 1911 г. в поселениях около Нижнего Тагила случилась серия краж: шайка злоумышленников из мастеровых завода в течение сентября – декабря вывезла из кладовых скитников разные вещи и почти все запасы на зиму.

Первым «удостоился посещения» в конце сентября 1911 г. скит Захария Комарова, в то время отсутствовавшего. В избушке находился только послушник Елисей, у которого забрали 4 рубля, шубу, мешок с клюквой, муку, крупу, 8 фунтов меду и несколько книг – всего на сумму около 100 рублей. Сразу же после происшествия о. Захарий попытался через своих знакомых в заводском поселке найти хоть что-то из украденной библиотеки и выкупить. Таким путем он смог вернуть две книги, а судьба других так и осталась неизвестной.

Не получив отпора, грабители продолжили начатое «предприятие». Они приезжали обычно поздно вечером, просились на постой и затем, проникнув в помещение и запугав хозяев, выносили имущество и требовали денег. Лишь в случае с женским общежительством налетчикам пришлось трудновато. В их первый приезд, 21 октября, скитницы заперлись в избе, где располагались жилые комнаты и моленная, а в качестве места для ночлега приехавшим «путникам» указали хлев. Оттуда воры вынесли несколько аршин холста и некоторую утварь, но, видимо, особенно поживиться было нечем, да и налетчики, по их последующему признанию, в первую очередь рассчитывали найти в скитах крупные суммы денег. Поведение грабителей стало столь наглым, что жительницам скита, чтобы предотвратить увод из хлева коров, пришлось прибегнуть к оружию. Они «зарядили порохом старинную пушку и сделали на воздух выстрел, стреляла Александра Федоровна Старикова, тогда мужики не стали брать коров и ушли в хлев», а скитницы тем временем отправили гонцов в ближайшую деревню. Прибывший через три часа житель д. Бобровки Василий Евграфов еще застал в скиту жуликов, которые, увидев его, схватили попавшуюся под руки подушку и уехали .

Кроме того, та же шайка посетила заимки Рукавишникова и Желнина. Ночью у первого они заперли снаружи дверь в жилое помещение избушки и вытащили из сеней съестные припасы. Во втором случае всех находившихся в доме они загнали в одну из комнат и вынесли все имущество из жилого помещения, с чердака и из сеней: 30 пудов муки, крупчатку, ячменную крупу, одежду, книги и 40 копеек, которые нашли у двух сыновей Желнина. В полицию об ограблениях не заявлял, «так как не велено писанием».

Заключительным «налетом» на пустынножителей стало второе посещение, в начале декабря, женского скита под Елевой горой. В главную избу грабители опять не смогли проникнуть, но на этот раз они без промедления перетаскали в свои сани все добро, что попалось им на глаза. Скитницы вновь прибегли к уже испытанному средству: стали палить из «пушки». Расхитители уехали, увезя с собой упряжь, муку и много одежды – шубы, платья, шали, овчины и пр. Именно это приобретение и способствовало поимке злоумышленников. Уже через день об ограблении стало «негласным путем» известно полицейскому приставу в Нижнем Тагиле. Он по собственной инициативе, так как заявления от потерпевших не поступало, установил наблюдение на рынке и через два часа задержал женщину, пришедшую продавать шубу «старого покроя». Ею оказалась одна из родственниц грабителей, поэтому провести дальнейшее расследование не составило труда. Всех участников шайки арестовали и затем, на основании данных потерпевшими показаний, осудили на различные сроки заключения.

Однако от поимки этих воров в лесных поселениях стало ненамного спокойней. В августе 1913 г. одна из келий в том же лесу около Нижне-Тагильского завода вновь подверглась нападению. В ней жили две скитницы, отделившиеся от большого общежительства Кондратьевой. Злоумышленники, братья Перепелкины, желая заполучить «самоцветные камни» со старинных икон, пришли в скит под видом охотников. Однако сразу приступить к делу не смогли, так как вскоре после них к схимницам пожаловали гости, старообрядцы Федюнины, которых «как лиц хорошо известных» устроили на ночлег в комнате с иконами в «большой» келье. Дождавшись, когда рано утром Федюнины ушли, Перепелкины убили обеих скитниц и сняли с «божества» украшение. Однако, рассмотрев на обратной дороге «камни» и поняв, что это простые стекляшки, они забросили добычу в болото и вернулись домой. Убийц удалось найти благодаря показаниям Федюниных, которые услышали пронзительные крики со стороны скита, вернулись и, обнаружив мертвых женщин, заявили в полицию .

Подобные инциденты вновь и вновь приводили многих пустынножителей к мысли о переселении в более уединенные места по пути, проделанному прежде многими переселенцами в Сибирь.

В начале XX в. большим авторитетом у часовенных горнозаводского Урала обладали самые грамотные люди в мирских общинах – начетчики. Они сравнительно глубоко знали тексты Священного писания, творений св. отцов и церковные правила, владели приемами ведения полемических бесед, защита вероучения своего согласия была для них профессиональной деятельностью.

Одним из наиболее известных начетчиков часовенного согласия на Урале был Афанасий Трофимович Кузнецов (24.10.1879 – 7.06.1938). Отец его был мастеровым Нижне-Тагильского завода. Обучившись «божественной грамоте» дома, а также получив 6 классов светского образования, Афанасий уже в 25 лет получил признание как знаток Священного писания и прекрасный оратор. При описании одной из первых его бесед с «австрийцами» – о. Василием Сюткиным и начетчиком А. Д. Токманцевым – на Веселых горах в июне 1903 г. екатеринбургский миссионер отмечал: «Сравнительно еще молодой Кузнецов настолько опытен в полемике, что в состязаниях о вере... поставил в безответное положение апологетов австрийского согласия», а впечатление одного из часовенных было изложено так: «…[Куз]нецов, служитель Нижне-Тагильской часовни. Хотя Кузнецов и молод, но беседу провел блестяще. Ето будет второй Коновалов» . Упоминание саратовского начетчика-спасовца слепца Андрея Афанасьевича Коновалова было не случайным. С конца 1890-х гг. часовенные Урала и Сибири, несмотря на принадлежность к другому согласию, часто приглашали его для собеседований с «австрийцами» и миссионерами. «Кто же теперь из уральских старообрядцев не знает Коновалова!» – восклицает один из слушателей его беседы с «австрийцем» 6 мая 1903 г. в Лысьвенском заводе. Именно у А. А. Коновалова учился полемическим приемам Афанасий Кузнецов, став со временем одним из лучших беспоповских начетчиков. Судьба уготовила ему как громкую славу, так и серьезные испытания. После одной из бесед с миссионером в Шадринском уезде ему пришлось провести некоторое время в тюрьме из-за того, что его речь была оценена как «возведение хулы на православную церковь». Заключение помешало А. Т. Кузнецову принять участие в I Всероссийском съезде часовенных в сентябре 1911 г. и ему пришлось ограничиться коротким письменным приветствием. После освобождения Афанасий Трофимович большую часть времени стал уделять делам учрежденного на съезде Успенского братства, но не оставлял без внимания и полемику, тем более что съезд избрал его начетчиком при братстве. При его участии в 1915 г. начал издаваться журнал «Уральский старообрядец» . Благодаря своим «Историческим очеркам уральского старообрядчества», опубликованным на страницах этого издания, А. Т. Кузнецов стал известен еще и как историограф часовенного согласия.

В ходе споров вокруг строгого соблюдения правил истинно православного жития во второй половине XIX – начале XX вв. внутри часовенного согласия выделились незначительные толки: «климентовцы», «михайловцы» и «порфириевы», – название которых произошло от имен их основателей. «Климентовцы» (последователи инока Климента (Климонт) из скита около д. Большие Галашки Верхотурского уезда Пермской губ.) были немногочисленны – не более двух десятков человек. Разделение произошло из-за запрета Климентом держать в домах самовары, лампы, носить пестрые одежды. По сведениям миссионеров, учение Климента разошлось с часовенными еще и в эсхатологических взглядах: согласно ему, Антихрист уже воцарился в мире в виде идола Саморы, т. е. самовара . Поэтому в таковые последние времена не должно записываться в какие-либо гражданские книги и платить подати . Влиятельным последователем этого толка был екатеринбургский купец Григорий Владимирович Блохин, который, используя коммерческие связи, пытался привлечь на свою сторону часовенных с. Шарташ. 1–2 января 1903 г. в д. Большие Галашки собор часовенных обсуждал учение нового толка. «Климентовцы» привели в доказательство истинности своих воззрений много выписок, но собравшихся представителей общин из близлежащих заводских поселков (присутствовало более 100 чел.) убедить не смогли. Часовенные постановили: «раз они [климентовцы] без собору греховных ради вин отделились, то они подлежат каноническому извержению» . На последующее предложение оставить свои «заблуждения» Климент ответил отказом, и раскол произошел уже окончательно. Однако широкого распространения «климентова вера» не получила. В воспоминаниях местных старообрядцев инок Климент остался одиночкой, который «отделился от остальных и вел более строгий образ жизни» .

В 1902 г. от «климентовцев» отделились «михайловцы» – сторонники Дерябинникова Михаила Илларионовича . Упрекая «климентовцев» в том, что у них в скитах многие старицы имеют личные вещи и деньги, Михаил назвал такое житие «разбойничьим» собранием и заявил, что отделяется от него . Дерябинников был сторонником как можно большего удаления от мира. На уже упоминавшемся Галашкинском соборе именно он был инициатором решения не принимать на молитву родителей, чьи дети учатся в земских школах .

«Порфириевы», коих было еще меньше , чем «климентовцев», отделились от часовенных из-за особого мнения об обряде крещения: они считали, что истинное крещение может быть совершено только в проточной речной или ключевой воде и всех крещеных иным образом следовало перекрестить. Очевидно, что в отношении необходимости перекрещивания часовенных у «учеников порфириевых» существовали сомнения. Для прояснения ситуации ими в 1909 г. в Нижний Тагил был приглашен активный деятель согласия «покрещеванцев» из с. Толбы Нижегородской губернии Александр Михеевич Запьянцев. Войдя в курс дела, Запьянцев ответил на вопрос «на каком основании следует крестить приходящих от часовенных?» развернутым посланием . Из его рассуждений следовало, что крещение в данном случае необходимо из-за прежней практики приема беглых священников, «потому что попы их поставлены были от слугов Антихриста и приняты были незаконно, и действовали не по правилам святых отец» . Неизвестно, приняли ли «порфириевы» его доводы, но поддержки и широкого распространения на Урале подобные взгляды не получили.

В некоторых сибирских соборных постановлениях есть упоминания о «завьяловской ереси» конца XIX – первой четверти XX вв., сторонники которой ввели при бракосочетании элементы отвергнутой «поповской» практики .

Проблему унификации обрядов крещения, причащения, заключения браков, покаяния, без решения которой было невозможно предотвратить разделения в обществах, часовенные обсуждали в 1911 г. на I Всероссийском съезде, проходившем в Екатеринбурге. Многие его участники приехали только для рассмотрения вопроса об этих таинствах. Сразу прийти к единому мнению удалось только по одному вопросу: было признано, что для таинства покаяния не требуется священник, его могут совершать иноки и простецы, т. е. «всякое избранное для того достойное лицо» . Рассмотрение всех остальных вопросов проходило нелегко: участники дискуссии, ссылаясь на Святое писание, зачастую делали прямо противоположные выводы. После многочасовых дебатов установили, как должны совершаться обряды крещения и брака. Наитруднейшим оказался вопрос о причастии, он вообще решался в плоскости «быть или не быть». Дело в том, что в течение уже более полувека у часовенных не было священников, от которых можно было бы получить запасные Дары для причащения. Во многих обществах святые Дары, оставшиеся от прежних священников, закончились, но даже те, у кого они еще не иссякли, например часовенные Кыштымского завода, сомневались в их истинности и в законности получения таких Даров от простецов. Начетчики Д. К. Серебрянников (из Невьянска) и А. Е. Арапов (из Верхнейвинского завода) настаивали на правомочности принимать сохранившиеся Дары, а также на возможности допускать вместо них причащение богоявленской водой . Обмен мнениями ни к чему не привел, и решение этого вопроса было отложено до следующего собора.

Разногласия среди часовенных появились и в отношении к изданному 17 октября 1906 г. «Положению о старообрядческих общинах». В пользе от предоставляемой «Положением» возможности зарегистрировать общину в губернской администрации (и таким образом получить права юридического лица) сомневались многие, ожидая, что информация о наличии общины впоследствии может сослужить плохую службу, например не позволит избежать притеснений властей, в случае если политика в отношении старообрядцев станет более жесткой . Полемика между сторонниками юридического статуса общины и так называемыми «противообщинниками» велась серьезная, однако обе стороны неизменно оставались при своем мнении. В защиту регистрации выступил уже упоминавшийся Афанасий Трофимович Кузнецов. В журнале «Уральский старообрядец» он опубликовал ряд статей с обличением заблуждений «противообщинников». Подчеркивая большое значение права официальной организации общин и «получение таким образом юридических и церковных прав старообрядчеством», что гарантировалось «Положением», он, тем не менее, отмечал, что «нашлись однако и такие люди, которые в общине видят не что иное, как грех и отступление от веры отцов». «Противообщинники» обосновали свою позицию в нескольких пунктах постановления собора, который проходил в с. Горбуновом Верхотурского уезда 13–15 января 1912 г. А. Т. Кузнецов упоминает, что среди «вдохновителей» неприятия регистрации общин на соборе были скитники Сергий, Варлаам, Ефросин и Климент. На горнозаводском Урале решение Горбуновского собора было полностью созвучно настроениям в нижне-тагильской общине. В Томской губернии «противообщиннические» тенденции были еще более сильными .

Неоднозначно воспринималась в среде уральских часовенных проблема грамотности и получения образования . Группа наиболее активных деятелей (самоназвание – «интеллигенты-старообрядцы»), в состав которой входили начетчики и наиболее грамотные прихожане крупных заводских и городских общин, ратовала за устройство отдельных старообрядческих образовательных учреждений и специальную подготовку учителей. Идея «поднятия грамотности среди детей, устройства и оборудования с этой целью старообрядческих училищ» также обсуждалась на Всероссийском съезде часовенных и в основном была поддержана. Среди сторонников школ главным камнем преткновения было разное понимание содержания образовательной программы. Многим казалось, что достаточно традиционного курса обучения письму, чтению, божественной грамоте, который в прежние времена был возложен на «мастерицу». Конечно, старообрядцы иногда отдавали своих детей в земские школы для получения каких-либо профессиональных навыков, но все-таки подобное образование считалось неудовлетворительным («не обучают ни псалтыри, ни канонам, ни пению по крюкам») и не везде приветствовалось . Недовольство земскими школами оставалось, даже когда часть предметов (чаще всего Закон Божий) преподавалась учителями из староверов. Так, настоятель д. Яр Камышловского уезда Василий Андреевич Ласкин высказал на съезде свои опасения: «У нас земство выстроило десятитысячное здание для школы. Учитель у нас теперь из своих старообрядцев. Дело идет хорошо. Только вот беда: говорят детям, что земля вертится, а солнце стоит. Это нам не нравится». А один из представителей общины из Шадринского уезда заявил: «Ни братства, ни общины, ни школы мы не желаем. Во всем этом мы сомневаемся» .

Кроме того, возникали препятствия финансового или административного характера. Делегат из Петрокаменского завода Верхотурского уезда рассказал о своей попытке устроить старообрядческую школу с ремесленным и сельскохозяйственным отделениями. Земство отнеслось к инициативе одобрительно, но предложило старообрядцам покрыть часть расходов, чего те были не в состоянии сделать. Из-за этого-то дело и расстроилось, хотя в качестве главной причины отказа от школы было высказано опасение, что «дети, хотя в школе и будет старообрядческий законоучитель, не достаточно будут обучены христианским истинам» . В КарГАПКльской волости Шадринского уезда ходатайство о разрешении устроить школу все никак не могло пройти надлежащие инстанции в течение двух лет.

И все же самые большие препятствия заключались в сомнениях относительно приемлемости школ, подконтрольных государству. «На школы требуется разрешение. Это нас останавливает. Потому что мы сомневаемся, как-бы можно [было] свободно открывать школы – дело другое. Нужно вычитать в священном писании – прибегали ли при открытии школ к власти в старое время» .

Большую работу по убеждению одноверцев в полезности и необходимости всестороннего образования проделали сотрудники журнала «Уральский старообрядец», издававшегося в 1915–1916 гг. Они приводили следующие доводы: «Пора всему старообрядчеству приобщиться к светским наукам и слить свою крепкую веру со светом научных знаний. Многие отцы церкви сами воспитывались на светских науках, и не упала от этого их вера, а наоборот, восторжествовала над окружающей тьмой… Жизнь требует больших знаний, без которых скоро и трудиться будет уже невмоготу» .

Вскоре после съезда 1911 г. в Екатеринбурге при Никольском храме была создана школа, в которой одновременно могло заниматься 50 учеников и учениц . Обучение велось по 3-годичной программе. В штат школы входило 2 учительницы, законоучитель, учитель пения и сторож. Заведующей школой была сестра Игнатия Крохина, секретаря совета Никольской общины, Пелагея Селиверстовна Загудаева. Стараниями прихожан обеих городских часовен удалось собрать хорошую школьную библиотеку, в которой были не только старопечатные псалтыри для изучения церковной грамоты, пособия и хрестоматии, выпущенные для школ министерства просвещения, но и художественные альбомы, энциклопедические словари, издания «Библиотеки Павленкова», сказки Г.-Х. Андерсена, книги Д. Н. Мамина-Сибиряка, Ф. М. А. Вольтера, Л. Н. Толстого и Н. В. Гоголя. Всего же в библиотечном списке этой школы насчитывалось более 100 наименований книг и пособий .

Другим крупным учебным заведением часовенных на востоке России было открытое в 1915 г. 3-классное частное низшее училище в с. Тюменцево Барнаульского уезда. В нем обучалось более 40 учеников и учениц.

Годом позже завершилось строительство «нового рассадника знаний» в Черноисточинском заводе Верхотурского уезда Пермской губернии . Очевидно, благодаря связям и авторитету А. Т. Кузнецова, согласившегося курировать строительство, земство «взяло на себя затраты» на сумму около 30 тыс. руб. (хотя в 1912 г., после ходатайства о постройке училища местных Никольского и Ильинского приходов, вопрос о выделении земством на училище даже и 15 тыс. оставался открытым) . «Первое и лучшее на Урале и в Приуралье по размерам и благоустройству» училище было рассчитано на 500 человек . Открытие училища происходило весьма торжественно, приехавший на церемонию черноризец о. Антоний (Поздняков), наставник верхне-тагильской общины , произнес поучение будущим ученикам и их родителям.

Открытие этого училища оказало большое влияние на решимость других общин учреждать школы. Прошения об открытии училищ подавали часовенные Лысьвенского завода, Нижнего Тагила, Верхнейвинска, однако начавшиеся в 1917 г. события заставили забыть об этих планах.

В начале XX в. в составе уральских общин старообрядцев-часовенных несколько уменьшается доля купеческого сословия. Это связано, прежде всего, с изменениями в правовом положении купечества. Исследователями отмечается, что с 1885 г., после введения системы пропорционального обложения торгово-промышленных предприятий, начинается «падение престижа гильдейской организации купечества» . Позднее, в 1898 г., обладание купеческими привилегиями было отделено от права на занятие торговлей. По «Положению о государственном промысловом налоге», принятому 8 июня 1898 г. и вступившему в действие с 1 января 1899 г., для занятия предпринимательской деятельностью было достаточно приобрести промысловое свидетельство. Лица, заинтересованные в сохранении или получении сословных прав купечества, выкупали гильдейское свидетельство дополнительно. Из-за необязательности записи в гильдии для занятия торгово-промышленной деятельностью удельный вес купечества среди предпринимателей с начала XX в. стал уменьшаться, особенно в молодых городах, где традиционные ценности купечества не успели занять прочное место. Однако в большинстве старых городов Западной Сибири купеческое сословие хотя и несколько уменьшилось, но еще сохраняло свои экономические и социальные позиции . На Урале, как и в Сибири, старообрядцы среди городского купечества составляли значительную долю, однако не такую большую как прежде. Кроме того, ряд влиятельных деятелей часовенного согласия со временем все больше склонялся к принятию либо православия официальной церкви (например, И. М. Белиньков) , либо Белокриницкой иерархии (Ф. А. Малиновцев).

В создавшихся условиях в составе екатеринбургских старообрядческих общин часовенного согласия в начале XX вв. на первое место по численности выходят переселившиеся в город крестьяне (таблица).

Социальный состав прихожан Успенской и Никольской часовен г. Екатеринбурга
в 1912 г., чел. (по данным метрических книг

Из прихожан обоих храмов 135 человек (63,7 %) были крестьянами, причем большая часть тех, чье местожительство указано , в 1912 г. уже переселилась на постоянное жительство в Екатеринбург, и только 20 крестьян, проживая по месту приписки – в с. Шарташ, д. Становой, в Верхнейвинском, Березовском, Быньговском и других заводах, периодически приезжали в одну из городских часовен (обычно для крещения ребенка). По данным книг о сословной принадлежности семей можно проследить, как отдельные члены крестьянской семьи, переселившись в город, со временем переходили в мещанское сословие: Викул Ульянов – один из сыновей шарташского крестьянина Иосифа Ульянова, Евстигней Афанасьевич Бурухин – из крестьян Нижнесельской волости Екатеринбургского уезда .

