Об отеческой и деспотической власти. Эссе гоббс левиафан Левиафан т гоббса основные идеи

Томас Гоббс: Левиафан

Томас Гоббс родился в Вестпорте, местечке близ Мальмсбери, на юге Англии. В 1608 году он окончил Оксфордский университет, где получил блестящее классическое образование. Молодой философ поступил на службу к герцогам Девонширским. Этой службе предстояло продлиться почти 70 лет, с небольшим перерывом. Несколько лет Гоббс проработал секретарем у Фрэнсиса Бэкона (1561-1626).

В период между 1610 и 1636 годами Гоббс совершает три длительных поездки по континентальной Европе. В 1629 году он интересуется «натуральной философией», не оставляя при этом занятий этикой и политикой. В конце 1630-х годов Гоббс начинает работу над философской трилогией, состоящей из книг Decorpore, Dehomine, Derive (О теле, О человеке, О гражданине), Найдя с 1642 года в Париже убежище от потрясений английской политической жизни, философ становится другом Мерсенна (см. примечание к главе о Декарте. — Примеч. пер.), создавшего вокруг себя своего рода небольшой неофициальный университет. Там он знакомится с Гассенди и Сорбьером. (Самуил Сорбьер (1615-1670) — французский врач и философ. — Примеч. пер.) Гоббс читает произведения Декарта, но не разделяет его взглядов. В 1642 году выходит книга О гражданине, а в 1651-м — Левиафан, ставший главным трудом жизни философа. (Левиафан — чудовище из финикийской мифологии.) Вернувшись в 1651 году в Англию, Гоббс завершает работу над книгой О теле. В 1654 году книга выходит в свет, положив начало бесконечным спорам автора с математиком Уоллисом. В 1658 году появляется трактат О человеке. На протяжении всей своей долгой старости Гоббс подвергался постоянной критике со стороны многих ученых и философов. Он скончался в 1679 году, служа уже у третьего поколения герцогов Девонширских.

Общая теория власти

Томас Гоббс был первым крупным философом нового времени, глубоко интересовавшимся политикой.

Левиафан написан им в зрелые годы. Хотя Гоббс публиковал свои произведения, не придерживаясь строгого логического порядка, но все они представляют собой части единого замысла, тщательно продуманного еще в 1630-е годы. Все эти сочинения укладываются в одну общую систему, и каждое из них занимает в ней свое определенное место. Главная тема, стержнем проходящая через все труды философа, — теория власти. Вопрос о власти он рассматривает под углом зрения различных наук: физики, антропологии и, конечно же, политики. Свои книги Гоббс пишет на английском и латинском языках. Первый вариант Левиафана, на английском, появился в 1651 году. На латынь книга была переведена лишь в 1668-м. Однако можно предположить, что ряд глав из этого труда Гоббс написал вначале на латыни, поскольку английский вариант книги менее проработан, чем некоторые главы латинского перевода.

Potentia и potesias

Говоря о власти, Гоббс пользуется английским словом power, но в латинском переводе употребляет два термина: «potentia» и «potestas». Первый из них (potentia) означает власть как могущество, способность оказывать воздействие или подвергаться ему. Это могущество проявляется в действии, результат которого зависит лишь от внешних обстоятельств. Второй термин (potestas) относится к власти, подчиняющейся закону (политической власти). В отличие от естественного могущества, политическая власть создается искусственно.

Для Гоббса власть как понятие представляет собой одновременно источник, объект и цель познания:

«Источник, поскольку знание основано на власти познать человека. Объект, потому что знание есть понимание способов и законов, с помощью которых предметы и существа испытывают или оказывают воздействие друг на друга. Цель — ибо конечное предназначение науки состоит в господстве человека не только над природой, но и над своей собственной судьбой».

Согласно Гоббсу, наука о власти — это по сути дела «наука о человеке». Это наука, противоположная «науке» о Боге (ведь о Боге мы ничего не знаем; теология не может заменить науку). Учение о человеке является «наукой», поскольку использует в качестве метода строгий научный анализ.

Гоббс не согласен с основными постулатами картезианства. Он считает, что не существует врожденной истины. Науку о власти человек может создать, только изучая человеческое общество… Исследуя способность к познанию и силы, движущие отдельным человеком, можно определить источник политической власти (из трактата Элементы законов, естественных и политических). Из знания природы человека и характеристик власти можно вывести теорию естественного состояния людского сообщества (Отеле, О человеке). На этой основе можно построить политическую антропологию, объединяющую все области науки и изучающую по преимуществу человека (Левиафан).