Увеличение количества крестьян в данных старообрядческих общинах связано с общероссийскими процессами переселения крестьян в город начавшимися в послереформенный период. В «Положение о пошлинах на право торговли и других промыслах», изданном 1 января 1863 г., через два года, в 1865 г., была внесена дополнительно 25-я статья, которая гласила, что купеческие свидетельства могут приобретаться лицами и не купеческого звания. Исследователями отмечается, что таким образом, при предоставлении торговых прав, был несколько ограничен принцип сословности . По принятии в 1870 г. нового Городового положения крестьяне-отходники, переселяясь в город для занятий торговлей или ремеслом, на основании купленных промысловых свидетельств получали право принимать участие в городском самоуправлении . Таким образом, сословные различия между крестьянами и остальными горожанами стали минимальными, а в 1898 г., как уже отмечалось, был почти полностью устранен серьезный стимул для перехода состоятельных предпринимателей из низов в купеческое сословие. Для крестьян-старообрядцев, переселявшихся на жительство в город, благоприятным было еще одно обстоятельство: на новом месте они включались в общину одноверцев, принадлежность к которой часто означала и принадлежность к сообществу, пронизанному едиными хозяйственными связями .

Вторую по численности сословную категорию среди прихожан Никольской и Успенской старообрядческих часовен составляли мещане. В 1912 г. в метрических книгах зафиксировано 68 екатеринбургских мещан (32 % прихожан). Почти все они постоянно проживали в Екатеринбурге, и только 1 человек жил в г. Камышлове.

Как уже отмечалось, купеческое сословие среди старообрядцев-часовенных к началу второго десятилетия XX в. уменьшилось. Из всех прихожан данных храмов, зарегистрированных в метрических книгах в 1912 г., купцы составляли всего 2,4 % (5 чел.) , из них трое (семья Щербаковых во главе с Григорием Гордеевичем) жили в Екатеринбурге, а остальные были приезжими, из Березовского завода (Василий Саввич Бойцов) и из г. Камышлова (Лидия Александровна Щербакова).

В конце XIX – начале XX вв. Щербаковы – наиболее известная купеческая фамилия из старообрядцев-часовенных г. Екатеринбурга. Старообрядец Лука Григорьевич Щербаков с домочадцами (жена Татьяна Тимофеевна, сын Гордей 42-х лет, сноха Анна Парамоновна, внук Григорий 10 лет и внучка Екатерина 7 лет) в 1855 г. числится в «Списке екатеринбургских раскольников беспоповщинской секты» среди других 155 семей . Со временем Щербаковы заняли место попечителей Никольской («большой») часовни, рядом с видным семейством купцов Тарасовых. В доме Щербаковых устраивался знаменитый Екатеринбургский собор 1884 г., а в 1901 г. там же проходили беседы А. А. Коновалова с представителями «австрийцев» . Преуспели они и в предпринимательской деятельности: Григорий Гордеевич Щербаков владел несколькими паровыми мельницами около г. Камышлова, торговал мясом, имел мыловаренный, свечной и клееваренный заводы в Екатеринбурге. Один из его четырех домов располагался на Уктусской улице, которую в те времена называли «улицей миллионеров» . Сын Григория Гордеевича, Федор, был избран председателем Никольской общины часовенных г. Екатеринбурга, зарегистрированной в 1907 г., и так же, как и отец, активно участвовал в жизни старообрядческого общества: в 1915 г. он принялся за распространение по подписке журнала «Уральский старообрядец».

Следует также сказать несколько слов о деятельности сыновей Василия Колмакова. В конце XIX – начале XX вв. они являлись крупнейшими купцами Тобольской губернии. На собственных предприятиях в Ялуторовском уезде Колмаковы занимались производством масла, сала, муки и мыла. Изготовленный товар отправлялся на Урал, в Москву, Петербург и даже Турцию. На Нижегородской ярмарке они торговали мехами и кожами. Кроме того, имели собственное пароходство в Обь-Иртышском бассейне. Один из братьев – Антон Васильевич – вел торговлю с Монголией, занимаясь закупками шерсти, пушнины и невыделанных кож . Однако не только коммерция была для Колмаковых сферой приложения усилий, они участвовали в решении «духовных» вопросов на соборах. По приглашению братьев к ним на одну из лесных заимок переехал в 1882/1883 г. черноризец Нифонт, а затем и оба скита с р. Сылвы. Вероятно, как раз живя «под покровительством» Колмаковых, о. Нифонт написал «Родословие» часовенного согласия, «Историческое сказание» о православной вере и «антиавстрийское» послание Феофилакту (прил. 3) .

Учитывая принципиальную незавершенность дискуссии среди бывших беглопоповцев о пресечении священства, главы «австрийской» (Белокриницкой) иерархии обращались к часовенным с призывами принять их «вновь обретенное истинное священство …и сплотить свои верующие души в единую Церковь Божию» .

Начиная с 1850-х гг., после появления на Урале первых попов Белокриницкой иерархии, некоторые часовенные принимают новое священство. Приведем несколько примеров: с конца 1850-х гг. образовалась община «австрийцев» в Юго-Кнауфском заводе (в 1887 г. там были рукоположены в священники бывшие часовенные, братья Василий и Стефан Рукавицыны); в 1857 г. приняли священство жители д. Васькиной Чердынского уезда Пермской губернии; в 1861 г. в Сылвинском заводе был рукоположен в священники Сафоний Панкратов, также бывший часовенный; перешедшие к беспоповству в 1850 г. старообрядцы д. Низкой Кунгурского уезда Пермской губернии приняли белокриницкое священство в 1873 г.; одной из главных заслуг екатеринбургского священника Пимена Петровича Огнева было образование «австрийского» прихода из беспоповцев д. Шипеловки Екатеринбургского уезда; о. Тарасий Афанасьевич Хамкин из д. Курманки Белоярской волости Екатеринбургского уезда присоединил к Белокриницкой иерархии часть часовенных, живущих в заимках по р. Пышме и в д. Обуховой Камышловского уезда Пермской губернии . Ряд представителей бывших часовенных со временем стали видными деятелями среди «австрийцев», например Афанасий Паромов, колыванский мещанин, уроженец Невьянского завода (в 1899–1918 гг. – епископ Антоний Пермский), крестьянин д. Большая Лая Андрей Бердышев (в 1920–1934 гг. – Андриан, епископ Уральский и Семипалатинский), крестьянин д. Шипеловки Андрей Токманцев (с 1900 по 1909 гг. начетчик екатеринбургского Свято-Троицкого братства) и др. Перебравшийся из уральских скитов в Томскую губернию, на р. Юксу, черноризец Филимон с учениками Исихием и Михаилом в 1881 г. присоединился к «австрийцам» и был посвящен в сан как иеромонах Феофилакт, в 1882 г. он стал настоятелем нового мужского скита, а также главой прихода белокриницких в г. Томске. Одновременно с этим Феофилакт предпринял попытки убедить других скитян-беспоповцев принять вновь обретенную иерархию. В 1882–1892 гг. между ним и одним из наиболее авторитетных старцев часовенного согласия, черноризцем о. Нифонтом, жившим в то время на заимке братьев Колмаковых в Тюменском уезде Тобольской губернии, завязалась переписка. На предложение принять священство Нифонт ответил развернутым посланием (прил. 3) , где изложил причины, по которым присоединение считает невозможным из-за обливательного крещения первого белокриницкого иерарха, а также из-за нарушений при его поставлении в сан митрополита. Черноризец подчеркивает, что и прежде были попытки найти истинное священство в греческой православной церкви, но именно практика обливательного крещения, перенятая греками у западной церкви, препятствовала этому: «Наши предки весма опасались таковой хиротонии, дабы не зачерпнуть ветхаго кваса, с западным пересолом смешаннаго…» . В настоящее же время, по его мнению, не осталось ни одного благословенного иерея и не следует отделяться от прежней веры ради тех, кто творит «беззаконие и пререкание во граде».

Приблизительно в то же время в среде урало-сибирских часовенных было создано еще одно послание «…братиям в пустыни пребывающим иноком и всем православным християном, по лицу всея земли от мала и до велика, и живущим во странах сибирских, а може сотвори или изволи им святый дух во едином православии жити». Автор его упоминает об отступлении «прежде бывшая братия наша и пустынножители…ко лжеименитой австрийской иерархии» и также приводит аргументы из Священного писания, обличающие белокриницкую церковь, «дабы не возносила свой неистовый рог, а православнии не прельщалися ею … яко же Филимон и прочии таковии восхотели быти богами, сиречь попами и епископами, но несть попы, не епископы, но простыя мужики…», а священство их, «составленое не в свое время, понеже епископы благочестиви кончилися» .

Вопрос о том, возможно ли полное и окончательное исчезновение священства и следует ли его искать, неоднократно обсуждался уральскими часовенными. Споры «за» и «против» признания какой-либо иерархии «благодатной» велись между умеренными представителями часовенных, проживавшими в городах и заводских поселках, и настроенными более радикально крестьянскими старообрядческими обществами. Когда на Екатеринбургском соборе 1884 г. возникло предложение о поисках «истинного» священства, этот вопрос обсуждался очень бурно. Настоятель старообрядцев Висимо-Уткинского завода Трефилий Васильевич Филатов, попечители екатеринбургских часовен Флегонт Артемьевич Малиновцев и Егор Петрович Суслов ратовали за необходимость «приискания» церковной иерархии. Крестьянские делегаты были настроены против самой возможности возвращения священства, обличали пороки своих прежних беглых священников, говоря, что «видели их немилосердие, что несколько не похожи они на законных пастырей и представителей Божиих. А более похожи были они на грабителей и хищников…» . Присутствовавший на соборе о. Нифонт приводил слова Максима Грека о всеобщем отступлении от православной веры, из которых следовало, что истинного священства уже давно нет. Противниками священства было также отмечено, что на собор намеренно не пригласили представителей Нижне-Тагильского общества (но те все-таки приехали), попечитель которого, купец Василий Матфеевич Бородин, уже предпринимал поездки в Белую Криницу (для исследования Белокриницкой иерархии) и теперь был настроен «очень против священства». Некоторые из делегатов заявляли о том, что они не уполномочены своим обществом на обсуждение этой темы, другие хотя и склонялись к тому, чтобы дать положительный ответ, «но не без некоторого душевного возмущения». В результате, по настоянию екатеринбургского купечества, собор, принимая во внимание тезис о том, что «истинное священство имать быти до скончания мира», постановил «поискать со тщанием… Есть ли найдут истинную и беспорочную хиротонию, то бы это дело было благо и душеспасительно, коего и нам не должно избегать. Но это даже немыслимо, что в толь последнее время обрящут таковую» .

На следующем Екатеринбургском соборе, в 1887 г., также «было взыскание о том более почему наши претки принимали священство от росийской церкви и потом последствии то же священство и от той же церкви не стали принимать» . На сей раз, несмотря на то что вновь «хотелось некоторым ревнителям прием священства претков наших возобновить, а есть ли необрящется по правилам святых отец подходных священников в росийской церкви, то поискать священства в других державах» , уже было принято решение действовать как у «христиан не имеющих священства». Несмотря на это, сторонники священства не оставляли надежд склонить общее мнение на свою сторону, и это удалось им спустя год, когда состоявшийся в Перми в 1888 г. «съезд старообрядческого сословия» опять согласился искать священство . Когда стало ясно, что никакой иной церковной иерархии, за исключением уже известной – Белокриницкой, найти не удается, началась волна дискуссий об ее «истинности».

Попечителем малой Успенской часовни Екатеринбурга купцом Флегонтом Артемьевичем Малиновцевым в 1900 и 1907 гг. были предприняты две поездки на родину первого белокриницкого иерарха и в Белую Криницу (для выяснения обстоятельств крещения, рукоположения и перехода к старообрядцам греческого митрополита Амвросия) . Однако собранные доказательства соответствия Амвросия канонам «древлего» православия не убедили противников священства. Многие подозревали, что, во-первых, «австриец» Г. Н. Грачев, сопровождавший Ф. А. Малиновцева, искусно подстроил виденные ими свидетельства «правильности митрополита Амвросия» , а во-вторых, сам Флегонт Артемьевич был известен как сторонник принятия Белокриницкой иерархии. Екатеринбургский собор часовенных, состоявшийся 21 сентября 1908 г., в котором участвовали уполномоченные от обществ Пермской, Оренбургской, Уфимской и Тобольской губерний, принял категоричное постановление: «австрийскую иерархию не признавать законной» . Эта формулировка, очевидно, не оставила сомнений в том, что иным образом этот вопрос решен уже не будет. После собора Ф. А. Малиновцев и В. В. Кукин (из г. Оренбурга) – сторонники священства – перешли в «австрийское» согласие.

В программу Всероссийского съезда часовенных в Екатеринбурге 25–30 сентября 1911 г. вопрос о священстве включен не был. Однако на неофициальных встречах лидеров часовенных с прибывшими специально для этого уполномоченными нижегородского всероссийского братства беглопоповцев – Даниилом Кононовичем Глуховым и Иваном Семеновичем Мощевитиным – эта проблема обсуждалась, но, судя по всему, встреча не имела особого значения для дальнейшего сближения позиций часовенных и беглопоповцев. Был выслушан доклад нижегородцев о ходе поисков архиерея , которые нельзя было признать успешными. Понимая, сколь маловероятно в такой ситуации добиться от съезда положительного решения о священстве, сторонники принятия иереев могли только «с неподдельной грустью» показывать командированному из Санкт-Петербурга на съезд для надзора чиновнику особых поручений Г. Н. Тарановскому хранящиеся в Успенской часовне неосвященный престол и царские врата, «кои пребывают заключенными, ибо нет лица, которое правомочно было бы прикоснуться к великой святыне» .

Позднее, в 1913 г., еще несколько деятелей часовенных, «находя для себя более невозможным находиться в беспоповстве», присоединились к белокриницкому согласию. Среди них – староста екатеринбургской Никольской часовни Ананий Козьмич Мягких и екатеринбургский начетчик Николай Агафонович Холкин, участник Екатеринбургского собора 1908 г., I Всероссийского съезда часовенных в 1911 г. и единоверческого съезда в Санкт-Петербурге в 1912 г. В 1916 г. «проавстрийские» настроения стали усиливаться в Невьянске . Братья Назар и Ипат Серебренниковы, хотя и продолжали посещать часовню, но в скором времени намеревались принять белокриницкое священство и уговаривали остальных часовенных поступить так же. 19–21 июня 1916 г. в Невьянске были устроены диспуты А. Т. Кузнецова с вызванным из Москвы начетчиком белокриницкого согласия Д. С. Варакиным. Собеседники коснулись вопросов о вечности священства, об истинности «австрийской» иерархии и о правах наставников-мирян. В результате, благодаря блестящему полемическому таланту и авторитету А. Т. Кузнецова, массовый переход часовенных в белокриницкое согласие был предотвращен, но несколько позже Серебренниковы и талантливый певец-знаменщик Николай Михайлович Веньгин все-таки присоединились к «австрийцам».

В целом, белокриницкие даже в начале XX в., т. е. спустя полвека со времени своего появления на Урале, намного уступали часовенным в количественном отношении, но благодаря более централизованной организации и активной деятельности с каждым годом обретали все большее влияние и укрепляли свои позиции.

* * *

В 1917 г. закончился «серебряный век» истории старообрядчества. Спасаясь от «безбожной власти», первая волна уральских старообрядцев ушла в Сибирь с отступающими войсками А. В. Колчака. Известно, например, что глава Успенской общины екатеринбургских часовенных Порфирий Симонович Мокрушин обосновался в Алтайском крае: Больше-Бацалащакский собор 1923 г. разбирал заполненную им как наставником анкету для регистрации религиозного общества в Бийском исполнительном комитете .

Государственная антирелигиозная политика, хотя и в меньшей степени, чем православную церковь , но все же серьезно затронула старообрядцев, в том числе и часовенных. Старообрядцы пострадали в 1922–1923 гг. из-за массового принятия под давлением партийных активистов решений о закрытии моленных домов. Население было в такой степени недовольно столь резкими действиями, что власти, дабы предотвратить «использование [этих настроений] антисоветскими элементами», приостановили подобные мероприятия. В секретных директивах губернским исполкомам говорилось, что в случаях, «когда закрытие церквей вызывает раздражение части трудящегося населения, церкви должны быть открыты» . Сохранившиеся после этой кампании моленные дома беспоповцев попали под вторую волну массового закрытия церквей, начавшуюся в 1928 г. Например, по решению Свердловского облисполкома в феврале 1930 г. была закрыта екатеринбургская Успенская часовня, здание которой сначала было передано под клуб медиков, а потом снесено . Никольскую часовню верующим удалось отстоять, она осталась единственным в городе старообрядческим храмом. Позднее в ней получили приют старообрядцы белокриницкого согласия и единоверцы . Кроме того, в 1920-х гг. многие старообрядческие наставники оказались в разряде «лишенцев» – лишенных избирательных прав «за связь с религиозным культом» .

В течение 1920-х гг. не ослабевал поток старообрядцев-переселенцев на восток. В 1928 г. в Бийск уехал «зачинщик михайловского толка» М. Дерябинников . Еще до начала антирелигиозной кампании на восток, сначала под Тюмень, затем в колыванскую тайгу, а позднее в еще более глухие места, переселились схимницы Сунгульского, Нижне-Тагильского и других уральских скитов, и это на время спасло их от преследований «безбожной» властью .

Ушедший с войсками Колчака сын П. С. Мокрушина Иван, первый редактор «Уральского старообрядца», вместе с семьей поселился в Солонешенском районе Алтайского края. Дважды, в 1931 и 1935 гг., он по приговору суда отправлялся на принудительные работы, в первый раз на 3 месяца, во второй – на 7. В 1938 г., когда он работал главным бухгалтером в одном из совхозов Сонешельского района, его арестовали в третий раз. Ивана Порфирьевича обвинили в руководстве старообрядческой монархической организацией «Братство русской правды», которая якобы по заданию Харбинского белоэмигрантского центра создавала в Сибири и на Урале «повстанческие кадры», организовывала развал совхозов, печатала контрреволюционные листовки. Чекисты «выявили» 40 участников «Братства», в число которых попали многие деятели часовенного согласия: Сергей Пименович Козлов, бывший в то время наставником общины с. Шарташ, Кротова Афанасия Самсоновна и Беляева Евдокия Ивановна – настоятельницы уральских женских скитов, о. Ефрем (Шерстобитов) – инок, живший в лесных кельях, Кузьма Андреевич Кречетов, бывший до революции попечителем Верхнейвинской часовни и многие др.

Непростая судьба ждала скитников, оставшихся на Урале. В 1936 г. немногочисленные обитатели женского пустынножительства в лесах Шалинского р-на во главе с м. Алефтиной (Лесковой А. Д.), Евстолией (Домрачевой Е. Ф.) и Афанасией (Ворониной А. И.), всего 9 чел., были осуждены за уклонение от общественно-полезного труда и сосланы на 3 года на поселение в северные районы Свердловской области .

Оставшийся на Урале А. Ф. Кузнецов в первые годы советской власти несколько раз арестовывался за сотрудничество во время гражданской войны с колчаковскими властями и, в конце концов, в 1921 г. был сослан в Ташкент. Вернувшись после ссылки на родину, он смог устроиться на работу в одну из буровых артелей, но, как и многие в этой стране, Афанасий Трофимович не пережил сталинских репрессий. По обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации эсеров, ведущей подпольную борьбу с советской властью, он 14 февраля 1938 г. был арестован и расстрелян 7 июня 1938 г. в числе еще 118 осужденных по этому делу тройкой УНКВД Свердловской области .

В 1937 г. наставник часовенных с. Башкарское Свердловской области Сидор Дмитриевич Зверев был приговорен к высшей мере наказания за «призыв» к возвращению отобранного у старообрядцев моленного дома . В том же году за распространение религиозной литературы (которую сотрудники НКВД оценили как контрреволюционную) был расстрелян наставник из д. Сысково Челябинской области Елисей Петрович Губкин . 7 человек старообрядцев-часовенных Шалинского и Лысьвенского районов в 1936 г. были обвинены по 58-й статье «за деятельность, направленную к свержению советской власти». Двоих – Б. И. Конькова и В. З. Зверева – приговорили к трем годам лагерей, а остальных, в том числе и черноризца Увара (Увеналия Ивановича Ознобихина), сослали на 5 лет в Красноярский край. Однако в 1937–1938 гг. тройка УНКВД Красноярского края вновь за контрреволюционную деятельность осудила о. Увара и еще двух ссыльных уральских часовенных – С. Е. Ширяева и Р. В. Кожевникова – на высшую меру наказания. Когда же в 1963 г. дело было пересмотрено, Свердловский областной суд признал всех 7 старообрядцев, арестованных в 1936 г., невиновными и реабилитировал их.

Сохранившиеся документы повторных расследований в 1950–1960-хх гг. свидетельствуют, что все дела «контрреволюционных старообрядческих организаций» на Урале – «Братства русской правды», «Группы воинствующих христиан» – были инспирированы следователями НКВД. В материалах первоначального следствия, как правило, отчетливо просматриваются представления чекистов о том, в чем могло выражаться несогласие с существующей властью: распространение листовок, проведение диверсий, создание сети подпольных организаций и т. д. Однако даже те из старообрядцев, кто был противником компромисса с «безбожной властью», следовали иным традициям, главными проявлениями которых являлись побег, распространение эсхатологических воззрений и убеждений об антихристовой природе послереволюционной власти .

Большая часть старообрядцев Урала, несмотря на репрессии, адаптировалась к условиям советской жизни, обратившись к своему многовековому опыту сосуществования с преследующими их властями . Скрытно собираясь на моления в частных домах, стараясь исполнять, насколько это было возможно, таинства крещения и исповеди, следуя христианским заповедям в повседневной жизни, часовенные смогли сохранить свою духовную жизнь и традиции.

В период 1906–1917 гг. на территории Пермской губ. статус юридического лица пожелали приобрести около двух десятков обществ часовенных, причем бóльшая часть общин была зарегистрирована до 1912 г.

На съезде часовенных в д. Куторок Бийского уезда Томской губ. 1 января 1909 г. присутствовало около 600 чел., в том числе 20 наставников и 250 представителей-мирян из Бийского, Барнаульского и Кузнецкого уездов. Одним из решений съезда стало отлучение наставников с. Каменки и с. Алтайского из-за того, что их общины были зарегистрированы в губернском правлении (Церковь. 1909. № 6. С. 216; № 11. С. 387). Собор 28 мая 1911 г. в д. Качегарке Барнаульского уезда отлучил сторонников общины из г. Барнаула. В послании Екатеринбургскому съезду часовенных барнаульцы писали: «...у людей противных регистрации общин крепка вера, крепка и боязнь, в прошлом со стороны власти видели различное отношение к старообрядцам. А потому вполне естественно, что новый хотя и благодеятельный закон принимается с недоверием и наша братия закон об общинах окрестила ‘ловушкой’…» (Труды первого всероссийскаго съезда старообрядцев не имеющих священства… С. 78).

Благодаря существующим у старообрядцев традициям домашнего обучения, уровень грамотности у них был значительно выше среднего. Даже принимая во внимание, что способность расписаться за себя в официальном документе не является в достаточной мере признаком грамотности, а также то обстоятельство, что в сельской местности грамотных было меньше, в старообрядческой городской общине это могли сделать 75 % прихожан (цифры получены на основании данных из метрических книг Успенской и Никольской часовен: ГАСО. Ф. 6. Оп. 13. Д. 206, 207, 208, 209). Подробно вопросы грамотности непривилегированных слоев населения Урала рассматриваются в исследованиях: Мосин А. Г. Грамотность крестьян Вятской губернии в конце XVIII – середине XIX вв. // Крестьянство Урала в эпоху феодализма: Сб. науч. тр. Свердловск, 1988. С. 138–150; Гаврилов Д. В. Грамотность и образовательный уровень горнозаводского населения Урала в 1861–1885 гг. // Народное образование на Урале в XVIII – начале XX вв. Свердловск, 1990. С. 48–69; Он же. Грамотность и образовательный уровень населения Урала в конце XIX в. (1885–1900 гг.) // Урал. ист. вестн. Вып. 2. С. 81–98; Стариков М. Ю. К вопросу о грамотности населения Урала в первой половине XIX в. // Российское государство XVII – начала XX вв.: экономика, политика, культура. Тез. докл. конф., посвящ. 380-летию восстановления российской государственности (1613 – 1993). Екатеринбург, 1993. С. 155–158. Микитюк В. П. Династия екатеринбургских купцов Белиньковых // Третьи Татищевские чтения: Тез. докл. и сообщ. Екатеринбург, 19–20 апр. 2000 г. Екатеринбург, 2000. С. 204.

ГАСО. Ф. 6. Оп. 13. Д. 206, 207 – Метрические книги Никольского храма; Д. 208, 209 – Метрические книги Успенского храма. До издания Указа о старообрядческих общинах 15 октября 1906 г., с которым связано появление метрических книг у старообрядцев, запись актов их гражданского состояния, по Указу 19 апреля 1874 г., фиксировалась губернскими (уездными) полицейскими управлениями или сельскими волостными правлениями. Теперь же, согласно пунктам 24, 36, 38–58 Указа 17 октября 1906 г., каждая официально зарегистрированная община обязана была вести метрические книги самостоятельно. Заполнение книги возлагалось на лицо, исполнявшее обряды. Записи велись в течение года по трем стандартным разделам «О родившихся», «Об умерших», «О бракосочетавшихся», с указанием сословной принадлежности записываемого лица. Ежемесячно книги должны были проверяться Советом общины или (в случае отсутствия Совета) специально избираемым лицом. В конце года копия книги предоставлялась в губернское правление для проверки. О крестьянах-горожанах см.: Рындзюнский П. Г. Крестьяне и город в капиталистической России второй половины XIX века (взаимоотношения города и деревни в социально-экономическом строе России). М., 1983; Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX вв). Т. 1. СПб., 1999. С. 325–326.

Данная цифра отражает лишь число купцов – прихожан всего двух часовен за 1 год; во всем часовенном согласии в это время представителей купеческого сословия насчитывается более одного десятка. Можно упомянуть других екатеринбургских купцов, например, П. И. Тарасова и З. И. Щербакова, А. М. и Л. Д. Соколовых – попечителей Никольской и Успенской часовен, В. М. Бородина – попечителя общества старообрядцев в Нижне-Тагильском заводе, а также Е. Ф. Третьякова и Г. В. Блохина. Описание деяний и постановления Екатеринбургского собора. Цит. по: Покровский Н. Н. Рассказ о Екатеринбургском соборе 1884 г. // Исследования по истории литературы и общественного сознания феодальной России. Новосибирск, 1992. С. 158.

Описание деяний и постановления Екатеринбургского собора. С. 157–158. Инициаторов поисков священства спрашивали: «Какое вы желаете обрести священьство, австрийское, что ли? Нет, – отвечали они, – естли бы мы желали оное принять, то вас бы не пригласили бы для общаго совету, потому что оно у нас рядом. Потом еще мы их спросили: А московское новоявленное беглое священьство, как, вы его одобряете или нет? Они же реша: Нет, мы его не одобряем и принять не желаем. И паки мы их спросили: Какое же еще священство вы хощете отыскать и где? Они же реша: Господь рече во Евангелии: ‘Ищите, и обрящете’, а Вселенная широка» (Описание деяний и постановления Екатеринбургского собора 1 мая 1884 г. // Духовная литература староверов востока России XVIII – XX вв. С. 343).

Описания его путешествий на Восток с Г. Грачевым, опубликованные в журнале «Старообрядцы» (1908. № 7. С. 573–580; № 8–9. С. 654–658; № 10. С. 853–860; № 11. С. 984–989; 1909. № 1–2. С. 42–48; № 3–4. С. 154–173) и отдельным изданием, содержат наблюдения автора «над греческими обрядами» (оцененные им как правильно исполняемые), свидетельства многих старообрядческих общин в Румынии о погружательном крещении в греческой церкви вообще и таковом же крещении первого австрийского митрополита в частности.

Предвидя новые дебаты о белокриницком священстве на ближайшем съезде часовенных, Ф. А. Малиновцев в 1907 г. предпринял путешествие на Восток, чтобы «через 7 лет проверить свои собственные исследования» теперь уже без Г. Н. Грачева, к тому времени покойного, и вновь убедился, что священство от митрополита Амвросия вполне старообрядческое и более чистого и лучшего не найти (Церковь. 1908. № 27. С. 931–933; № 28. С. 975–977; № 29. С. 999–1001; № 30. С. 1031–1033).

Решение о необходимости епископа беглопоповцы приняли на своем съезде в Нижнем Новгороде 15–19 мая 1908 г., на котором присутствовали и представители часовенных. Так что визит Д. К. Глухова был в какой-то степени ответным.

Есть основания полагать, что именно события, происшедшие на единоверческом съезде 22–30.01.1912 г., окончательно убедили Н. А. Холкина принять Белокриницкую иерархию. На съезде обсуждался вопрос, «можно ли дать единоверцам епископа». Делегаты от часовенных – А. Т. Кузнецов, Н. А. Холкин, С. З. Заплатин и П. К. Толстых – были допущены на съезд с правом голоса. Они привезли письмо, в котором заявлялось, что часовенные готовы принять единоверие, если будут сняты клятвы соборов 1666–1667 гг. и у единоверцев будет свой епископ. Под письмом поставили свои подписи более 10 тыс. старообрядцев. Однако съезд не решил ни первый, ни второй вопрос. Таким образом, придя к пониманию, что часовенные окончательно отринули белокриницкое священство и не могут быть в достаточной степени уверенными в том, что беглопоповцы или единоверцы обретут когда-либо свою иерархию во главе с епископом, Н. А. Холкин присоединился к «австрийцам».

Вообще же перспектива единоверцев получить своего иерарха рассматривалась многими часовенными как необходимое условие в случае их присоединения к единоверию. В 1906 г. миссионер К. Крючков известил Ф. А. Малиновцева и его единомышленников о том, что в Синоде инициировано рассмотрение на будущем соборе Русской Православной Церкви вопроса о снятии клятв со старообрядцев и о даровании единоверцам епископа. В этом письме К. Крючков выразил надежду, что через присоединение к единоверию часовенные «обзаведутся» церковной иерархией. Но реализация этих намерений затянулась надолго, до осени 1917 г. они так и не осуществились (ЕЕВ. Неофиц. отд. 1912. № 10. С. 224–235; Церковь. 1912. № 5. С. 116; № 10. С. 237; Старообрядец. 1907. № 3. С. 354–360).

По воспоминаниям невьянских часовенных, которые очень хорошо помнят семью Веньгиных, Николай вскоре все-таки вернулся в веру отцов (Архив ЛАИ УрФУ. Дневники. Д. 118/10. Л. 13. Запись Клюкиной Ю. В. и Коровушкиной И. П. от 7.11.1998).

Постановления Больше-Бацалаксюйского собора 20–22 мая 1923 г. // Духовная литература староверов востока России XVIII – XX вв. Новосибирск, 1999. С. 374.

Изъятие церковных ценностей в 1921–1922 гг. проводилось в первую очередь в храмах православного исповедания (в 1923 г. в одном из отчетов антирелигиозной комиссии ЦК ВКП(б) отмечалось, что основное внимание было сосредоточено «на процессах, происходящих в наиболее крупной организации, православной», нежели старообрядцах, сектантах, мусульманах и др.): Архивы Кремля. В 2 кн. Кн. 1. Политбюро и церковь. 1922 – 1925 гг. М.; Новосибирск, 1997. С. 424–425).

реформа церковный урал старообрядец

Введение

Заключение

Список литературы

Введение

Феномен Церковного раскола в целом, и старообрядчества в частности, практически уже с XVII века начал интересовать исследователей. Данный интерес был вызван тем, что раскол, как таковой, не был сугубо религиозным явлением, а представлял собой явление общегосударственное и охватывал практически все социальные слои Московского государства. Страна разделилась на два непримиримых лагеря - приверженцев веры старой и последователей модернизационных реформ патриарха Никона. Староверы по вполне объективным причинам не могли повлиять на ход реформ и были вынуждены бежать в удаленные и малонаселенные уголки страны. Одним из таких регионов был Урал. Так как он только начинал осваиваться, то вполне очевидно, почему старообрядцы избрали его своим убежищем. Достаточная слабость государственной власти и малая освоенность территории явились основными факторами становления Урала как одного из основных центров старообрядчества.

Степень изученности. Тема старообрядчества изучена достаточно плотно как в историческом, так и в этнографическом аспектах. История старообрядчества на Урале хорошо отражена в документах, хотя это только некоторая часть материала, связанная преимущественно с официальной деятельностью староверов (купеческая, заводская и религиозная). В связи с этим, настоящая работа имеет не столько научный, сколько ознакомительно-исторический и краеведческий характер.

Актуальность темы. Не смотря на достаточную изученность избранной темы, она не теряет своей актуальности и по сей день. На сегодняшний момент история старообрядчества и влияние его на становление региона, его вклад в историю Урала начинает становиться все больше популярными. Отчасти это связано с интересом к своему краю, а с другой стороны с общероссийскими тенденциями поиска своей идентичности и духовного самосознания населения. Поэтому сегодня часто можно встретить аппелирование идеями и ценностями представители "веры старой", как у простых обывателей, так и у представителей различных сект, националистических организаций и т.д. Соответственно тема старообрядчества актуальна и по сей день. К тому же, все большую популярность получает туристический интерес к культуре и быту уральских староверов.

Целью работы является историко-краеведческий обзор старообрядчества на Урале.

Задачами работы является рассмотрение общеполитической ситуации в стране накануне реформ патриарха Никона; рассмотрение истории старообрядческого Урала через призму основных течений.

Географические рамки. География работы затрагивает весь Урал, но в основном это территории Пермской и Свердловской областей. Такие географические рамки объясняются локализацией основных старообрядческих общин, достаточно изученных на сегодняшний день. Хотя отдельные скиты были разбросаны по всему Уралу, но информация о них весьма расплывчата.

Хронологические рамки. Основная хронология работы затрагивает рамки с XVIII века по наши дни. Нижняя дата объясняется тем, что именно с XVIII века до нас доходят стабильные и достоверные документальные источники, посвященные деятельности уральских староверов.

Глава I. Реформы Никона и Церковный раскол

Церковный раскол в России имел давние корни. Еще в XVI столетии наметились первые разногласия между апологетами старинных, освященных традиций, обрядов и теми, кто не относился так рьяно к букве церковных законов и догм. На первых порах эти разногласия еще не вылились в открытую борьбу.

В XVI веке на развалинах прежних удельных княжеств и крупных боярских вотчин слагается Московское государство. Оно основывается уже на мелком поместном землевладении и купеческой верхушке. Церковь также преобразуется и со стороны организации и со стороны идеологии, и со стороны отношения к государству. Феодальные церковные миры уступают место московской централизованной метрополии, а потом и патриархии. В течении второй половины и всего XVI века кипит на этой почве ожесточенная социальная борьба, в которой церковные группы и деятели принимают оживленное участие. Кризис феодальной церкви сопровождался появлением различных еретических течений. Но это был кризис религиозной идеологии, а не церкви как организационной структуры. Последняя, напротив, в XVI веках укрепилась: в 1448 г русская православная церковь обрела автокефалию (самопровозглашение), а в 1589 г ее глава получил титул патриарха Московского и всея Руси и в общеправославной "табели о рангах" занял почетное пятое место - непосредственно за константинопольским, александрийским, антиохийским и иерусалимским патриархами (Платонов С.Ф., М. 1993. С. 117-119).

Первое еретическое движение против феодальной церковной организации и феодального благочестия началось в Пскове. Потом перекочевало в Тверь и Новгород. Из Новгорода перекочевало в Москву, и, несмотря на все меры против него, оно в течение полутора веков продолжало гнездиться в Москве и других городах, изменяя свои формы и содержания, но неизменно сохраняя одну и ту же тенденцию: критиковать феодальную церковь и бороться с ней.

В настоящее время мы не имеем никаких документальных сведений о начале ереси стригольников, как окрестили первую русскую ересь официальные представители русской церкви. Известно только, что это название было дано сообразно с ремеслом одного из основателей секты Карпа "художеством стригольника", т.е. по наиболее вероятному толкованию, "стригаля сукна", ремесленника-суконщика. Исходный пункт ереси лежал в местных псковских церковных отношениях, с трудом уживавшихся рядом с феодальной организацией новгородской архиепископской кафедры, которой был подчинен Псков в церковном отношении. Из этого столкновения городской церковной организации, сложившейся в Пскове и новгородским архиепископом, родилась секта стригольников. Почти через сто лет в середине века в среде городского духовенства образовались кружки ревнителей благочестия, которые хотели очистить церковь от скверны. Влиятельнее всех был московский кружок, организованный царским духовником протопопом Стефаном Вонифатьевым. К нему примкнули будущий патриарх Никон, бывший тогда архимандритом Новоспасского монастыря, некоторые соборные протопопы и несколько мирян. Члены кружка хорошо сознавали "недуги" русской церкви. Пороки церкви изображены с точки зрения ревнителей в знаменитом подметном письме, найденном в Москве в декабре 1660 г, обличавшем высшее духовенство и переполошившем московских архиереев. Его составление приписывалось священнику Иродиону. Вывод письма для ревнителей был ясен: если низший клир испорчен, то не по своей вине. Виною тому те, кто священников "ставит и превращает потом в волков своим мздоимством и попустительством". Как может низший клир быть нестяжательным, когда стяжают все архиереи, и, прежде всего, стяжают с него самого? Как может иерей избегать "пианства", когда у "святых законоположенников власти" "брюха толсты, что у коров"? Как может священник проповедовать против пережитков язычества, когда сами архиереи устраивают у себя "игры скоморошеские"? Городские ревнители хотели бороться со всеми этими пороками при помощи реформы сверху. Через посредство Вонифатьева они приобрели влияние на молодого царя Алексея, и по их советам царь издал несколько указов об исправлении церковных недостатков. Они пытались действовать и путем чисто церковных реформ, но она встретила сильнейшее противодействие тогдашнего патриарха Иосифа и отчасти прихожан, которые были недовольны значительным удлинением служб. Для ревнителей стало очевидным, что начинать оздоровление церкви надо сверху, борьбою с епископатом, и для этого надо, прежде всего, взять в руки кружка главнейшие епископские должности. Через Вонифатьева московский кружок нашел доступ к царю и получил возможность устраивать на освобождающиеся епископские кафедры своих людей. А когда умер патриарх Иосиф, тот же кружок поспешил возвести на патриарший престол своего "друга" Никона, ставшего к тому времени новгородским архиепископом, и надеялся обеспечить проведение при содействии последнего церковной реформы. Однако Никон совершенно обманул расчеты ревнителей. Никон действительно начал реформы, но не те и не в том духе, какой желателен был ревнителям. Только тогда ревнители поняли свою ошибку, заговорили совсем на ином языке и перешли к иной тактике. В то же время сельское духовенство приняло реформы как открытое объявление войны - положение сразу стало решительным.

С точки зрения ревнителей, реформа церкви должна была коснуться только церковной организации и нравственности. На место князей церкви, эксплуатировавших приходский клир, ревнители хотели посадить послушных себе иерархов, мечтая, быть может, провести впоследствии выборность епископата, как это установилось в ХIХ в. в старообрядческой церкви. Исправление церковной нравственности опять-таки служило целям внутреннего укрепления церкви: с одной стороны, оно также должно было сократить эксплуататорские привычки "волков", с другой стороны, примирить с церковью мирян. Но реформа в представлении ревнителей вовсе не должна была касаться существа веры и культа (Мельников Ф.Е., 1999 г. С 72-81). Никон имел совершенно иные представления о реформе. Он ничего не имел против исправления церковной нравственности, но на этом и кончались пункты соприкосновения между ним и его прежними друзьями. Со стороны организации он хотел исправить церковь, но не установлением в ней соборного начала, а посредством проведения в ней строгого единовластия патриарха, независящего от царя, и посредством возвышения священства над царством. Рядом с царем всея Руси должен стоять патриарх всея Руси. Он не должен делиться с царем ни доходами, ни почетом, ни властью. Никон выступил с целой продуманной и разработанной теорией. Он сформулировал ее полностью в своих ответах церковному собору 1667 г., перед которым ему пришлось предстать в качестве обвиняемого. Но эта теория была им выношена еще до принятия патриаршества, ибо вся его политика в качестве патриарха была осуществлением этой теории на практике.

Над миром властвуют два меча, духовный и мирской. Первым владеет архиерей, вторым - царь. Который же из двух выше? В противность утверждающим, что выше царь, Никон доказывает, что это неправильно и что выше архиерей. Христос дал апостолам право вязать и решать, но архиереи - преемники апостолов. Венчает царя на царство архиерей, он может "вязать" царя чрез царского духовника, подчиненного архиерею, он может "запрещать" царя. Царь не может вмешиваться в церковные дела иначе как по приглашению патриарха, но патриарх имеет право и должен руководить царем. Таким образом, Никон хотел реформировать организационное объединение русской церкви путем освобождения ее от подчинения государству, которое стремилось опоясаться сразу двумя мечами. Духовным и материальным, чтобы пускать в ход, судя по надобности, или тот, или другой. Путем создания параллельной государству и руководящей им церковной организации. Но мечтам Никона не суждено было исполниться - он был осужден и сослан (Костомаров Н.И., М. 1995. С. 15-17). Но зато еще до опалы, по мысли царя и при полном его одобрении, предпринял и провел другую реформу, также имевшую объединительный характер. Эта последняя реформа была совершенно противоположна планам ревнителей и, как мы сказали, положила начало жестокой внутрицерковной борьбе, приведшей к церковному расколу и нашедшей отклик во всех оппозиционных слоях тогдашнего общества. На ней мы должны внимательно остановиться.