Этот труд, хотя и занимает внушительный том (в полном французском издании содержится 780 страниц), хорошо написан и легко читается. Он состоит из четырех частей, резко отличающихся одна от другой (некоторые из них вышли на французском языке в отдельных изданиях): «О человеке», «О государстве», «О христианском государстве», «Царство тьмы».

1. О человеке

Гоббс начинает свой трактат с исследования ощущения. Вначале он описывает его с физической и физиологической точек зрения, а затем — с психической. Внешний объект вызывает в органе чувств движение, которое передается вначале в мозг, а затем в сердце, либо непосредственно, либо через посредство окружающей среды. Затем начинается движение в обратном направлении. Это движение, направленное вовне, представляется нам внешней реальностью. Гоббс пытается объединить в своей теории три аспекта вопроса: механистическое объяснение ощущения, субъективное подтверждение чувства в сознании и объяснение возникающего при этом восприятия внешней реальности.

Ощущение присутствует в сознании в форме образа, мысли или призрака (fancy). Эти термины у Гоббса служат синонимами. Человеческое благоразумие объясняется тем фактом, что эмпирические ожидания укореняются в механизме ассоциаций. Благоразумие отличается от науки, которая основана на расчете, на точном использовании языка на уровне как определений, так и доказательств: «Если богатый опыт есть благоразумие, то богатство знания есть мудрость» (пословица того времени). По Гоббсу, наука есть построение. Геометрия истинна по сути своей, поскольку ученый-геометр строит ее из различных составных частей, используя при этом условные определения. Там же, где нельзя воспользоваться геометрической моделью, наука кончается. Всякая настоящая наука есть знание всех следствий, вытекающих из определений, относящихся к исследуемой теме.

В главе VI рассматривается вопрос о страстях. Гоббс считает, что жизнь — это по сути дела непрекращающееся движение органов тела, происходящее независимо от нашего желания. Это органическое движение, противопоставляемое произвольному движению (например, перемещению с места на место). Объекты, которые мы воспринимаем, передают движение сердцу, а значит, могут способствовать или препятствовать органическому движению. Удовольствие — это то, что мы испытываем, когда воспринимаемые нами объекты соответствуют органическому движению, а недовольство, наоборот, возникает, когда между этими элементами существует противоречие. Влечение и отвращение, таким: образом, являются незаметным для нас началом движения к овладению или избежанию.

Страсть направляет человека к тому, что для него благотворно, то есть к объекту, соответствующему его органическому движению. Но страсть может быть и самоцелью. Некоторые страсти трудно объяснить органическим движением (стремление к научной работе, желание воевать, а значит, и рисковать жизнью и т. д.). Однако в основном человек управляет своими отношениями с внешним миром не на основе свободной воли, а примиряя свои страсти и те знания (чувственные, рассудочные или: научные) внешних условий, которыми он обладает. Главу VIII Гоббс посвящает интеллектуальным добродетелям. Добродетели ценятся всеми. Некоторые из них — врожденные (например, живость ума); другие же приобретаются на основе привычки или: воспитания. Различия в умах определяются страстями, возникающими из-за различий между людьми в физиологическом состоянии, чувствах, а также в культуре. Таким образом, желание есть также форма индивидуальных различий.

Говоря о знании (глава IX), Гоббс различает знание факта (историю) и последовательной зависимости одного факта от другого (философию). После этого он переходит к вопросу о могуществе (глава X): «Могущество человека, взятое в общем виде, есть его наличные средства достигнуть в будущем некоего видного блага. Оно может быть или естественным, или инструментальным». Природное могущество связано с личной физической силой: Инструментальные — это те формы могущества, которые позволяют получить еще большее могущество:

«Наибольшим человеческим могуществом является то, которое составлено из сил большинства людей, объединенных соглашением, и перенесено на одну личность, физическую или гражданскую, пользующуюся всеми этими силами или по своей собственной воле, каково, например, могущество государства, или в зависимости от воли каждого в отдельности, каково могущество партии или лиги различных партий…»

Затем Гоббс рассматривает различные формы могущества: богатство, репутацию, успех, дворянское звание, красоту — и те области, в которых они проявляются. О знании, например, он говорит так:

«Знание — небольшое могущество, ибо оно не проявляется вовне и поэтому ни в ком не замечается, да и обладают им не все, а лишь немногие, и эти немногие обладают знанием лишь немногих вещей, а природа знания такова, что признать его наличие в ком-либо может лишь тот, кто сам в значительной степени овладел им».