Сущность официальной реформы заключалась в установлении единообразия в богослужебных чинах. Объединенная российская церковь, родная сестра восточных церквей, не имела единообразного богослужебного чина и разнилась в этом от своих восточных собратий. На это постоянно указывали и Никону и его предшественникам восточные патриархи. В единой церкви должен был быть единый культ. Соборы XVI в., возведя в ранг всероссийских святых местных патронов, не завершили этим дело объединения культа. Надо было ввести единообразие также и в богослужебном чине, заменить удельную богослужебную пестроту московским единообразием. Вопрос о проведении этой принципиальной реформы возник еще до Никона в связи с победой техники в книжном деле. Пока были рукописные книги, изготовлявшиеся на местах местными переписчиками и по местным оригиналам, вопроса о реформе и быть не могло. Но когда во второй половине XVI в. в Москве появился Печатный двор и было решено снабжать все церкви печатными богослужебными книгами, справщики, т.е. редакторы печатных изданий, открыли необычайное разнообразие в рукописных книгах как со стороны отдельных слов и выражений, так и со стороны чинов богослужебных обрядов. Ошибки и описки было нетрудно исправить. Но дело было сложнее - нужно было выбрать какой - то один, наиболее правильный, чин и зафиксировать его в печатных книгах, уничтожив тем самым все остальные обрядовые варианты. Главное затруднение оказалось в выборе образца для исправления. Для царя и Никона это были тогдашние греческие чины. Для огромного большинства духовенства - древние русские чины, закрепленные в "харатейных" (рукописных) книгах (Костомаров Н.И., М. 1995. С. 25-30).

Итак, реформа должна была касаться обрядов. Удивляются, как подобная реформа, исправление подробностей богослужебного чина, могла возбудить такие ожесточенные споры. Отказываются понять, почему Никон и его противники придавали такое значение "единой букве "аз". Но за этим "азом" скрывались две реальные противоположности старого самостоятельного приходского духовенства с его многообразными культами и чинами и новой дворянской церкви, уничтожившей везде всякую тень самостоятельности и стремившейся к единообразию.

Самый ход "исправления" еще больше содействовал разрыву между новым единообразием и старой верой. Мы не будем излагать его подробно, но основные моменты наметить необходимо. Официально необходимость исправления мотивировалась на соборе 1654 г. тем, что в старопечатных книгах было много ошибок, вставок, и тем, что русский богослужебный чин очень существенно разнился от греческого. В основу исправления хотели положить древние харатейные, т.е. рукописные, славянские и греческие книги. Таково, по крайней мере, было первоначальное намерение Никона. Но когда приступили к практическому осуществлению этой задачи, обнаружились огромные затруднения. Рукописей древних было мало, а имевшиеся расходились одна с другой. Справщики не умели в них разобраться, и этот путь был оставлен и заменен другим. Царь и Никон решили признать нормой тогдашние печатные греческие книги, напечатанные в Венеции, а также славянские требники для литовско-русских униатов, напечатанные там же. По ним и править русские книги. Следуя этой директиве, справщики сначала делали перевод с греческих венецианских изданий. Не особенно полагаясь на свое знание греческого языка, постоянно сверяли его со славянским униатским текстом. Этот перевод был основной редакцией новых русских богослужебных книг. Окончательная редакция устанавливалась путем внесения отдельных поправок на основании некоторых древних рукописей, славянских и греческих. Эта окончательная редакция утверждалась Никоном и шла в Печатный двор для размножения.

Результат такого исправления был совершенно неожиданный. Дело в том, что за те семь веков, какие прошли со времени религиозной реформы Владимира, весь греческий богослужебный чин изменился весьма существенным образом. Двоеперстие (вошедшее в обычай взамен прежнего единоперстия), которому первые греческие священники научили русских и балканских славян и которое до середины XVII в. держалось также в киевской и сербской церкви, в Византии заменилось под влиянием борьбы с несторианами троеперстием (конец ХII в.). Также изменилось перстосложение при благословении. Все богослужебные чины стали много короче, некоторые важные песнопения заменялись другими (Мельников Ф.Е., 1999 г. С. 93-94).

В результате, когда Никон заменил старые книги и обряды новыми, получилось как бы введение "новой веры". Догматы Стоглавого собора, двоеперстие и хождение посолонь (по солнцу), были разрушены. В то время как Стоглав провозгласил: "Иже кто не знаменается двема персты, якоже и Христос, да есть проклят". Патриарх Макарий по просьбе Никона в неделю православия в Успенском соборе всенародно показал, как надо креститься тремя перстами, и провозгласил: "А иже кто по Феодоритову пясанию и ложному преданию творит (двоеперстие), той проклят есть". Вслед за Макарием то же проклятие на двоеперстников провозгласили два других восточных патриарха. Весь богослужебный чин был переделан заново и сокращен настолько, что отпадал уже и вопрос о многогласии. Прежние формулы и действия приходилось заменить совершенно новыми. Новая церковь принесла с собою и новую веру (История старообрядческой церкви: Краткий очерк. - М. 1991. С. 9-12).

Священники Лазарь и Никита (Пустосвят), из городских ревнителей, имели терпение проделать огромную работу детального сличения новых книг со старыми и изложили результаты своих изысканий в челобитных царю. Оказалось, что изменены и сокращены чины крещения и миропомазания, в котором исключены "таинственные приглашения", следовавшие за словами "печать дара духа святого" и разъяснявшие, какой дар дается, т. е. уничтожены самые магические формулы. Далее изменен чин покаяния, елеосвящения и брака. Из общественных служб изменены также чины девятого часа и вечерни, соединенных теперь вместе и значительно сокращенных против прежних, также чин утрени. Больше всего изменений оказалось в литургии. Прежде всего, переделан совершенно чин прогскомидии: вместо семи просвир - пять, за упокой вынимать не одну часть за всех, а частицу за каждого поминаемого. Затем вместо изображения на просвирах обычно употреблявшегося восьмиконечного креста было введено изображение четырехконечного креста, общеупотребительно у тогдашних греков и католиков. Далее Никита и Лазарь указывают еще целый ряд изменений и сокращений в литургии от самого начала до конца: одно убавлено, другое изменено, третье вставлено, так что "весь чин нарушен". Изменены второй и восьмой члены символа веры: в первом уничтожены "аз" (рождена, а сотворена). В последнем пропущено слово "истинного". Наконец, в тех молитвах и псалмах, которые остались нетронутыми, введены новые обороты речи и новые термины вместо старых, и без всякой надобности! Перечисление примеров этих разночтений в челобитной Никиты занимает шесть страниц текста "Материалов" Субботина. В заключение Никита делает еще открытие, которое окончательно подрывало доброкачественность исправления: в разных книгах "чиновные действа и ектении напечатаны непостоянно, в той книге напечатано тако, а в иной инако, и предние стихи ставлены напоследи, а последние напреди или в середине". Очевидно, редакторы новых книг не договорились друг с другом или не следили за печатанием и тем сильно повредили введению никоновского единообразия (Мельников Ф.Е., 1999. С. 99-102).

Можно представить себе, какая буря поднялась среди приходского духовенства, когда были разосланы по церквам новые книги. Сельское духовенство, малограмотное, учившееся службам со слуху, должно было или отказаться от новых книг, или уступить место новым священникам. Ибо переучиваться ему было немыслимо. В таком же положении было и большинство городского духовенства и даже монастыри. Монахи Соловецкого монастыря выразили это в своем приговоре напрямик, без всяких оговорок: "Навыкли мы божественные литургии служить по старым служебникам, по которым мы сперва учились и привыкли, а ныне и по тем служебникам мы, старые священницы, очередей своих недельных держати не сможем, и по новым служебникам для своей старости учиться не сможем же... а которые мы священницы и дьяконы маломочны и грамоте ненавычны, и кучению косны, по которым служебникам старым многия лета училися, а служили с великою нуждою... а по новым книгам служебникам нам чернецом косным и непереимчивым сколько ни учитца, а не навыкнуть, лутче будет з братьею в монастырских трудах бытих".

В 1668 г начался знаменитый соловецкий бунт и только в 1676 г, благодаря измене одного из перебежчика из монахов, Феоктиста, пришел конец осаде. Феокист провел ночью царских стрельцов через отверстие в стене, заложенное камнями, и монастырь после восьмилетней осады был взят. Так погиб последний оплот монастырского феодализма. Старообрядческое сказание о соловецкой осаде, разукрашенное всяческими чудесами, и старообрядческие народные песни, посвященные соловецкому сидению, до сих пор сохраняют особую прелесть и особый интерес. Ведь это была первая схватка в открытой борьбе всех сил, враждебных Московскому государству и соединенных знаменем старой веры. Сельскому и городскому священнику такого выхода не представлялось. Новая вера требовала, очевидно, и новых служителей! Старым оставалось бороться до последней возможности, а потом либо подчиниться, что было фактически невозможно, либо окончательно порвать с дворянской церковью и уступить свое место послушным ставленникам никониан. И партизанская борьба, которая велась до сих пор от случая к случаю, сразу разгорелась по всей линии, захватив собою весь профессиональное приходское духовенство. На первом плане борьбы приходского духовенства поставил апологию старой веры. Авторы челобитных царю защищают "прежнюю христианскую веру", провозглашая никоновские нововведения "новой незнакомой верой". Для них эта прежняя вера заключалась именно в знании и соблюдении верных способов угождения божеству. В целом, вся апология зиждется на идеологии XIV-XVI вв. (Миловидов В.Ф., "Мысль". 1969. С. 49-62).

Но не следует думать, чтобы "исправление" исходило из других, более развитых религиозных представлений. В ответ на апологию царь, Никон и Восточные патриархи прежде всего указывали на авторитет, старину и чистоту греческой веры, взятой за норму для исправления, но вовсе не входили в разъяснения и изобличения "заблуждений" апологетов, их извращенных понятий о вере. Они ставят этим позднейших апологетов синодского православия в величайшее затруднение: приходится признать, что и Никон был невежествен по части веры столько же, сколько и его противники. Но против ссылки на авторитет греческой церкви у апологетов был готов неотразимый аргумент: знаменитая "Книга о вере", официальное издание московской патриаршей кафедры, незадолго до Никона уже объявила ведь греческую веру "испроказившеюся". "Насилие турского Махмета, лукавый Флоренский собор да смущение от римских наук" уничтожили частоту греческого православия, и "с лета 6947 (1439 г.) приняли греки три папежские законы: обливание, троеперстие, крестов на себе не носити", а вместо "честного тричастного креста" - латинский "двоечастный крыж". Греческие и славянские книги, с которых правил Никон, напечaтaны в Риме, "Винецыи" и "Парыже" с лютым еретическим зельем, внесенным латинянами и лютеранами. Ересь не в том, что молитвы были переведены заново, а в превращении на латинский образец крестного знамения, хождения посолонь, троения аллилуйи, креста и т.д., в изменении всего церковного чина. "Всех еретиков от века epecи собраны в новые книги", - заявляет Аввакум. Никон предпринял такое дело, на какое не дерзал ни один еретик ранее его. "Не бывало еретиков прежде, кои бы святые книги превращали и противные в них догматы вносили", - говорит дьякон Федор. Под предлогом церковных исправлений Никон ни больше, ни меньше как хочет искоренить чистое православие на Руси, пользуясь потворством царя и с помощью таких явных еретиков, как грек Арсений или киевские ученые. "Новая незнамая вера" оказывалась самою злою ересью (Богданов Н.С., "Наука и религия". 1994. С. 115-118).

В челобитных уже даны все посылки для последующей оценки никонианской церкви, когда раскол стал уже совершившимся фактом: "учение ее - душевредное, ее службы - не службы, таинства - не таинства, пастыри - волки". Челобитные, однако, оказались слишком слабым оружием в борьбе с соединенными силами царя, Никона и епископата. Наиболее видные вожаки оппозиции были сосланы и прокляты. В ответ на апологию старой веры была издана "Скрижал", объявлявшая ересью старые обряды. Некоторое время спустя, вследствие охлаждения, а затем и разрыва между царем и Никоном, положение оставалось неопределенным. Но в 1666 г. окончательно и официально было признано, что реформа Никона не есть его личное дело, но дело царя и церкви. Собор из десяти архиереев, собранный в этом году, прежде всего, постановил признавать православными греческих патриархов, хотя они живут под турецким игом, и признавать православными книги, употребляемые греческою церковью. После этого собор предал вечному проклятию "с Иудою-предателем и с распеншими Христа жидовы, и со Арием, и со прочими проклятыми еретиками" всех, кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой восточной церкви и сему освященному собору". Царь со своей стороны обязался обнажить меч материальный: по силе указов 1666-1667 гг. еретики должны были подвергнуться "царским сиречь казнениям по градским законам". Розыск еретиков и совершение градского суда было поручено воеводам. Борьба на мирной почве религиозной полемики была кончена. Оставалось вооруженное сопротивление, на которое, однако, духовенство одно, само по себе, не было способно. Профессиональная оппозиция приходского духовенства постепенно сходит на нет. Оппозиция городского духовенства, очень малочисленного, быстро исчезает, как только кружок ревнителей был окончательно разгромлен. Оппозиция же сельского духовенства тонет в великом крестьянском религиозном движении, начавшемся в 60-х годах, и теряет свою профессиональную индивидуальность: сельскому священнику, не желавшему принять новые книги или не умевшему ими пользоваться, оставалось только уйти вслед за бежавшим от крепостной кабалы крестьянством, уступив свое место ставленнику помещика-никонианина. Новые сельские священники, служившие по никоновскому обряду, были уже верными слугами поместного дворянства. Внутрицерковное движение кончилось победой официальной реформы (История старообрядческой церкви: Краткий очерк. - М. 1991. С. 84-105).

Осужденные служители старой веры, однако, не подчинились и ушли "в раскол", т. е. откололись от официальной церкви и продолжали с ней борьбу разными способами. Они нашли себе опору в борьбе среди самых разнообразных элементов. С одной стороны, это были элементы, осужденные ходом истории на исчезновение - последние остатки боярства и старое стрелецкое служилое сословие. С другой стороны, это были элементы, стоявшие в оппозиции дворянскому государству вследствие того, что были объектом его жесточайшей эксплуатации, - посадские люди и в особенности крестьянство. Не принявшие никоновской реформы группы из этих социальных слоев также ушли в раскол. Таким образом, началось это оригинальное социально-религнозное движение, многогранное по своему социальному составу и разнообразное по своей идеологии (Костомаров Н.И., М. 1995. С. 212-223).

Итак, существовало три главнейшие направления раскола: боярское, посадское и крестьянское. Духовенство, не принявшее "новой веры", разделилось, и различные его элементы примкнули к основным трем направлениям, не образуя какого-либо отдельного своеобразного течения старой веры. Из этих трех основных направлений боярское скоро исчезло совершенно со сцены вместе с окончанием боярства. Напротив, в посадской и крестьянской среде старая вера получила дальнейшее и чрезвычайно интересное развитие. При этом в форме "древлероссийской" веры старообрядчество удержалось в среде посадского сословия и принесло там свои наиболее зрелые и подлинные плоды.

Посадская оппозиция была оппозицией будущих участников господства политического. В сфере социальной посадское купечество уже в ХVIII веке стянуло под свою зависимость почти все "подлые" элементы посадского мира. Поэтому религиозное развитие в среде посадской оппозиции направлялось не столько в сторону выработки новой религиозной идеологии, сколько в сторону выработки церковной организации. Организации господства, оперировавшей старой, "древлероссийской", "истинно православной" идеологией. Развитие посадского раскола базировалось в течение ХVIII века на росте торгового капитала, искавшего всяческих путей для накопления, и всего прямолинейнее было в так называемой поповщине, выработавшей к середине ХIХ века законченную старообрядческую церковь.

Развитие в среде крестьянской оппозиции пошло иным путем. По мере того как первоначальные крестьянские раскольничьи организации, образовавшиеся в конце ХVII века, разлагались под влиянием социальной дифференциации, они распадались на сектантские крестьянские общины. Помимо того, терзаемое со всех сторон крепостническим государством, крестьянство в течение ХVIII и ХIХ веков создавало все новые и новые секты, толки и согласия (Кульпин Э.С. 1997. С. 77-78).

До XVIII века господствующая церковь не разделяла раскольников на разряды, толки, согласия. Всех русских людей разномыслящих с господствующей церковью, называли общим именем "раскольщики". С самого начала раскол разделился на две части: поповщину и беспоповщину. Когда, с течением времени, у раскольников перемерли попы старого ставления (т.е. посвященные в сан до исправления церковных книг Никоном), тогда одна часть противников Никоновой реформы, признавая необходимость священников для совершения таинств, стали принимать у себя попов нового ставления, т.е. рукоположенных после Никона. Другая же часть отвергла совершенно священство, объявив, что священный чин повсюду упразднен. Поэтому таинств больше нет. Кроме крещения и исповеди, которые на основании канонических правил, в случае крайней нужды, разрешено совершать и мирянам. Первые, жившие преимущественно во внутренней России и на южной Украине, составили секту поповщины. Вторые, живущие преимущественно в пустынях северного Поморья и в Сибири, образовали беспоповщину. Эта беспоповщина отвергла всю иерархию, но не по принципу, а лишь по факту, т.е., признавая необходимость священства и таинств, она утверждает, что правильных попов нет. Восстановления их навсегда невозможно, а потому и совершение пяти таинств (кроме крещения и покаяния) навсегда невозможно. Ни в поповщине, ни в беспоповщине, при самом их образовании, не было такого человека, который бы пользуясь авторитетом у всех своих единомышленников, рассеянных на огромных просторах России, дал одни неизменные уставы секте и правильно бы организовал ее. От того в раскольничьих общинах время от времени возникали различные воззрения на тот или иной предмет церковного устройства. Отсюда произошли разделения (Миловидов В.Ф., М.: "Мысль". 1969. С. 51-54).

В конце XVII века, когда преследуемые раскольники, удалились в леса и пустыни, то с каждым годом образовывалось множество скитов. И едва ли не каждый основатель скита, придерживаясь раскола в главных чертах, имел лично принадлежащие ему воззрения на ту или иную частность раскольничьего устава. Различие между разными толками одного разряда, т.е. поповщины и беспоповщины, не было важно. Одни от других отличались то числом поклонов на епитимии за один и тот же грех, то приемами при каждении кадилом, то употреблением кожаной или холщовой лестовки (четок), то употреблением той или другой надписи на кресте и пр. Каждая отрасль раскола, каждый толк, каждый скит, или секта, назывались по имени создателя обители, учителя, настоятеля. Он умирал, место его занимал другой. И скит, управляемый им, принимал новое имя, по имени своего настоятеля. Это новое имя являлось у некоторых авторов как бы новой отраслью раскола.

Мы рассмотрели основные положения, касающиеся общеполитической ситуации в стране, приведшей к реформам патриарха Никона, и с последствиями оных, итогом чего и стал Раскол. Теперь обратимся непосредственно к интересующей нас теме, а именно к старообрядчеству на Урале.

Глава II. Старообрядцы на Урале

1 "Австрийцы" на Урале и в Западной Сибири

От преследований и казней старообрядцы бежали на окраины России и за границу. С Волги по Каме посадская раскольничья колонизация пошла на Урал. Одним из районов их обитания стал Средний Урал, где они расселились в Нижнем Тагиле и Невьянске, на берегах озер Таватуй и Шарташ, в деревне Становая и многих других местах. Часть переселенцев прибыла на Урал из окрестностей Нижнего Новгорода, с реки Керженец. Эта местность считалась рассадником раскола, и поэтому тамошних старообрядцев преследовали особенно рьяно (Преображенский А.А., М. 1956. С. 8). Уже в 1736 г. тайный советник Татищев доносил в Петербург о старообрядцах на уральских заводах, "что раскольников де в тех местах умножилось, а наипаче, что на партикулярных заводах Демидовых и Осокиных приказчики едва не все, да и сами промышленники некоторые раскольники, и ежели оных выслать, то, конечно, им заводов содержать некем, и в заводах ея имп. величества будет не без вреда; ибо там при многих мануфактурах, яко жестяной, проволочной, стальной, железной, почитай всеми харчами и потребностями торгуют олончане, туляне и керженцы - все раскольники". Все эти приволжские и приуральские организации поддерживали Керженецкие скиты, откуда им посылали учителей и попов, получавших в скитах "исправу" (Павловский Н.Г., Екатеринбург, 1994. С. 15-18).

Беглым ревнителям "древляго" благочестия разрешили жить при заводах впредь до указу, потому что потребность в рабочей силе была огромной. Один за другим на Урале открывались новые казенные и частные заводы, расширялись старые. А когда неподалеку от села Шарташ появился завод-крепость Екатеринбург, то Главный командир генерал-майор Вилим Иванович Геннин (Georg Willem de-Hennin) начал оказывать особое покровительство кержакам. Голландец по происхождению, он в принципе не признавал религиозной нетерпимости, людей же оценивал только по деловым качествам. В связи с этим В.И. Геннин не мог не выделить старообрядцев из общей массы переселенцев, среди которых было немало "гулящих людей" - бродяг и самых настоящих разбойников. "Двуперстники" же отличались трудолюбием, опрятностью, честностью, основательным подходом к любому делу. Ответственно относились старообрядцы и к поставкам всяких припасов для казенных заводов, к которым их приписывали целыми деревнями. Подобным же образом совпали интересы старообрядцев и крупнейших уральских заводчиков Демидовых, которые пошли еще дальше и одно время даже явно потворствовали видным расколоучителям, оказывая материальную поддержку их общинам. Многими демидовскими заводами управляли приказчики-старообрядцы, которые помогали гонимым за веру переселенцам с обустройством на новом месте. Так Урал стал приютом для инакомыслящих. Между В.И. Генниным и старообрядцами сложилось нечто вроде негласного соглашения: я даю вам возможность жить здесь спокойно, а вы уж, будьте добры, не мутите народ, живите дружно с теми, кто исповедует официальное Православие и не привлекайте "по своему глупому рассуждению иных в свою суеверную обыкность" для тех же, кто поступал иначе, были предусмотрены самые суровые наказания. Но большая часть старообрядцев вела себя мирно, исправно трудилась, не конфликтовала со светскими властями и даже молилась за царя (Промышленность и рабочий класс горнозаводского Урала в XVIII-начале XX века. Свердловск. 1982. С. 121-129).

Отношения старообрядцев с епархиальными иереями всегда были, мягко говоря, сложными и даже заступничество горных властей не всегда гарантировало им спокойную жизнь. 1736-1737 гг., когда уральской горной промышленносты управлял В.Н. Татищев, запомнились многим жителям края массовыми облавами в окрестных лесах в поисках скитов, старцев и стариц. Тогда же на берегу пруда в Екатеринбурге построили специальную тюрьму для упорных раскольников (так называемый Заречный тын), из которой они не должны были выйти живыми. Там же устроили и кладбище для них. Но со временем отношение екатеринбургских горных властей к раскольникам вновь стало нейтральным (Очерки истории Урала. Екатеринбург. 1996. С. 40-42).

В 1735 г. была проведена перепись старообрядцев, проживавших в Екатеринбурге и его окрестностях. Всего в списки внесено 2797 чел., в том числе на демидовских заводах - 1905 (1127 мужчин и 778 женщин), в Екатеринбурге - 196 (123 и 73), в селе Шарташ - 180 (101 и 79), в деревне Становой 16 (11 и 5), "при озере Таватуй" - 134 (85 и 49). Гораздо большее число старообрядцев не попалось на глаза переписчикам, благо возможностей для того, чтобы скрыться, было предостаточно. Но несомненно, что тогда удалось охватить переписью большинство из тех, кто имел хозяйство или промысел и хотел легализовать свою деятельность. Указы сверху предписывали уральскому горному начальству выявлять при переписи тех, кто ввел в раскол новых поселенцев. Уклониться от этого было нельзя, но и отпугивать дознаниями хороших работников горным властям тоже не хотелось. Тогда кто-то придумал простой ответ на этот весьма каверзный вопрос, который устраивал всех и аккуратно вписывался чиновниками в журнал: "раскол впал он с братьями и сестрам и а с женам и по на учению родителей своих, а родители их в оном расколе с малых лет имеются". Со слов большинства старообрядцев, попавших в перепись, появление их в Екатеринбурге и окрестностях города относится к 20-м - началу З0-х гг. XVIII столетия (Миловидов В.Ф., М.: "Мысль". - 1969. С. 84-87).

В последней четверти XVIII в. Екатерина II уравняла старообрядцев в правах с прочими россиянами: отменила двойной оклад, который они платили по указам Петра I. Даровала право судебного свидетельства и дозволила вступать в общественные должности. Не случайно екатеринбургские ревнители старинных обрядов всегда с благодарностью вспоминали Екатерину II, называя ее "вечной славы достойной" (Байдин В. И., Свердловск. 1983. С. 34). Именно тогда проявили свои коммерческие таланты самые энергичные "двуперсники". А многие шарташские крестьяне перешли в городское сословие - екатеринбургское купечество. В 1788 г по указу Екатерины II в Екатеринбург была направлена особая миссия "для обращения упорных уральских раскольников". Но очень немногие из городских купцов во главе с Толстиковым приняли тогда увещевания миссии. Вместе с Толстиковыми к единоверию присоединились купцы Черепановы и Верходановы. В 1803 г в Екатеринбурге открылся первый единоверческий приход, а с 1806г стала действовать единоверческая церковь во имя Всемилостивого Спаса. Толстиковы вложили в нее немало средств. По богатству Спасская церковь считалась первой среди единоверческих храмов во всей Пермской губернии. За ней закрепилось название "Толстиковская". Почему же упорствовала и не переходила в единоверие основная масса екатеринбургских "раскольников"? Ведь после воссоединения через единоверие с официальной Православной церковью сразу же снималось множество проблем - крещения, венчания, отпевания мертвых можно было совершать не с помощью беглых, так называемых "исправленных" попов, а вполне легально и по древним обрядам. С соответствующими записями в метрических книгах. Заключенные ранее браки сразу же становились законными, а дети старообрядцев - законнорожденными. Дело в том, что в начале ХIХ в. екатеринбургская старообрядческая община чувствовала себя очень уверенно и не испытывала необходимости оформлять семейные отношения своих членов через церковные метрики. Все знали, что уральские купцы и управляющие частных заводов оформляют свои брачные союзы с помощью священников старообрядцев. Этого было вполне достаточно, никому и в голову не приходило оспаривать законность венчаний и крещений детей. Кроме того, старообрядцы видели, что единоверие вовсе не всегда гарантирует точное соответствие церковных служб древним обрядам. В той же Спасской церкви епархиальные священнослужители сплошь и рядом нарушали их. Основная масса старообрядцев не хотела слышать, о каких бы то ни было соглашениях с официальной Православной церковью, связывая с ней жестокие преследования в прошлом и многочисленные нынешние унижения. И, наконец, Екатеринбургскую старообрядческую общину с самого начала во всех делах поддерживало очень влиятельное Рогожское кладбище Москвы, помогая улаживать конфликты с местными и центральными властями (Микитюк В.П., Екатеринбург, 2000. С. 15-18).

Начиная с 1827 г старообрядцы постепенно утрачивают одно за другим права, полученные ими при Екатерине II, Павле I и Александре I. Началась настоящая охота на беглых попов, которых содержали общины. Священнослужителей лишали сана и исключали из духовного звания. А лидеров общин наказывали за "пристанодержательство". В 1829 г пермский губернатор уведомил горные власти о том, что император "высочайше повелеть изволил внушить екатеринбургским раскольничьим старшинам, чтоб они отнюдь не усиливались распространять своего влияния… под опасением ответственности за возмущение общественного спокойствия". С этого времени начался упадок Екатеринбурга как духовного центра старообрядчества (Очерки истории Урала. Екатеринбург. 1996. С. 51).

Старообрядцы на Урале не были единым целым. И, хотя в XVII-XVIII вв. никому и в голову не приходило разделять староверов по каким-либо признакам, в современной историографии такое разделение присутствует. Поэтому в настоящей работе мы будем придерживаться именно современного понимания данной проблемы. Рассмотрим две наиболее влиятельные и многочисленные группы уральских староверов - "австрийцев" и "часовенных".

С самого начала раскола в Русской Православной Церкви старообрядцы не оставляли мысль "залучить" к себе архиерея. Попытки, предпринятые ими в XVIII в., не увенчались успехом. Особенно остро эта проблема встала в первую половину XIX в., когда правительство издало ряд законодательных актов, запрещавших прием "беглых" попов. Вопрос о необходимости восстановления в старообрядческой Церкви трехчинной иерархии обсуждался в Москве, Петербурге, Стародубье, на Керженце, Ветке, Иргизе и других центрах староверия. Было решено послать на Восток на поиски архиерея доверенных лиц - иноков Павла (Великодворского) и Алимпия (Милорадова (он же Зверев)). Экспедиция старообрядческих делегатов увенчалась успехом: в Константинополе они познакомились с бывшим босно-сараевским митрополитом Амвросием (Поповичем). Он согласился присоединиться к древлеправославию и переехал на территорию Австрии в монастырь, расположенный близ местечка Белая Криница. 28 октября 1846 г. "вдовство" старообрядческой Церкви окончилось: митрополит был присоединен к староверию. Новое согласие получило название Белокриницкой иерархии ("австрийцы"). Как только русское правительство узнало о событиях в Белой Кринице, разразился дипломатический скандал. Австрийские власти были вынуждены выслать Амвросия в г. Циль (где он и скончался в 1863 г.). Но к этому времени в старообрядчестве кроме митрополита было уже два епископа - майносский Кирилл (Тимофеев) и славский Аркадий (Дорофеев). С 1849 г. преемником Амвросия на митрополичьей кафедре стал Кирилл (Мир старообрядчества., М.: РОССПЭН. 1998. С. 69-72). В России архиереи Белокриницкой иерархии по разным причинам смогли появиться не ранее 1849 г. Первым, в сане епископа Симбирского, прибыл Софроний (московский мещанин Степан Трофимович Жиров; поставлен во епископа 3 января 1849 г. митрополитом Кириллом). Вскоре по прибытии из Австрии Софроний совершил поездку по стране (естественно нелегально). Этот факт также был зафиксирован уральскими православными священниками. Невьянский благочинный о. П. Шишев 15 февраля 1850 г. доносил Екатеринбургскому преосвященному Ионе (Капустину), что "очень недавно между невьянскими старообрядцами пронеслась самым скрытным образом молва, будто в Казани появился старообрядческий архиерей, которого они с любовью называют женихом своей Церкви, что этот архиерей выходец от австрийских славян, что он уже делает свое дело - поставляет для старообрядцев попов, и что для сокрытия своего звания он выдает себя за купца. Такое обольстительное для старообрядцев известие пущено екатеринбургским купцом Полиевктом Коробковым, который будто бы сам видел в Казани этого архиерея, беседовал с ним и получил от него благословение". В 1852 г. Софроний отправился в очередную поездку по стране. По пути он занимался "подбором кадров" для руководства общинами нового согласия. Так, в Самаре им был возведен в сан епископа Уральского Виталий (бузулукский купец Василий Михеевич Мятлев), вместе с которым Софроний добрался до Южного Урала. Именно тогда "австрийская вера" стала распространяться в Оренбуржье. По официальной статистике, в 1853 г. в пределах Оренбургской губернии насчитывалось свыше 46,6 тыс. староверов, причем более 32 тыс. из них проживали в Уральской области. Не случайно Софроний первыми посетил "главные пункты раскола" - известные далеко за пределами области Сергиевский и Бударинский скиты. Скитники, однако, встретили старообрядческого епископа довольно прохладно, а посвященного им во иеромонахи и назначенного игуменом о. Израиля (беглый казак Яков Васильевич Бреднев) вначале вовсе не приняли, отрешили от должности и выгнали из скита. Софроний еще несколько раз побывал в Приуралье и на Южном Урале. В самом непродолжительном времени здесь были организованы общины и тайные скиты "австрийцев" (в частности, златоустовская обитель близ оз. Тургояк). По отчету Пермского губернатора, в 1850 г. в Пермской губернии проживало около 72 тыс. "раскольников разных сект и толков". Согласно донесениям миссионеров, в 1850-е гг. в православие было обращено не менее 100 тыс. староверов, и все же в 1860 г., по официальному отчету, численность уральских старообрядцев превышала 64,3 тыс. человек. На самом же деле есть основания предполагать, что реально их было в 10 раз больше (Павловский Н.Г., Екатеринбург, 1994. С. 20-28).

Последователи Белокриницкой иерархии появились на Среднем Урале в середине XIX в., чему немало способствовала энергичная деятельность "австрийских" иноков Аарона (пойман в 1854 г. и препровожден по месту жительства в Екатеринбург), Серафима (арестован в 1854 г., отправлен в Белебей) и Геннадия и священников нового поставления. Пермский архиепископ Неофит (Соснин) 23 декабря 1855 г. получил "через почту" анонимную записку, в которой сообщалось, что "корень зла выспрь прозябая, достиг, наконец, и нашего Урала. В прошедшем ноябре месяце был здесь священник австрийского поставления и исправлял требы у старообрядцев. Сказывают, что этот пришелец повенчал два или три сводные брака и окрестил несколько детей. Есть основание предположить, что он и теперь едва ли не находится в здешнем уезде...". Между тем в Москву прибыл архиепископ Антоний (Андрей Илларионович Шутов; поставлен в Белой Кринице 3 февраля 1853 г. во епископа Владимирского). По замыслу руководителей белокриницкого согласия именно Антоний должен был стать во главе "австрийцев" России. Однако Софроний тоже был не прочь возглавить старообрядческую Церковь. В открытом конфликте перевес оказался на стороне Антония и его соратников. Софроний вновь удалился в Приуралье и решил основать здесь самостоятельную и независимую "патриархию" С этой целью 16 января 1854 г. иеромонах Израиль был посвящен во епископа, а на другой день - в "патриарха всея Руси" под именем Иосифа. 18 и 19 января Софроний и Виталий взаимно возвели друг друга в сан митрополитов (Казанского и Новгородского). Эти события серьезно встревожили руководство "австрийцев". Софроний был вызван в Москву, однако проигнорировал это "приглашение". Пришлось применить более резкие меры: в 1856 г. митрополит Кирилл низверг "мятежника" с епископской кафедры, что заставило Софрония смириться и покаяться, правда, как вскоре выяснилось, лишь на время. Московский Собор Белокриницкой Церкви в 1859 г. определил Софрония заштатным епископом. За Виталием, также принесшим покаяние, была закреплена Уральская епархия (Преображенский А.А., М. 1956. С. 128-139).

Пока шла борьба с Софронием, "австрийцы" серьезно укрепили свои позиции в России. Появились новые старообрядческие епархии и новые архиереи: Афанасий (крестьянин Вятской губ. Абрам Абрамович Телицын, он же Кулибин; в 1855 г. хиротонисан во епископа Саратовского), Конон (донской казак Козьма Трофимович Смирнов; с 1855 г. епископ Черниговский (Новозыбковский), в 1859 г. арестован и сослан в Суздаль), Пафнутий (Потап Максимович Шикин; с 1856 г. епископ Казанский; "один из лучших по уму старообрядцев"), Геннадий (Григорий Васильевич Беляев с 1857 г. епископ Пермский), с именем которого связана значительная активизация деятельности представителей Белокриницкой Церкви на Урале и в Сибири.

Истинными руководителями "австрийского" движения на Урале, как впрочем и везде по России, были богатые купцы (Пунилова М.В., Красноярск. 1986. С. 215-226).

Одной из важнейших задач, стоявших перед представителями Белокриницкой иерархии на Урале, было привлечение на свою сторону новых последователей, причем не только из среды крупного купечества, но и из крестьян. Ранее говорилось, что уже в 1850-е гг. руководители "белокриницких" вели активную пропаганду среди старообрядцев. Они не оставили этой деятельности и в более позднее время. Особенностью периода, начавшегося еще в 1880-х гг. и длившегося вплоть до 1905 г., было усиление "идеологического" давления на "австрийцев" со стороны Православной Церкви. Если раньше основным методом борьбы с белокриницким согласием были преимущественно репрессивные меры, то с конца XIX в. все чаще применялся метод убеждения. Характерно, что если в 1860-1870-е гг. "австрийская секта" не упоминалась в числе наиболее опасных, то в конце XIX - начале XX вв. православные миссионеры в один голос заявляли, что "самой вредной частью раскола нужно считать, несомненно, австрийское согласие. С ним-то, по преимуществу, и приходится считаться в нашем крае" (Черкасова А.С., М. 1995. С. 169-172).

Примечательно, что многие миссионеры, выступавшие на Урале противниками "австрийцев" на различных диспутах о вере, в недавнем прошлом сами были старообрядцами.

Из наиболее известных имен можно назвать, например, единоверческого священника Михаила Сушкова (бывшего нижне-тагильского наставника часовенных); знаменитого полемиста, "синодального миссионера" о. Ксенофонта Крючкова, который принял единоверие в 1878 г., а до этого тоже руководил беспоповцами в с. Поим Пензенской губернии; миссионера-священника Льва Ершова, который до своего обращения в православие в 1894 г. был одним из самых грамотных и деятельных членов федосеевской общины в Красноуфимске; бывшего руководителя "австрийцев" Юго-Кнауфского завода Василия Ефимовича Коноплева, который принял монашеский постриг с именем Варлаама и в 1894 г. стал настоятелем православного миссионерского Белогорского монастыря; вскоре после своего обращения в единоверие (1903 г.) миссионерской работой среди бывших прихожан занялся Даниил Семенович Колегов (ранее священник Белокриницкой иерархии в Нижнем Тагиле).

Немало неприятностей пришлось пережить "австрийским" начетчикам во время публичных бесед со старообрядцами-беспоповцами. На Среднем Урале частым гостем был, например, знаменитый на всю Россию слепец А.А. Коновалов (спасово согласие). В начале XX в. "белокриницким" активно противодействовал защитник часовенных А.Т. Кузнецов.

Как и в большинстве других регионов, на Урале и в Западной Сибири основным источником пополнения рядов "австрийцев" были старообрядцы часовенного согласия (бывшие беглопоповцы). Поэтому главное внимание руководства Белокриницкой иерархии было традиционно направлено на проповедь среди часовенных. Другим важным элементом их миссионерской деятельности стала оживленная полемика с представителями беспоповских согласий (на Урале это прежде всего поморцы и спасовцы), стремившихся доказать "неистинность и безблагодатность" "австрийского" священства. И, наконец, уральские старообрядцы уделяли большое значение работе против миссионеров официальной Церкви. Особенностью миссионерской деятельности "австрийцев" на Урале в конце XIX в. было отсутствие высококвалифицированных начетчиков, способных "на равных" говорить и с православными священниками-"академистами", и с беспоповскими грамотеями (Покровский Н.Н., М., 1998. С. 78-82).

Революционные события 1917 г. нашли самый живой отклик в руководстве Белокриницкой иерархии. На Всероссийском съезде в мае 1917 г. была принята резолюция о поддержке Временного правительства. В телеграмме на имя премьер-министра кн. Львова говорилось: "…съезд старообрядцев, приветствуя в лице Вашем Временное правительство, выражает ему полное доверие и уверенность в том, что под его мудрым руководством Бог сохранит Россию от грядущей анархии и внешнего врага".

Руководство белого движения прекрасно понимало, какую силу представляет староверие. В 1919 г. в Томске организуется Союз молодежи старообрядцев белокриницкого согласия, ячейки которого вскоре появились и на Урале (в Екатеринбурге, Миассе и других городах).

В армии Колчака наравне с представителями официальной Церкви был введен институт старообрядческих священников, деятельность которого контролировал епископ Казанский Филарет, временно возглавлявший Томскую епархию. Однако это сотрудничество гражданской власти и Белокриницкой Церкви было недолгим и закончилось с поражением колчаковских войск.

Советская администрация в 1920-е гг. еще позволяла "австрийцам" некоторые "вольности". Вплоть до 1927 г. созывались Освященные Соборы, устраивались (хотя и нерегулярно) епархиальные съезды.

Согласно авторитетному мнению В.П. Рябушинского, в 1926 г. в России действовало не менее 20 епископов Белокриницкой Церкви. Однако в это же время началось постепенное наступление власти на староверие вообще и Белокриницкую иерархию в частности. Во второй половине 1930-х гг. репрессии против староверов белокриницкого согласия достигли своего пика. К 1939 г. в стране находилось лишь не более 5 архиереев. Повсеместно, в том числе и на Урале, шли аресты и судебные процессы над старообрядческими священниками. Было уничтожено большое число храмов, монастырей и скитов. Следствием этого стало значительное сокращение числа последователей "австрийцев". Ситуация весьма напоминала положение Белокриницкой Церкви в 1850-е гг., только в гораздо более трагическом варианте. Из нескольких десятков общин в Пермско-Тобольской епархии уцелели единицы, например в Миассе или в с. Пристань (Артинского р-на Свердловской обл.).

В настоящее время на территории, которая раньше входила в Пермско-Тобольскую старообрядческую епархию, насчитывается около 10 "австрийских" общин. Можно выделить ряд наиболее значительных центров согласия на Урале, например в г. Верещагино (120 км от Перми). В начале XX в. здесь было "австрийское" благочиние, объединявшее 17 приходов. Разрушенный после революции храм был восстановлен в 1947 г. Общиной руководит протоиерей Валерий Шабашов.

Храм во имя Рождества Иоанна Предтечи в пос. Шамары (на востоке Свердловской обл.) был выстроен вновь в 1996 г., причем за основу проекта были взяты сохранившиеся чертежи старой церкви. По нашим сведениям, шамарская община самая большая на территории нашей области. В Шамары ежегодно приезжают сотни паломников, которые хотят поклониться могилам старообрядческих иноков Константина и Аркадия, похороненных неподалеку от поселка 100.

Настоятелем храма служит о. Михаил Татауров. "Австрийская" община в Екатеринбурге возобновила свою деятельность не так давно, однако сейчас уже есть молитвенный дом и решается вопрос о назначении постоянного священника. Местные общины находятся в прямом подчинении митрополиту Алимпию, который неоднократно бывал на уральской земле. Однако уже поднимался вопрос о создании Пермско-Екатеринбургской епархии и назначении на Урал епископа (Миловидов В.Ф., М.: "Мысль". - 1969. С. 119-136).

2 Старообрядцы-часовенные Урала в конце XIX-начале XX вв.

Мы уже упоминали старообрядцев-часовенных в контексте их контактов с "австрийцами". Остановимся на приверженцах данного толка более подробнее.