Прикладные искусства (техника) получили наибольшее признание в обществе, поскольку они полезны для фортификации, строительства боевых машин и т. п.

«Пусть люди (как это большинство и делает) ценят самих себя как угодно высоко, их истинная цена не выше той, в которую их оценивают другие».

Эта глава заканчивается рассуждениями о достоинстве или, как сегодня бы сказали, уровне компетенции человека:

«Достоинство человека есть вещь, отличная от его стоимости или ценности, а также от его заслуг, и состоит в специальном даровании или способности к тому, достойным чего его считают».

В следующей главе, рассматривая людские нравы (манеры) во всем их разнообразии, Гоббс показывает, что в человеке существует постоянное, неустанное стремление приобретать все больше и больше власти, стремление, конец которому кладет лишь смерть: Этим и объясняются войны. Даже когда человек становится королем, ему этого мало. Почему? Потому что всегда есть риск потерять то, что имеешь. Поэтому король стремится приумножить свои владения.

В главе XII Гоббс подробно анализирует отношения человека и религии.

Затем философ переходит к вопросам о естественном состоянии, законах природы, общественных соглашениях и договоре, логически переходя к тематике книга II. В естественном состоянии люди ведут постоянную войну всех против всех. В этом состоянии «каждый человек имеет право на все, даже на жизнь всякого другого человека…» Благоприятное время для заключения соглашения и общественного договора наступает, когда этого требует разум и все люди стремятся к миру, и продолжается до тех пор, пока есть надежда достичь мира… И тогда,

«…в случае согласия на то других, человек должен согласиться отказаться от права на все вещи в той мере, в какой это необходимо в интересах мира и самозащиты, и довольствоваться такой степенью свободы по отношению к другим людям, которую он допустил бы у других людей по отношению к себе»,

Гоббс анализирует все аспекты договора о взаимном перенесении прав. Исключительно важно «выполнять соглашения после их достижения», поскольку в противном случае люди опять скатятся до естественного состояния. Общеизвестно определение Гоббсом естественного состояния, которое он в другом месте характеризует формулой «Человек человеку — волк». Эту концепцию подверг яростной критике Руссо. По мнению Руссо, состояние войны всех против всех, о котором говорил Гоббс, является не первоначальным, а завершающим состоянием общества (см. в нашей книге главу 9).

2. О государстве

В результате общественного договора образуется государство, т. е. организованная общественная жизнь. Государству посвящена вся вторая часть Левиафана.

«Государство есть единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей с тем, чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты».

Идея, выдвинутая ранее Гоббсом в трактате О гражданине, о том, что всякая политическая организация начинается с демократии, во II книге Левиафана практически забыта. Хотя теоретически участники общественного договора могут либо разделить власть между всеми (в этом случае устанавливается демократия), либо передать его верховному собранию (аристократия), либо суверену (монархия), по именно последняя форма правления является наиболее мудрой:

«…Сопоставляя монархию с другими двумя формами правления, мы можем заметить следующее… Всякий носитель лица народа или член собрания, являющийся таким носителем, есть одновременно носитель своего собственного естественного лица. Поэтому как бы усердно такой человек в качестве политичен кого лица ни заботился об обеспечении общего блага, он, однако, более или менее усердно заботится также об обеспечении своего личного блага, блага своей семьи, родственников и друзей, и, если общие интересы сталкиваются с его частными интересами, он в большинстве случаев отдает предпочтение своим интересам, ибо страсти людей обычно бывают сильнее их разума. Общие интересы поэтому больше всего выигрывают там, где они более тесно совпадают с частными интересами. Именно такое совпадение имеется в монархии. Богатство, могущество и слава монарха обусловлены богатством, силой и репутацией его подданных».