Более двух столетий, начиная с конца XVII в., Уральский регион являлся одним из крупнейших центров старообрядчества, не утратив этого значения и к началу XX в. Несмотря на все усилия миссионеров официальной православной церкви, Пермская губерния, как и прежде, занимала по числу староверов одно из первых мест в Российской империи. По данным переписи 1897 г., на территории Пермской губернии проживало 95174 старообрядца, в то время как в Тобольской губернии - 31986, а в прилегающих к Пермской губернии с запада Оренбургской и Уфимской - соответственно 22219 и 158501. Приверженцы "древлего благочестия" составляли, согласно данным этой переписи, около 3% от всего населения губерний, но поскольку распределение старообрядцев по территории региона было неравномерным, то в одних районах доля старообрядческого населения была выше, а в других - значительно ниже. Исторически сложилось так, что основными старообрядческими центрами стали горнозаводские поселки, а также населенные пункты, лежащие на пути из европейской части страны в Сибирь и на Дальний Восток.

Перепись 1897 г. показала, насколько далекими от реальности были данные, собираемые официальной церковью, что, впрочем, признавалось не только исследователями старообрядчества, но и миссионерами. Это обстоятельство было отмечено еще Вруцевичем, служившим до 1881 г. секретарем Пермской духовной консистории. Он приводил минимальные, по его словам, цифры, полученные на основании просмотра метрических книг конца 1870-1880-х гг. (в Верхотурском уезде - 85000 старообрядцев, Шадринском и Камышловском, вместе взятых - 166880), сопровождая их комментарием: в трех уездах раскольников в 4,5 раза больше, чем их число, указанное в официальных отчетах по всей Пермской губернии. В качестве главной причины значительного увеличения численности старообрядцев в первое десятилетие XX в. представители православной церкви чаще всего называли провозглашенную Манифестом 17 апреля 1905 г. политику веротерпимости, заявляя, что при "такой свободе" их миссионерская работа и впредь не будет успешной. Указывая на рост числа "именуемых старообрядцами", местные церковные власти уже не скрывали и не преуменьшали эти данные, как прежде, а наоборот, для более впечатляющей иллюстрации того, как при благоприятных условиях "все сильнее и сильнее раскол поглощает православное население", вероятно, могли несколько "округлять" данные о количестве старообрядческого населения, как это и сделано в отчете пермского епархиального миссионера за 1913 г. Миссионеры в 1913 г. констатировали рост староверческого населения в Осинском, Кунгурском, Красноуфимском, Екатеринбургском, Верхотурском, Камышловском уездах в 2-4 раза по сравнению с данными статистических комитетов, проводивших перепись в 1897 г.

Увеличение численности старообрядческого населения после 1905 г. происходит в большей степени за счет легализации той части староверов, которая до объявления свободы вероисповедания считалась формально принадлежащей к официальной православной церкви. Согласно установленным в 1905 г. требованиям, прошение о переходе в старообрядчество каждый желающий должен был подавать отдельно. Однако в исключительных случаях удовлетворялись и коллективные прошения. Весьма необычным было, например, ходатайство, поданное в 1908 г. 137 крестьянами с. Катарач Шадринского уезда Пермской губернии. Эти крестьяне, числящиеся православными, подали прошение о том, чтобы им разрешили вернуться в "веру отцов", т. е. в старообрядчество. В процессе их увещевания выяснилось, что родители многих из них в 1887 г. "уклонились в раскол", сопроводив свое решение ходатайством в Екатеринбургскую духовную консисторию с просьбой считать их официально старообрядцами. Дело было передано из консистории в Синод, а там его рассмотрение затянулось. Крестьяне, не дождавшись официального разрешения, стали крестить своих детей "по беспоповскому обряду" и в дальнейшем обращались не в церковь, а к наставнику, но местный священник по-прежнему считал их при своей церкви, и не без некоторой выгоды: ведь все прихожане, а следовательно, и они тоже, обязаны были исполнять должность церковных сторожей. Это-то обстоятельство - стремление избавиться от сторожевой службы - и стало главной причиной возбуждения в 1908 г. того самого ходатайства об исключении из православия. После бесед с миссионером крестьяне подтвердили свое желание перейти в старообрядчество, ссылаясь на Указ о веротерпимости. В результате в сводках местного благочинного за 1913 г. из всех жителей с. Катарач, посещающих официальную православную церковь, было указано только 92, все остальные были отнесены к старообрядцам-беспоповцам (Промышленность и рабочий класс горнозаводского Урала в XVIII - начале XX века. Свердловск. 1982. С. 72-78).

Круг старообрядческих согласий в пяти центральных уездах горнозаводского Урала, составляющих Екатеринбургскую епархию, был достаточно широк. Однако наиболее крупным согласием среди уральских старообрядцев в то время считались часовенные. Трансформация беглопоповского согласия (софонтиевцев) в беспоповское (или как еще называли часовенных миссионеры - "стариковщинский толк"), произошла в условиях борьбы с "расколом", которую развернуло правительство Николая I с начала 30-х гг. XIX в. Под угрозой лишения социальных и экономических прав большая часть екатеринбургских купцов, руководителей беглопоповского общества старообрядцев Сибирского края в 1838 г. присоединилась к единоверию. Однако надежды на то, что примеру лидеров последуют и рядовые старообрядцы, не оправдались. Из-за преследований властями беглого священства и распада организации беглопоповцев они перешли к бессвященнической практике. Таким образом, николаевская репрессивная политика по отношению к уральскому старообрядчеству не увенчалась успехом, поскольку привела лишь к изменению его организации: на смену беглопоповскому обществу пришел децентрализованный мир беспоповских общин часовенных. Часть зауральских крестьянских общин, под влиянием М.И. Галанина и его единомышленников, перешла к беспоповской практике еще в конце XVIII-начале XIX вв.

Выделим комплекс причин, по которым старообрядцы Урала и Зауралья перешли к беспоповской практике. Во-первых, беглых священников всегда не хватало. Старообрядческие приходы были очень большими, часто в нужный момент священника не оказывалось рядом, и какие-то литургические функции принимали на себя миряне. Создавалась устойчивая практика обходиться без священника. Кроме того, переходившие из православия в старообрядчество священники не отличались, как правило, высокими моральными качествами, а в условиях острого дефицита кадров нравственные изъяны обыкновенно усугублялись. Взыскательные к моральному облику своих пастырей, крестьяне все более склонялись к отказу от таких священников.

Во-вторых, купечество, являвшееся верхушкой уральской беглопоповщины, определявшее жизнь согласия и руководившее беглыми попами, искало компромисса с правительством. В екатерининское и александровское царствование происходило постепенное смягчение правительственной политики и компромисс становился возможным. Основная масса старообрядцев - крестьяне - не поддерживала соглашательской политики верхушки и была настроена радикально. Внутренние противоречия в беглопоповском согласии усиливались. Следствием этого был переход крестьян-старообрядцев к беспоповской практике, совершившийся в Зауралье раньше, чем на горнозаводском Урале.

В-третьих, в это время идет социальное расслоение деревни. Появляющаяся мелкая сельская буржуазия стремится взять под контроль внутреннюю жизнь религиозной общины, а это легче сделать, когда община самоуправляема и независима (Покровский Н.Н., М., 1998. С. 94-98).

Окончательное решение об отказе от дальнейшего приема "никонианских" иереев было принято на Тюменском соборе 13 ноября 1840 г., поскольку "…и до сего времени строго преследуются они, мы их оставляем. И на то дело избираем правителей-настоятелей, коим дозволено собором сим исполнять требы и нужды мирян; якоже и предки наши имели у нас настоятелей, но подчинялись оныя священникам правленым. Но ныне их вконец отрицаем". Так исправление треб перешло к наставникам-старикам и уставщикам, избираемым общиной. Старики действовали как миряне, они не имели права читать молитвы, которые полагалось произносить священнику при богослужении и при совершении таинств. Но, даже перейдя к беспоповской практике, вероучение согласия часовенных продолжало отрицать догмат о полном пресечении истинного священства после реформ патриарха Никона. Для решения наиболее важных вопросов часовенные, так же как и их предшественники-беглопоповцы, созывали собор, на который от общин делегировались представители, как наставники, так и прочие миряне. Обычно заботу об организации подобных собраний брали на себя зажиточные старообрядцы, в их просторных городских домах делегаты проводили свои заседания. Роль председателя собрания зачастую выполняли наставники или попечители мирских общин, но наиболее влиятельным было мнение скитских старцев (как и в прежние времена, в XVIII - первой половине XIX вв.), обязательно приглашаемых на собор. Так продолжалось, предположительно, до 1880-х гг., когда вновь дали о себе знать расхождения во взглядах между радикально настроенными крестьянскими общинами (в основном зауральскими) и умеренными городскими торгово-промышленными кругами часовенных. В 1884 г. на соборе екатеринбуржцы смогли добиться нужного им постановления о новом поиске священства, несмотря на то, что оно противоречило доводам сторонника беспоповства, наиболее авторитетного из черноризцев - о. Нифонта, с мнением которого были согласны и крестьянские делегаты. О том, что роль приглашаемых на уральские соборы скитников снизилась, свидетельствует и дальнейшая практика проведения подобных собраний: черноризцы присутствовали на соборе 1908 г. и на съезде 1911 г., но в дискуссиях уже не участвовали, уступив руководящую роль представителям мирских общин. Тем не менее, несмотря на уменьшение идеологической роли, лесные пустынножительства сохраняют свое социальное и культовое значение. Уральские "заводские дачи" во второй половине XIX-начале XX вв. по-прежнему являются прибежищем для многих скитских поселений. Близость некоторых скитов к поселениям обеспечивала в случае необходимости помощь местных часовенных-мирян, однако это соседство заключало в себе опасность: время от времени скиты подвергались ограблениям (Покровский Н.Н., //http//cclib.nsn/ru/win/projekts/siberia/religion/pokrov_ros/html).

В начале XX в. большим авторитетом у часовенных горнозаводского Урала обладали самые грамотные люди в мирских общинах - начетчики. Они сравнительно глубоко знали тексты Священного писания, творений св. отцов и церковные правила, владели приемами ведения полемических бесед, защита вероучения своего согласия была для них профессиональной деятельностью. В ходе споров вокруг строгого соблюдения правил истинно православного жития во второй половине XIX - начале XX вв. внутри часовенного согласия выделились незначительные толки: "климентовцы", "михайловцы" и "порфириевы", - название которых произошло от имен их основателей. "Климентовцы" (последователи инока Климента (Климонт) из скита около д. Большие Галашки Верхотурского уезда Пермской губ.) были немногочисленны - не более двух десятков человек. Разделение произошло из-за запрета Климентом держать в домах самовары, лампы, носить пестрые одежды. По сведениям миссионеров, учение Климента разошлось с часовенными еще и в эсхатологических взглядах: согласно ему, Антихрист уже воцарился в мире в виде идола Саморы, т. е. самовара. Поэтому в таковые последние времена не должно записываться в какие-либо гражданские книги и платить подати. В 1902 г. от "климентовцев" отделились "михайловцы" - сторонники Дерябинникова Михаила Илларионовича. Упрекая "климентовцев" в том, что у них в скитах многие старицы имеют личные вещи и деньги, Михаил назвал такое житие "разбойничьим" собранием и заявил, что отделяется от него. Дерябинников был сторонником как можно большего удаления от мира. На уже упоминавшемся Галашкинском соборе именно он был инициатором решения не принимать на молитву родителей, чьи дети учатся в земских школах.

"Порфириевы", коих было еще меньше, чем "климентовцев", отделились от часовенных из-за особого мнения об обряде крещения: они считали, что истинное крещение может быть совершено только в проточной речной или ключевой воде и всех крещеных иным образом следовало перекрестить. Очевидно, что в отношении необходимости перекрещивания часовенных у "учеников порфириевых" существовали сомнения. Для прояснения ситуации ими в 1909 г. в Нижний Тагил был приглашен активный деятель согласия "покрещеванцев" из с. Толбы Нижегородской губернии Александр Михеевич Запьянцев. Войдя в курс дела, Запьянцев ответил на вопрос "на каком основании следует крестить приходящих от часовенных?" развернутым посланием. Из его рассуждений следовало, что крещение в данном случае необходимо из-за прежней практики приема беглых священников, "потому что попы их поставлены были от слугов Антихриста и приняты были незаконно, и действовали не по правилам святых отец". Неизвестно, приняли ли "порфириевы" его доводы, но поддержки и широкого распространения на Урале подобные взгляды не получили. В некоторых сибирских соборных постановлениях есть упоминания о "завьяловской ереси" конца XIX-первой четверти XX вв., сторонники которой ввели при бракосочетании элементы отвергнутой "поповской" практики (Покровский Н.Н., М., 1998. С. 99-105).

Проблему унификации обрядов крещения, причащения, заключения браков, покаяния, без решения которой было невозможно предотвратить разделения в обществах, часовенные обсуждали в 1911 г. на I Всероссийском съезде, проходившем в Екатеринбурге. Многие его участники приехали только для рассмотрения вопроса об этих таинствах. Сразу прийти к единому мнению удалось только по одному вопросу: было признано, что для таинства покаяния не требуется священник, его могут совершать иноки и простецы, т. е. "всякое избранное для того достойное лицо". Рассмотрение всех остальных вопросов проходило нелегко: участники дискуссии, ссылаясь на Святое писание, зачастую делали прямо противоположные выводы. После многочасовых дебатов установили, как должны совершаться обряды крещения и брака. Наитруднейшим оказался вопрос о причастии, он вообще решался в плоскости "быть или не быть". Дело в том, что в течение уже более полувека у часовенных не было священников, от которых можно было бы получить запасные Дары для причащения. Во многих обществах святые Дары, оставшиеся от прежних священников, закончились, но даже те, у кого они еще не иссякли, например часовенные Кыштымского завода, сомневались в их истинности и в законности получения таких Даров от простецов. Начетчики Д.К. Серебрянников (из Невьянска) и А.Е. Арапов (из Верхнейвинского завода) настаивали на правомочности принимать сохранившиеся Дары, а также на возможности допускать вместо них причащение богоявленской водой. Обмен мнениями ни к чему не привел, и решение этого вопроса было отложено до следующего собора.

Разногласия среди часовенных появились и в отношении к изданному 17 октября 1906 г. "Положению о старообрядческих общинах". В пользе от предоставляемой "Положением" возможности зарегистрировать общину в губернской администрации (и таким образом получить права юридического лица) сомневались многие, ожидая, что информация о наличии общины впоследствии может сослужить плохую службу, например не позволит избежать притеснений властей, в случае если политика в отношении старообрядцев станет более жесткой. Полемика между сторонниками юридического статуса общины и так называемыми "противообщинниками" велась серьезная, однако обе стороны неизменно оставались при своем мнении. В защиту регистрации выступил уже упоминавшийся Афанасий Трофимович Кузнецов. В журнале "Уральский старообрядец" он опубликовал ряд статей с обличением заблуждений "противообщинников". Подчеркивая большое значение права официальной организации общин и "получение таким образом юридических и церковных прав старообрядчеством", что гарантировалось "Положением", он, тем не менее, отмечал, что "нашлись однако и такие люди, которые в общине видят не что иное, как грех и отступление от веры отцов". "Противообщинники" обосновали свою позицию в нескольких пунктах постановления собора, который проходил в с. Горбуновом Верхотурского уезда 13-15 января 1912 г. А.Т. Кузнецов упоминает, что среди "вдохновителей" неприятия регистрации общин на соборе были скитники Сергий, Варлаам, Ефросин и Климент. На горнозаводском Урале решение Горбуновского собора было полностью созвучно настроениям в нижне-тагильской общине. В Томской губернии "противообщиннические" тенденции были еще более сильными.

Неоднозначно воспринималась в среде уральских часовенных проблема грамотности и получения образования. Группа наиболее активных деятелей (самоназвание - "интеллигенты-старообрядцы"), в состав которой входили начетчики и наиболее грамотные прихожане крупных заводских и городских общин, ратовала за устройство отдельных старообрядческих образовательных учреждений и специальную подготовку учителей. Идея "поднятия грамотности среди детей, устройства и оборудования с этой целью старообрядческих училищ" также обсуждалась на Всероссийском съезде часовенных и в основном была поддержана. Среди сторонников школ главным камнем преткновения было разное понимание содержания образовательной программы. Многим казалось, что достаточно традиционного курса обучения письму, чтению, божественной грамоте, который в прежние времена был возложен на "мастерицу". Конечно, старообрядцы иногда отдавали своих детей в земские школы для получения каких-либо профессиональных навыков, но все-таки подобное образование считалось неудовлетворительным ("не обучают ни псалтыри, ни канонам, ни пению по крюкам") и не везде приветствовалось. Недовольство земскими школами оставалось, даже когда часть предметов (чаще всего Закон Божий) преподавалась учителями из староверов. Так, настоятель д. Яр Камышловского уезда Василий Андреевич Ласкин высказал на съезде свои опасения: "У нас земство выстроило десятитысячное здание для школы. Учитель у нас теперь из своих старообрядцев. Дело идет хорошо. Только вот беда: говорят детям, что земля вертится, а солнце стоит. Это нам не нравится". А один из представителей общины из Шадринского уезда заявил: "Ни братства, ни общины, ни школы мы не желаем. Во всем этом мы сомневаемся" (Покровский Н.Н., М., 1998. С. 105-108).

К вопросу об отношениях старообрядцев-часовенных и "австрийцев" (соответственно, поповцев и безпоповцев) следует добавить что, учитывая принципиальную незавершенность дискуссии среди бывших беглопоповцев о пресечении священства, главы "австрийской" (Белокриницкой) иерархии обращались к часовенным с призывами принять их "вновь обретенное истинное священство …и сплотить свои верующие души в единую Церковь Божию". Данный вопрос поднимался с различной интенсивностью вплоть до настоящего времени.

Заключение

В настоящей работе мы дали историко-краеведческий обзор старообрядчества на Урале. Мы рассмотрели общеполитическую ситуацию в Московском государстве, которая привела к реформам патриарха Никона. Дали краткую характеристику этим реформам и последовавшему за ней церковному расколу.

Мы показали, что Урал стал одним из основных центров старообрядчества в силу вполне объективных причин, а именно, своей удаленности от центра, сравнительной слабостью государственной власти и малой освоенностью. Сюда стекались староверы различных толков и течений. Основными центрами локализации старообрядчества в регионе являлись Пермская и Свердловская области, хотя отдельные скиты встречаются по всему Уралу. В современной историографии принято разделять староверов на множество течений. Такое разделение идет еще с XVII века, когда начали появляться первые списки "бунтарей". Хотя, как видно на примере уральских старообрядцев, в основном это были два течения - поповцы и беспоповцы.

Как было показано выше, старообрядчество внесло неоценимый вклад в развитие региона. Это и заводская деятельность, торговая, культурная, религиозная. Еще Геннин отмечал исключительное трудолюбие, честность и добросовестность приверженцев "веры старой". Практически весь цвет уральского купечества являлся старообрядческим.

На сегодняшний день "древлеправославие" не забыто. В отсутствие гонений и притеснений оно находится на благодатной почве. Открываются церкви, в прессе и телевидении тема старообрядчества широко муссируется. Возникает все больший интерес к этнографическим аспектам жизни и быта староверов. Туризм так же начинает входить в сферу старообрядчества. Помимо всего вышеперечисленного, многие идеи старой веры используются различными сектами и националистическими организациями. Таким образом, мы видим, что старообрядчество не только внесло огромный вклад в развитие Урала, как промышленное, так и культурное, но и продолжает активно участвовать в современной жизни региона. Можно сказать, что оно стало неотъемлемой частью Урала.

Список литературы

1. Байдин В.И. Старообрядчество Урала и самодержавие (конец XVIII-середина XIX вв.): Дис. канд. ист. наук. Свердловск, 1983

Байдин В.И., Шашков А.Т. Историко-культурные традиции населения Зауралья XVII-XIX вв. // Памятники литературы и письменности крестьянства Зауралья. Т. 1. Вып. 1.

Барышников М.Н. Деловой мир России: Ист.-биогр. справ. СПб., 1998.

Богданов Н.С. "Никониане": "Наука и религия". 1994 №11

Борисенко Н.А. Соборы старообрядцев-часовенных Урала и Западной Сибири второй половины XIX-начала XX вв. // Культурное наследие Азиатской России. Материалы I Сибиро-Уральского конгресса, г. Тобольск, 25-27 ноября 1997. Тобольск, 1997.

Гончаров Ю.М. Купеческая семья второй половины XIX-начала XX вв. (по материалам компьютерной базы данных купеческих семей Западной Сибири). М., 1999

Ершова О.П. "Документы по истории старообрядчества" М. 1993

Зольникова Н.Д. Урало-сибирские староверы в первой половине XX в.: древние традиции в советское время // История русской духовной культуры в рукописном наследии XVI-XX вв. Новосибирск, 1998

История старообрядческой церкви: Краткий очерк. - М.: Изд-во старообрядческой Митрополии Московской и всея Руси. - 1991.

Костомаров Н.И. "Раскол" М. 1995

Кульпин Э.С. "Истоки государства Российского от церковного собора 1503 г. до опричнины" ОНС 1997 №1

Мельников Ф.Е. "Краткая история древнеправославной церкви", 1999г.

Микитюк В.П. Династия екатеринбургских купцов Белиньковых // Третьи Татищевские чтения. Екатеринбург, 19-20 апр. 2000 г. Екатеринбург, 2000

Миловидов В.Ф. Современное старообрядчество. - М.: "Мысль". - 1979

Миловидов В.Ф. Старообрядчество в прошлом и настоящем. - М.: "Мысль". - 1969

Мир старообрядчества. Сборник науч. тр. Вып.4: Живые традиции: Результаты и перспективы комплексных исследований старообрядчества. Материалы международной науч. конф. - М.: РОССПЭН. - 1998

Очерки истории Урала. Учебное пособие. Екатеринбург. 1996

Павловский Н.Г. Демидовы и старообрядчество в XVIII веке // Демидовский временник. Ист. альм. Кн. I. Екатеринбург, 1994

Платонов С.Ф. "Лекции по русской истории" М. "Высшая школа" 1993

Покровский Н.Н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в XVIII в. Новосибирск, 1974; Екатеринбург, 1991

Покровский Н.Н. Соборные постановления старообрядцев-часовенных востока России XVIII-XX вв. как исторический источник // http//cclib.nsn/ru/win/projekts/siberia/religion/pokrov_ros/html

Покровский Н.Н. Споры об исповеди и причастии у староверов-часовенных востока России в XVIII в. // Культура славян и Русь. М., 1998

Преображенский А.А. Очерки колонизации Западного Урала в начале XVIII века. М. 1956

Промышленность и рабочий класс горнозаводского Урала в XVIII - начале XX века. Свердловск. 1982

Пругавин А.С. Старообрядчество во второй половине XIX в. М., 1904

Пунилова М.В. Казенные горные заводы Урала в период перехода от крепостничества к капитализму. Красноярск. 1986

Румянцева В.С. Народное антицерковное движение в России в XVII в. - М.: "Наука". - 1986

Черкасова А.С. Мастеровые и работные люди Урала в XVIII веке. М. 1995

Шашков А.Т. Борьба Тобольского митрополичьего дома с антицерковным движением урало-сибирских старообрядцев во второй половине XVII в. // Роль Тобольска в освоении Сибири. Тобольск, 1987

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

» сайт сайт находится на первом месте в Яндексе и на втором – в Гугле (кстати, тоже благодаря Максиму). Но это не главное – хотя и льстит – просто заметивший это журналист прислал нам ссылку на новую статью, которая выйдет в свет в крупной российской газете только завтра! Вот такой удивительный и удивляющий мир вокруг нас, особенно если делаешь дело от души и во славу Божию, а не пляшешь под чужую дудку… В конце статьи по традиции смотрите расширенную информацию по теме старообрядчества в Свердловской области.

“Новая жизнь Старой Веры”

Когда-то они прятались в тайге, избегали общения с властями, полагаясь только на себя, и отказывались от документов. Сегодня старообрядцы - полноправные члены общества. К ним прислушиваются чиновники, их охотно берут на работу и доверяют ответственные должности. Они открыты всему новому, при этом самое ценное - веру - хранят свято: строят храмы, создают общины. Только на Среднем Урале сейчас насчитывается несколько тысяч староверов…

БЫТЬ ХОРОШИМ - НЕ СЛОЖНО

Илья Устинов - такой же юноша, как и многие его сверстники: учится в школе, планирует поступать в вуз, вечерами любит прогуляться или поиграть на компьютере.

Правда, в отличие от друзей, которые могут и на дискотеку сходить, и ругнуться крепко, он следит за собой - за речью, манерой поведения. Илья - сын старообрядческого священника, протоиерея Иоанна, который уже четверть века служит в уральском селе Пристань. Здесь каждый второй - старообрядец не только по корням, но и по духу.

Юноша говорит, что у него даже мыслей не было скрывать своё вероисповедание от сверстников - зачем?- Одноклассники знают, что я старовер, реагируют адекватно, по поводу веры у нас шутить не принято, - рассказывает он, иногда отвлекаясь на переписку в соцсети. - Почти все мои друзья далеки от веры, но интересуются моими принципами - иногда меня учителя отпускают с уроков, если знают, что в церкви служба начинается и я должен отцу помогать, а одноклассники заходят поставить свечу и даже задерживаются до конца.

Молодой человек говорит, что старообрядец - это такой же современный человек, как и любой другой, только придерживается веры по-старому: крестится двумя перстами, строго соблюдает посты, молится по-старославянски, не курит, не ругается. А в глобальном смысле - свято хранит дух старины далёкой, самоотверженно трудится, отзывается на помощь другим.

Быть хорошим человеком в современных условиях не сложно, надо лишь делать всё по совести - это, я бы сказал, совмещение приятного с полезным, - говорит Илья.

НОВЫЙ ДЕНЬ МОЛИТВОЙ ВСТРЕТИТЬ

Георгий и Иулия Нестеровы - родители Степана, Устиньи, Прохора и Трофима - екатеринбуржцы. Правда, в городе времени проводят не так много, всё больше по командировкам. Они занимаются фольклором: изучают, сохраняют старорусское, в том числе казачье, пение, делая его если и не современным, то уж явно не забытым.

Их старший Степан - вполне современный парень: женился в 18 лет, воспитывает сына. Уверенно пошёл по стопам родителей и в вопросе веры, и в вопросе сферы деятельности. Он тоже занялся казачьей культурой и - косая сажень в плечах - продвинулся в своём интересе так далеко, что впору позавидовать. В прошлом году на форуме «Селигер» он Владимира Путина, сел с ним рядом и заявил о важности сохранения исконной русской культуры.

Старообрядец Степан Нестеров на форуме “Селигер”

В свободное время он с супругой Валентиной - тоже, конечно, фольклористом - и родителями организует для подрастающего поколения старообрядцев оздоровительные лагеря: сплавляются по рекам, знакомятся с природой, а утреннюю и вечернюю зорьки совместной молитвой встречают.

ТЮРЬМА И МУЗЕЙ

На такие встречи съезжаются молодые старообрядцы со всех уголков большого Урала - из Свердловской, Челябинской областей, Пермского края. Сегодня эти территории не просто возрождаются от духовной слепоты, они словно навёрстывают упущенное время. В свердловском селе Русская Тавра на границе с Башкирией, например, несмотря на малочисленную общину, храм возвели прямо в огороде, чтобы было где молиться. А вот в

Мефодий Тюкин-слева и Сергей Панов у строящегося храма РПСЦ в Невьянске

Невьянске - городе, где старообрядцев в позапрошлом веке было, наверное, больше, чем грибов в лесу в самый урожайный год, - построили большую кирпичную церковь. Здесь и раньше не было недостатка в верующих по-старому, а ныне и вовсе - тянутся сюда из окрестных городов и посёлков.

Во времена промышленников Демидовых здесь зарождалось уникальное, не имеющее аналогов в мировой истории направление иконописи - торжественное, яркое, одухотворённое. Сегодня наследие той эпохи более чем двухвековой давности сохранено не только в уральских старообрядческих храмах, но и у мэра Екатеринбурга Евгения Ройзмана, основателя музея «Невьянская икона» - кстати, единственного частного бесплатного музея в стране. И хотя староверы считают, что место иконы - в церкви, они любят водить в этот музей своих гостей. Это, конечно, далеко не единственное место, которым дорожат верующие в столице Урала. Одна тюрьма для старообрядцев, называемая Заречным тыном и созданная в конце XVIII века, чего стоит! Здесь в первые десятилетия после основания Екатеринбурга уничтожили десятки, если не сотни верующих. Правда, сейчас на этом месте, на берегу реки Исеть, городской стадион «Динамо», но староверы чтят свою историю, даже если её пытаются спрятать под объектами инфраструктуры.

«ЗАБИРАЙТЕ, ВЛАДЫКО, ЗДАНИЕ»

Вот, к примеру, здание противотуберкулёзного диспансера - здесь же, в центре города. В дореволюционное время это была церковь, построенная купцом-старовером Алексеем Баландиным, близким другом тогдашнего бургомистра Якима Рязанова.

Бывшая старообрядческая церковь, тубдиспансер

В 1930-х годах помещение национализировали и разместили здесь медучреждение. Это его пообещал передать местной общине Русской Православной Старообрядческой Церкви нынешний губернатор Свердловской области Евгений Куйвашев , митрополитом Корнилием в июле 2013 года.

- Я сам из старообрядцев, - признался губернатор и добавил, дескать, «забирайте, владыко, здание»…

Александр Смоквин

Пообещать-то пообещал, да выполнить по закону оказалось не так-то просто, а тут ещё отдельные чиновники стали выражать желание продать эту выгодную землю в центре мегаполиса одному из застройщиков. Все лето 2014 года старообрядцы молились около диспансера и, кажется, вымолили себе его: в эти дни правительство региона готовит документ о передаче старинного здания общине верующих, тем более что для медиков построен комплекс зданий за чертой города.

Прихожанин Александр Смоквин знает об этом здании немало, как, впрочем, и о многих других усадьбах и памятных для уральского старообрядчества местах. Когда-то Сан Саныч, как его называют сегодня многие верующие, стоял у истоков возрождения екатеринбургской старообрядческой общины - было это в начале 90-х годов прошлого века. Немало пришлось переступать ему и его сподвижникам властных порогов, чтобы после десятилетий бездуховности в стране отстоять право Старой Веры на новую жизнь. В ход пришлось пускать «тяжёлую артиллерию»: напоминали властям, что история Урала была бы совсем другой, если бы не старообрядцы, показывали документы, настаивали, рассказывали то, о чём многие чиновники и не знали. И добились своего!

Молебен старообрядцев у бывшей церкви – противотуберкулезного диспансера

В церковные праздники и по воскресеньям у храма РПСЦ во имя Рождества Христова паркуются десятки автомобилей - это староверы съезжаются на службу. Приветствуют друг друга поклоном в пояс, неизменно окая: «Доброго здоровья!»

«ЛИКВИДАТОР»

Разностороннюю развитость старообрядцев и их уважение к истории подтверждает Мефодий Тюкин . Он - «ликвидатор», как называли тех, кто устранял последствия Чернобыльской катастрофы. В прошлом подполковник, а ныне - активист невьянской общины РПСЦ. Человек-энциклопедия - отзываются о нём верующие. И то верно: Мефодий расскажет об истории появления скитов староверов в уральской глуши, поведает о том, где лучше собирать грибы и в какую погоду рыбачить, почему старообрядцев «кержаками» называли, и каково пришлось бежавшим в уральскую глушь ревнителям дораскольной веры в первые годы пребывания здесь.

Мефодий Константинович Тюкин

Он - «свой» и для городских старообрядцев, и для деревенских. Мало того, что говорит с ними на том великом и могучем языке, который теперь вряд ли услышишь в искусственно-вентилируемых офисах или в общественном транспорте. Суть старообрядчества - «требуй от себя больше всех, считай себя хуже всех» - он впитал с молоком матери. И сегодня признаётся, что отдаёт долг предкам, безостановочно трудясь на благо церкви.

Его друг и, как недавно выяснилось, родственник в одном из дальних поколений, Сергей Панов - фигура не менее интересная. Родился в городке с глагольным названием Реж. Строгий и мудрый дед-старовер прививал внуку всё самое лучшее из прекрасной старины далёкой, потом Сергей учился в Невьянске и переехал… в Новосибирск. Там сделал себе завидную карьеру, и однажды понял: не в имуществе и должностях счастье! Оставив хорошую работу и жизнь в достатке, он вернулся на родину, в маленький, захолустный свердловский городок. Здесь всё напоминало о поступи советской власти: старообрядцев, когда-то основавших город, напрочь забыли. Их кладбище на берегу пруда уничтожили, но сделали это топорно, и в начале нового тысячелетия, когда водоём обмелел, надгробия стали показываться на поверхности.

Разве можно было на это равнодушно смотреть? - рассуждает Сергей Борисович, с которым мы стоим на берегу того самого пруда.

Правда, за четыре года своей жизни на родном Урале он уже в буквальном смысле повлиял на облик города: добился в мэрии разрешения расчистить территорию, объединил вокруг себя других потомков старообрядцев, которые словно только и ждали такого вот инициативного человека. Теперь режевское кладбище - освящено и облагорожено, поставлен крест, а люди думают о возведении здесь или часовенки, или даже небольшой церкви. В этом году старовер Сергей Панов стал членом Общественной палаты Режа - должность, хотя и мало что решающая, но официальная и статусная. Есть возможность следить за делами муниципалитета по чести и совести. А такой подход любому городу пригодится!

СОЛДАТ, МЕБЕЛЬЩИК, СВЯЩЕННИК…

Молодой священник Михаил Лоскутов

Панихиду по умершим на месте кладбища в Реже совершал молодой священник Михаил Лоскутов . Он всего несколько лет служит в небольшом уральском поселке Баранчинский, а ещё недавно был простым сборщиком мебели в родном городе Миасс под Челябинском.

О том, что стану священником, я вообще не думал никогда, - рассказывает он во время нашей встречи - отец Михаил ехал на родину по делам и согласился заехать в Екатеринбург, чтобы поведать о себе.

Говорит, после автотехникума срочную службу проходил в ракетных войсках в Тюмени, столкнулся с дедовщиной. Благо, комплекция помогала: пару раз пришлось объяснять старослужащим, что он служить пришёл, а не прислуживать. Когда сам «дедом» стал, старался быть примером для других: «салажат» не гонял, требовал лишь соблюдать устав и приказы. А вернувшись домой, устроился дизайнером мебели. Навёрстывая упущенное в армии, стал в храм часто ходить и в епархиальных мероприятиях участвовать. Во время одного из крестных ходов к мощам почитаемых среди староверов иноков Константина и Аркадия Шамарских познакомился с девушкой. Юлия, конечно, не думала, что однажды станет матушкой - женой священника.

Но, как говорят верующие, «на всё воля Божия». Сегодня у отца Михаила и Юлии пятеро детей, а духовных чад у отца Михаила - человек двести. Он к ним прислушивается, у стариков - мудрость черпает, а они его как пастыря своего почитают и поддерживают.

Старообрядческое духовенство в селе Пристань, май2014

Старообрядцы в Свердловской области сегодня - это большая общность людей: у них здесь пять действующих храмов, пять - строящихся, а количество общин и того больше. И вряд ли кто-то скажет, что Старая Вера умирает. Молодёжи в их общинах - едва ли не больше, чем стариков. Все честно трудятся, есть среди уральских старообрядцев .

Сохраняя память о предках, они издают свои книги, есть , разве что телеканала и радиостанции нет. Зато связи между общинами отлажены так, что на помощь друг другу здесь приходят по одному звонку или смс - да-да, айфоны и ноутбуки для современных верующих такая же неотъемлемая часть жизни, как и для всех остальных в стране. Кроме коренных старообрядцев, в храмы сегодня приходят и те, кто, разобравшись в истории, нашёл Старую Веру - истинной.

Протоиерей Иоанн Устинов служит на Пристани уже 25 лет

Только сами староверы себя никому не противопоставляют. Если надо - идут на диалог с властью, выражают свою позицию в интервью и всегда подчёркивают, что хранят в чистоте ту веру, которая была принята князем Владимиром в 988 году.

У креста на староверском кладбище в городе Реж

Старообрядчество на Урале и в Южном Зауралье

Существовало несколько центров, откуда пришли староверы. По мнению большинства историков , основной поток беглых на Урал направлялся с Волги: если учесть, что в 1722 году произошел разгром одного из центров старообрядчества - нижегородских кержацких скитов (Керженец - приток Волги, отсюда и пошло слово “кержак”), то вывод о большинстве старообрядцев среди беглого населения напрашивается сам собой. Другой поток переселенцев был связан с Русским Севером, Поморьем. Одним из опорных пунктов поморского старообрядчества на Урале следует считать Краснопольскую слободу (современное с. Краснополье Пригородного р-на Свердловской обл., в 45 км на юго-восток от г. Нижний Тагил). Другим значимым поморским центром на Урале было с. Таватуй (в настоящее время находится в Невьянском р-не Свердловской обл., в 43 км на юг от г. Невьянск). Эти потоки были различны, так как были связаны с разными течениями в старообрядчестве. Разгром Керженца совпал с бурным ростом промышленности на Урале. Старообрядцы стали основной рабочей силой. Демидовы и другие заводчики воспользовались притоком беглых из центральной России, быстро находили среди них специалистов, ну, а остальных использовали на подсобных работах - это обходилось им почти даром. При этом они зачастую скрывали староверов от преследований властей.

Но все же, основной причиной роста старообрядческого населения на Урале была оторванность его от центра России, “особый быт Урала” - застойность форм хозяйства и общественных отношений создавали наиболее благоприятные условия для сохранения традиционных явлений культуры и быта.

Начало массового распространения старообрядчества среди населения Южного Урала и Зауралья можно датировать уже последней четвертью XVII века, то есть процесс укрепления старой веры шёл одновременно с активным заселением, которое продолжалось в изучаемом регионе до середины XIX века. Кроме того, казачество сыграло известную роль в распространении и укреплении старообрядчества, но это всё же нельзя считать определяющим фактором в распространении старообрядчества в регионе в силу внутренних особенностей казачества.

Зауралье, как и Сибирь в целом, было местом, где можно было скрыться от жестоких преследований со стороны правительства и церковных властей. Сюда шёл поток переселенцев. Откуда были эти люди? Опираясь на исследования Савицкой О.Н. и Менщикова В.В. приведём следующие данные:

Откуда пришли переселенцы и сколько в процентах
Место поселения
Далматов монастырь
Кондинский монастырь
Рафайлов монастырь

Приведённая таблица наглядно показывает, что значимую часть переселенческого потока составляли переселенцы из Поморья и Урала, причём ближайший к европейской части России Далматов монастырь имел наивысший показатель выходцев из Поморья, а наиболее удалённый Рафайлов монастырь - наивысший показатель выходцев с Урала. Это положение позднее скажется на преобладании того или иного старообрядческого течения. Старообрядцы селились компактными поселениями, не допуская в свою среду иноверцев - «никониан». На всей территории современной Курганской области было очень много таких поселений. Так, к примеру мне известны несколько таких деревень в Каргопольском районе - это деревни Житниково и Жикино, основанные переселенцами-поморами; село Шмаково считалось центром старообрядчества в Зауралье.

Старообрядчество постепенно начинало разделяться на два течения, первое из которых - течение старообрядчества, приемлющее священство (поповцы); второе течение - не принимающее институт священства (беспоповцы). По России в целом этот процесс начался на стыке XVII - XVIII вв. и окончательно оформился в первой половине XVIII века, однако на территории Южного Урала и Зауралья указанная тенденция разделения единого старообрядческого движения оформилась позднее - лишь во второй половине XVIII века.

XIX в. - это время, когда происходит интенсивный распад старообрядчества на многочисленные течения. В распадении на толки и согласия старообрядчество Южного Урала и Зауралья имело свои специфические черты. Это, прежде всего, «размытость границ» старообрядческих толков, порой даже отсутствие чёткого разделения между старообрядцами-поповцами и беспоповцами. Кроме того, как отмечает Савицкая О.Н., прослеживается эволюция от поповщины к беспоповщине и далее к сектантству. Это породило крайнюю запутанность классификации старообрядчества в целом, когда одни и те же согласия относились то к поповщине, то переходили к беспоповским взглядам. Первую относительно полную классификацию старообрядчества дал В.Д. Бонч-Бруевич, но она относится уже к XX веку. Более подходящую, для нас, классификацию предложила всё та же Савицкая О.Н. Она выглядит следующим образом:

1. Единоверие

2. Поповщинское течение старообрядчества

К нему относится беглопоповский старообрядческий толк (часовенное согласие);

Австрийское старообрядческое священство;

Стариковщина

3. Беспоповщинское течение старообрядчества

- поморцы ;

- федосеевцы ;

- филиповцы ;

Странники-бегуны;

Нетовцы;

- немоляки ;

Дырники;

Белорризцы;

Рябиновцы;

Аврамовщина;

Растриговщина;

Капитоновщина;

Андреевщина;

Кузьминщина;

Чувственники;

Подрешетники;

Мессалиане;

Потемковщина;

Разлыковщина;

Акулиновщина;

Осиповщина;

Нифонтовщина;

Погребатели;

Адамантовы;

Иконоборцы;

Суетные;

Сомнящиеся;

Познающие;

Никудышники;

Молокане (воскресники);

Субботники;

Духоборцы.

И это ещё не полный список согласий, которые относили к старообрядчеству, не принимающему священство. Именно беспоповское течение в старообрядчестве было наиболее радикальным. Многие из согласий всё глубже уходили в сектантство, зачастую теряя связь с христианской верой.

Отношение правительства и государства к старообрядчеству в преддверии XIX века можно охарактеризовать как двойственное. С одной стороны, это бесконечные увещевания исповедующих старую веру, которые доходили порой до вмешательства государства и применения административных мер в отношении упорствующих, а с другой стороны, официальное разрешение свободной деятельности старообрядческой церкви.

С одной стороны, вырабатывалась и совершенствовалась система мер против раскольничества, а с другой стороны, начинались попытки изучить историю старообрядчества, оценить суть конфликта между старообрядчеством и официальной церковью. С одной стороны, полицейские санкции по опечатыванию старообрядческих молелен, часовен и связанные с этим гибель икон старого письма и книг дониконовской печати, с другой - обсуждение в начале 60-х годов законодательных облегчений положения старообрядцев. С одной стороны, разрешение гражданской метрической записи брака, рождений и смерти старообрядцев в особых полицейских метрических книгах и снятие ограничений на торговлю, промыслы, участие старообрядцев в городских и сельских выборных учреждениях, а с другой, запреты организовывать крестные ходы, строить наружные колокольни в староверческих храмах, ремонтировать молельные дома и строить новые дозволялось только с разрешения министерства внутренних дел. Все вышеперечисленное иллюстрирует двойственность положения старообрядчества в гражданском мире.

В самом старообрядческом движении XIX века доминировали антицерковные черты, уже не было острого социального протеста, нарастали конформистские настроения. Это приспособление к миру, примирение с властью государственной принимало различные формы и проявления, и являлось характеристикой старообрядчества вообще и местного старообрядчества в частности. Наиболее ярко обозначенный процесс проявился в появлении единоверия. В XIX в. несколько изменяется социальное содержание движения старообрядчества. Если в XVIII в. это было в основном движение социального протеста, то в XIX в. это движение нарождающихся (буржуазных) форм жизни. Если в XVIII в. руководители староверия жили на полулегальном положении, а религиозными центрами согласий являлись скиты и пустыни, расположенные в труднодоступных местах, то в XIX в. руководителями старообрядческих общин становятся зажиточные крестьяне или купцы, а центрами религиозно-организационной жизни согласия – города или крупные, часто торговые села. Старообрядчество способствовало как бы обходному развитию начатков капитализма. Зажиточный крестьянин-старообрядец, являясь лидером конфессиональной общины, приобретал власть, основанную на авторитете. Эту власть ему не могло дать участие в органах крестьянского самоуправления. Старообрядческая община создавала возможность внеэкономического принуждения. Имевшаяся прочная система конфессиональных связей (не только в регионе, но и по России) могла быть использована в экономических целях. Так в первой половине XIX в. среди зауральских поморцев стало заметно стремление к упрочению своей организации и ее легализации. Происходил пересмотр поморского учения в сторону большей лояльности правительству.

Коснёмся и вопроса о численности старообрядцев, населявших территорию Южного Зауралья. При изучении численности старообрядчества всегда следует помнить, что старообрядчество как религиозное течение противопоставлялось в целом православию. Внутри же самого старообрядчества выделяли (и то не всегда) лишь два основных течения - поповщину и беспоповщину. И тут начинались трудности. Говоря о различных старообрядческих толках, существовала тенденция к эволюции от умеренности к радикальности (от принятия священства к его отрицанию) и далее - к сектантству. Все это вмещалось в единое понятие - "старообрядцы", и поэтому границы согласий были очень подвижны, "все зависело от того, какой расколоучитель в каком селении агитировал". Первые попытки выявить численность жителей Южного Зауралья, придерживающихся старообрядческого вероисповедания, были сделаны в 40-е годы XIX века. Здесь исследователей встретили серьезные проблемы. Во-первых, существовало большое количество "незаписных" старообрядцев, по разным причинам скрывавших свое вероисповедание. Во-вторых, особенностью единоверия в Южном Зауралье была близость более к расколу, чем к православию (как то предполагалось при введении единоверия). Единоверцы часто писались в раскольнические росписи, умножая тем самым число раскольников. В-третьих, территория Южного Зауралья характеризовалась размытостью границ старообрядческих согласий, даже таких крупных, как поповщина и беспоповщина. Сами раскольники часто не знали, к какому из двух согласий они принадлежат. Таким образом, точно установить число последователей того или иного старообрядческого толка было невозможно. В-четвертых, православное священство, особенно сельское, часто было малограмотным и судило о старообрядческом вероисповедании лица по неявке к исповеди и святому причастию, а также по двуперстному знамению, которое, кстати сказать, было распространено как среди старообрядческого, так и среди православного населения. В-пятых, сказывалось влияние эсхатологических воззрений местных старообрядцев на их отношение к переписи населения. Они считали ее антихристовой. Запись же в переписные листы была для них "антиевой печатью", избавиться от которой можно было только после особого очистительного обряда.

Данные «Тобольских епархиальных ведомостей» свидетельствуют о неуклонном росте числа последователей старой веры в Тобольской губернии на протяжении всей второй половины XIX века. Заметим, что правительственная статистика учитывала только старообрядцев, официально записанных в раскол. Незаписанных, тайных староверов было намного больше. Но относительную картину состояния старообрядчества статистика дает верную. «Тобольские епархиальные ведомости» позволяют проследить, в каких именно округах проживало наибольшее количество старообрядцев. Лидирует в этом отношении Ялуторовский округ. На втором и третьем местах находятся соответственно Курганский и Ишимский округа. Если для первой половины XIX века отмечается значительное преобладание в Курганском округе старообрядцев-поповцев над беспоповцами, то во второй половине XIX века почти все документы говорят о безусловном преобладании старообрядцев-беспоповцев. Это связано с отдаленностью от центров снабжения попами-раскольниками и привычкой справлять духовные требы самим с помощью выделяемых из общины уставщиков, начетчиков, старцев.

Есть данные правительственной статистики по количеству поморцев в Уральском регионе на 1826 г.

Староверы - так именуют себя христиане, отошедшие от православной церкви во время реформ патриарха Никона. Их также называют раскольниками или старообрядцами, а некоторые историки именуют их православными протестантами. Всеми этими терминами обозначаются одни и те же люди. Понятие «раскольник» применялось сторонниками новой веры и носило негативный характер. «Старообрядцы» - это термин, введенный в употребление светскими авторами в XIX веке.

Старообрядцы до сих пор ведут летоисчисление по-старому: в сентябре 2015 года наступил 7524 год.

Раскол в Русской православной церкви инициировал в 1650-е годы царь Алексей Михайлович (второй из династии Романовых). Он вынашивал амбициозные планы объединения всего православного мира вокруг Москвы. Начальным шагом в этом направлении Алексею представлялось сведение символов веры к единому образцу. Дело в том, что к XVII веку греческая церковь, давшая Руси православие, некоторыми обрядами стала отличаться от русской.

Тогдашний патриарх Никон пригласил в Москву греческих ученых, которые должны были выявить отличия в исполнении религиозных ритуалов. Ученые пришли к выводу, что РПЦ за несколько веков отошла от византийских канонов. Для приведения обрядов в единство Никон ввел ряд изменений: креститься не двумя, а тремя перстами, после молитвы поклонов класть не 17, а 4, имя «Исус» писать с двумя «и», крестный ход проводить не по солнцу, а наоборот и т.д. В 1666 году происходит Собор, который постановляет все нововведения Никона соблюдать как истинные.

Это вызвало многочисленные церковные протесты, а в некоторых случаях - смуты. В числе первых отказались подчиняться Никону монахи Соловецкого монастыря. Мятежников публично сжигают на кострах и казнят через повешение. Народ, не согласный с нововведениями, но напуганный казнями, разбежался по России. Сначала «раскольники», как их стали называть никоновские адепты, скрывались в подмосковных лесах, а затем ушли на восток - на Урал, в Сибирь. Так возникло старообрядчество.

Подавление бунта, причиной которого были всего лишь формальные изменения религиозных обрядов, оказалось неадекватно жестоким. Пойманных распространителей старой веры приказано пытать и сжигать заживо. Тех, кто сохраняет веру или оказывает старообрядцам минимальную помощь, приказано выявлять и нещадно пороть. Старообрядцы оказываются полностью вне закона: им запрещено занимать государственную или общественную должность, быть свидетелями на суде и т.д.

Беглецы-отшельники устраивали свои скиты - уединенные жилища в глухих, труднодоступных местах. На территории Урала известно множество скитов на островах, в непроходимых болотах, в горах, в лесных дебрях и т.п. Долгие годы староверы скрывались в Веселых горах на Среднем Урале. Передвижение по ним затруднено из-за буреломов, завалов и обширных заболоченных участков у основания гор. Хребет имеет замысловатую орографию, затрудняющую ориентирование. Места, несмотря на относительную близость населенных пунктов, очень глухие. С XVII в. здесь стали тайно селиться в скитах беглые староверы-раскольники. За 200 лет обрели своих почитаемых в народе подвижников и святые места - могилы старцев.
Таких могил было несколько десятков, но особо почитались четыре: иноков-схимников Гермона, Максима, Григория и Павла. Могила старца Павла, одного из старообрядческих проповедников-наставников, находится у подошвы Старик-Камня. К могилам старцев вели тайные дороги из Верхне- и Нижнетагильских заводов, Невьянска, Черноисточинска, Староуткинска. Только в 1905 г. прекратились гонения на раскольников, и святыни «легализовались». Были прорублены новые дороги, на могиле отца Павла установили мраморный памятник, определилось время поминовений, а земля под могилами передана в вечное владение Верхнетагильскому старообрядческому обществу. Началось массовое паломничество раскольников с молебнами на могилах, первый день которых назывался Днем радостной встречи, а последний - Днем грустного расставания. После 1917 г. от могил не осталось и следа, дорог к ним не найти.

До сих пор сохранились скиты староверов на обширном Бахметском болоте в Тугулымском районе. В центральной части труднопроходимого болота есть несколько сухих островов, покрытых сосновыми борами и вересковыми пустошами. Среди них - Авраамов остров, названный в честь старца Авраамия (Алексея Ивановича Венгерского, 1635–1710 гг.) - предводителя сибирских старообрядцев, бежавших на восток от никоновских реформ и обосновавшихся на зауральских болотах. До настоящего времени почитается Авраамов Камень - святое для старообрядцев место.

Множество старообрядческих объектов расположено на острове Веры, что приютился у девственного западного берега озера Тургояк. Это землянки островитян, молельня с каменным крестом на берегу озера, староверческое кладбище. Архитектор Филянский, описавший остров во время его посещения в 1909 году, рассказывает, что вокруг молельни прямо на деревьях были развешены деревянные иконы. Археологи пытаются восстановить развалины этих сооружений.

12 ЛЕТ СВОБОДЫ

Особое распространение старообрядчество обретает на Урале с развитием здесь промышленности. Демидовы и другие заводчики, вопреки верховной царской власти, всячески поощряют старообрядцев, скрывают их от властей и даже наделяют их высокими должностями. Заводчикам нужна прибыль, на поповские догмы им наплевать, а все староверы - добросовестные работники. То, что с трудом дается другим, ими соблюдается без труда. Губить себя водкой и курить им не позволяет вера. Старообрядцы легко делали карьеру, становясь мастерами и управляющими. Уральские заводы становятся оплотом старообрядчества.

В 1905 году здравый смысл наконец возобладал - и царский указ отменил запрет «раскольникам» (как их называли почти 250 лет) занимать государственные должности и разрешил «старообрядцам» (название из нового царского указа) открыто создавать свои приходы и отправлять религиозные требы.

«В начале ХХ в. староверами на Печоре заселены целые деревни. Они имели свои иконы (в большинстве - медные), которые помещали не в красном углу, а около печки или за перегородкой. Старая вера запрещала им курить, пить вино, ругаться, носить европейскую одежду. Каждый «верный» имел свою посуду - кружку, ложку и миску, с которой никогда не расставался; гостям свою посуду не давали. Женщины носили одежду темного цвета. Самые фанатичные печорские раскольники не ели картофеля, «заморских» овощей, вместо керосина пользовались лучиной. Церквей и молельных домов старообрядцы не имели, для богослужения выбирались жилые помещения. Одновременно со староверами в деревнях жили и православные. Столкновения на религиозной почве между ними случались редко».
Многие отмечают некоторую осторожность, молчаливость и недоверчивость староверов, они не особенно гостеприимны. В одежде предпочитались древние типы: для мужчин - рубаха-косоворотка с воротником-стойкой и штаны-порты. Основу женской одежды составлял комплекс из рубахи с сарафаном. И мужская, и женская одежда обязательно подпоясывалась.
Вплоть до 1950-х годов в среде старообрядцев сохранялись запреты на употребление ряда продуктов, среди которых - чай, картофель, конина, чеснок, зайчатина. «Когда Исуса Христа распинали, его раны мазали чесноком, чтобы больнее было. Потому и грех употреблять чеснок». Продукты, приобретаемые от нестарообрядцев, следовало подвергнуть определенным процедурам «очищения». Мука, мясо «очищались» в процессе приготовления - «проходя через огонь». Сливочное масло три раза погружали, читая Исусову молитву, в проточную воду.

Перед Революцией 1917 года старообрядцы составляли 1/10 часть всего православного населения в России (и надо отметить, далеко не худшую его часть). Но в 1917 г. «золотой век» истории старообрядчества, продлившийся 12 лет, закончился! Спасаясь от «безбожной власти», первая волна уральских старообрядцев снова, как и во времена Никона, подалась глубже в леса и дальше в Сибирь.

СНОВА В ЛЕСА!

Борьба с христианской верой вообще и со старообрядчеством в частности после Революции 1917 года приобрела самые жестокие формы. К началу ХХ века на территории только Пермского края насчитывалось почти 100 старообрядческих приходов. Через 60 лет их осталось два. Старообрядцы пострадали в 1922–1923 гг. из-за массового принятия под давлением партийных активистов решений о закрытии моленных домов. Священников расстреливают или ссылают. Большинство старообрядцев имеют крепкие семейные крестьянские хозяйства. Они автономны, самостоятельны и не зависят от партийных директив, а с этим власть не может смириться никогда! Старообрядцы объявляются кулаками и репрессируются. В течение 1920-х гг. не ослабевал поток старообрядцев-переселенцев на восток. Наиболее дерзкие уходили в североуральские леса.

Убегавшие от репрессий расселялись по берегам небольших речек таким образом, чтобы не быть увиденными при движении по крупной реке. Раскольники Эбельиза скрывались в правых притоках Илыча, в 2–4 км от устьев. Они строили избы, вырубали участки леса и распахивали их для посевов. Естественные горные луга использовались как кормовища. Основное занятие староверов - рыболовство, охота, домашний скот, огород. Общение с внешним миром сводилось к минимуму. Через надежных людей они выменивали охотничьи трофеи на патроны и спички.

Здесь образовались небольшие деревеньки по 3–5 домов, где старообрядцы вели хозяйство, молились. Жили чаще семейными кланами. Об этом свидетельствует распространение однородных фамилий в этих местах - Мезенцевы, Поповы, Собянины... Позднее, когда началась коллективизация, старообрядцы, не желая вступать в колхозы, покидали свои деревни, уходили еще дальше в лес.

«Несколько десятков лет назад по берегам Шежима, да и во многих других глухих районах верхней Печоры и ее притоков - Подчерья, Илыча и Щугора - находилось довольно много скитов старообрядцев. В заброшенных избушках до наших дней сохранились предметы быта, охоты и старинные рукописные книги. Научные сотрудники Литературного музея Ленинграда обнаружили в одной из таких избушек библиотеку старинных книг (более 200 штук). Существует легенда, что редчайшие древние рукописи спрятаны в глухих лесах в лиственных колодах, залитых воском».

Священным занятием староверов являлось переписывание книг. Вплоть до середины XX века для письма старообрядцы использовали гусиные перья, а для орнаментальной росписи создаваемых ими рукописей - натуральные краски. Важнейшим делом книжников в скитах было обновление и переписывание старообрядческих рукописей и печатных книг. Именно русскому старообрядчеству во многом обязана российская филологическая наука за сохранение древнейших списков памятников допетровской литературы.

Непростая судьба ждала скитников, оставшихся на Урале. Их выявляли и судили за уклонение от общественно полезного труда и воинской повинности. Большую группу староверов «обезвредили» в 1936 г. Несколько десятков скитников были выслежены, арестованы и обвинены по 58-й статье «за деятельность, направленную к свержению советской власти».
«Из Сарьюдина ушел с семьей Мезенцев Иван Петрович. Ушли на Косью, где основали свой скит и жили. Их долго искали в лесу. Даже самолетом искали. Через 2–3 года нашли, арестовали. Посадили».

Рассказ Анны Ивановны Поповой, 1927 г.р.: «Мать однажды родила двойню, а у староверов это считалось большим грехом. Ее заставили окунуться в ледяной воде несколько раз, так она должна была очиститься от греха. Но после этого она слегла и вскоре умерла. Тогда отец взял в жены другую женщину из Скаляпа, и она уговорила его уйти в лес, а детей оставили в деревне. Ушли они далеко в верховья Косью, километров на 40 вверх по течению, под самое подножье Эбельиза. Там скит и поставили. Но их нашли, арестовали и затем расстреляли».

Документы расследований показывают, что все дела «контрреволюционных старообрядческих организаций» на Урале, так называемых «Группы воинствующих христиан» и «Братства русской правды», были выдуманы самими следователями НКВД. В материалах следствия содержатся некие доносы чекистской агентуры о том, что подсудимые, не согласные с советской властью, занимались распространением листовок, проведением диверсий, созданием сети подпольных организаций и т.д. Любому здравомыслящему человеку ясно, что ничем подобным старообрядцы, обитавшие в глухих и абсолютно не населенных горах Урала, никогда не занимались.

В настоящее время остатки скитов обнаружить затруднительно. Тем не менее в среднем течении ручья Валганъёль встречаются характерные холмики, поросшие бурьяном, а в долине Косью участники поисковых экспедиций 2000–2001 гг. обнаружили сохранившуюся избу.

«Мы решили попытаться найти человека, который знает, где находится какой-либо скит, и согласится нас к нему проводить. Нашим проводником любезно согласился быть работник кордона Иван Собянин. С его помощью, преодолев большие препятствия, пройдя немалое количество километров сначала по реке Косью, затем в сторону от нее, мы, наконец, вышли к скиту. Им оказалась небольшая избушка, аккуратно срубленная из ели. Избушка в 10 венцов, чуть выше человеческого роста с крышей, которая была покрыта большими кусками бересты, переплетенными ивовыми прутьями. На крыше для тепла был насыпан толстый слой земли высотой до 25 см. Дом срублен «в чашку». С одной стороны у избушки было маленькое оконце, вероятно, для выхода дыма, так как избушка топилась по-черному. Дверь избушки выходила на небольшое озерцо (вернее, на карстовую западину) диаметром не более 3 м, достаточно глубокое. Еще одно окно, большего размера, располагалось на противоположной стороне от маленького оконца. Его, как утверждал проводник, раньше не было. Это уже позднее охотники его прорубили. Внутри избушки все завалилось, нашли остатки некоторых нехитрых хозяйственных принадлежностей: деревянные крючки, ступку, лопату, стульчик и т.д. Рядом с избушкой нами обнаружены следы каких-то строений, полностью завалившихся, заросших мхом и покрытых слоем земли. Они находились на расстоянии 10–15 шагов от избушки. Но особенно наше внимание привлекли непонятные строения, расположенные перед дверью, в 3–5 шагах. Между избушкой и озерцом. Сложилось впечатление, что это были надгробия - полусгнившие бревенчатые домовины деревянного 2–3-венечного сруба, характерные для погребального обряда на Илыче. На могиле ставится в ноги восьмиконечный крест, вершину которого венчает двускатная крыша. Этих домовин было три…»

МЕСТЬ ОТВЕРГНУТОГО ПАРТИЙЦА

Оставшиеся нетронутыми староверы просуществовали на необъятных просторах Урала до 1952 года. Свыше 30 (!) лет они вели автономное существование в жестких климатических условиях. Во время войны часть женщин с детьми под видом переселенцев вернулись в илычские деревни. В некоторых скитах проживали в основном мужчины. Они иногда выбирались в деревни. Особенно практиковалось участие в сенокосе. Мужчины, облаченные в темную женскую одежду, косили траву, не вызывая никаких подозрений.

На беду староверов, в тот год в район по каким-то партийным делам прибыл представитель Троицко-Печорского обкома партии. Его внимание привлекло непропорционально большое количество женщин в глухих лесных деревнях. Возможно, он и не обратил бы на это внимания - мужчин после войны везде было немного. Скорее всего, какая-то деревенская жительница (а может быть, и несколько) отвергла его знаки внимания. Это разозлило партийца, и он, придравшись к какой-то мелочи, написал докладную.
На разбирательство был послан старший лейтенант НКВД Курдюмов из Троицко-Печорска. Именно он позже обратил внимание на любопытный факт: примерно в одно время в деревнях, почти лишенных мужского населения, дружно родились дети. Это и натолкнуло старшего лейтенанта на подозрения. Под видом молодой учительницы в район прибыла агент-провокатор, она вошла в доверие к местным жителям - и дело скрывающихся староверов вскоре было раскрыто. Пошли аресты и обвинения по статьям об уклонении от воинской обязанности и трудовой деятельности (тунеядство - вот уж ирония судьбы! - трудно представить себе более трудолюбивых людей, умудряющихся годами автономно жить в суровых условиях Северного Урала). Около полутора десятков эбельизских староверов было осуждено на разные сроки. Отбыв их, они все вернулись в печорские деревни. Их потомки живут там и поныне.

Жилища арестованных староверов были преимущественно заброшены, частично разграблены браконьерами и «освоены» охотниками, но, тем не менее, многое из оставшегося в избах обнаружили в 1959 году участники экспедиции Института русской литературы. Ими были найдены костюмы, иконы, складни, расписные доски к намогильным крестам и - главное, для чего снаряжалась экспедиция, - рукописные книги. Некоторые рукописи были запаяны воском в герметичных берестяных тубах и спрятаны в лиственных колодах. Несомненно, они сохранились до настоящего времени и прячутся где-то на склонах Эбельиза.

В 1971 году официальная церковь сняла со старообрядцев проклятье, которое наложила на них при расколе. Так спустя 305 лет старая вера была реабилитирована.

В литературе в основном рассматриваются общины старообрядцев, живущие в населенных пунктах, информации же по скитам практически нет. Это объяснимо, поскольку большинство их являлись тайными и не были широко известны даже в период их существования.