Общественный договор — это акт, каждый из участников которого заявляет: «Я наделяю властью этого человека или это собрание людей и передаю ему право управлять собой». Гоббс ясно заявляет, что договор подразумевает отказ человека от своего естественного права. Наделить кого-либо властью — значит, сделать его своим представителем. Суверен, таким образом, является высшим представителем всех своих подданных. Ему не должен противостоять никакой «представительный орган». И ни один подданный не имеет права оспаривать решение суверена, ведь он уже заранее одобрил это решение. Он признал его как свое собственное еще до того, как оно вынесено. Высшим выражением этого предварительного признания является абсолютизм. Суверен обладает, следовательно, огромными правами. Единственное, что может избавить подданного от обязанности ему повиноваться, — непосредственная угроза, нависшая над его жизнью.

Во II книге подробно рассматриваются и другие вопросы: политические (управление государством, совет, функции представителя суверена), экономические («О питании государства и произведении им потомства»), юридические (гражданское право; преступления и обстоятельства, избавляющие от наказаний и смягчающие их; наказание и возмещение убытков) и социологические (что ослабляет государство и приводит к его распаду). Она заканчивается главой «О Царстве Бога при посредстве природы», логически подводящей читателя к третьей части.

3. О христианском государстве

В третьей части Левиафана говорится о том, что церковная власть должна подчиняться власти политической. Основываясь на текстах Ветхого и Нового Заветов, Гоббс показывает, что даже Иисус не пытался создать Царство Божие, которое противостояло бы земной власти. Царство Божие расположено в ином мире.

В главе XLII О церковной власти Гоббс делит историю на два периода: тот, когда суверены не исповедовали еще истинной веры, и тот, когда уже приняли ее.

Если подданный живет в вере, отличной от веры суверена, то, по Гоббсу, он должен верить лишь в душе, а в практических делах исполнять требования власти:

«Но как быть в том случае, может кто-нибудь возразить, если какой-нибудь царь, или сенат, или другой суверен запретит нам верить в Христа? На это я отвечаю, что такое запрещение останется безрезультатным, ибо вера и безверие никогда не следуют человеческим приказаниям. Вера есть дар Божий, которого никто не может ни дать, ни отнять обещанием награды и угрозой пыток… Все, что подданный вынужден делать из повиновения своему суверену, и все, что он делает не по собственному побуждению, а повинуясь законам своей страны, всякое такое деяние является деянием не подданного, а его суверена, и не подданный отрицает в этом случае Христа перед людьми, а его правитель и закон его страны».

Если суверен придерживается истинной веры, то он, а не церковь должен следить за чистотой общественных нравов.

«Когда папа притязает на верховенство в вопросах нравственности, он учит людей неповиновению их гражданским суверенам, что является ошибочным учением, противоречащим многим переданным нам в Писании правилам нашего Спасителя и его апостолов».

Гоббс стоит на стороне английского суверена в его борьбе с папой римским. Он продолжает:

«…Весь этот спор о том, предоставил ли Христос юрисдикцию одному лишь папе или же кроме него и всем другим епископам, является спором de lana caprina [букв.: „о козьей шерсти“ (лат.), т. е. о мелочах, впустую]. Ибо никто из них не имеет (там, где они не являются суверенами) никакой юрисдикции. В самом деле, юрисдикция есть право слушать и решать тяжбы между людьми, которое может принадлежать лишь тому, кто имеет власть предписывать правила насчет того, что правомерно и что неправомерно, т. е. составлять законы и мечом правосудия принуждать людей подчиняться своим решениям, вынесенным им самим или назначенными им для этого судьями: а такой власти не имеет законным образом никто другой, помимо гражданского суверена. […] Сам папа не обладает правом юрисдикции во владениях других монархов […], наоборот, все епископы, поскольку они обладают правом юрисдикции, получают это право от своих гражданских суверенов […]».

Заметно также, что Гоббс в этой длинной главе поддерживает англиканскую церковь в ее борьбе с Римом.

4. О царстве тьмы

Четвертая часть, пожалуй, самая короткая во всей книге. Это яростная атака на католическую церковь, присвоившую себе право вмешиваться вдела земных государств. Приведем небольшой отрывок из рассуждений Гоббса на эту тему:

«Из притязаний папы на роль верховного наместника Христа в нынешней церкви (считающейся тем царством Христа, о котором говорит Евангелие), вытекает […] постановление четвертого собора в Латеране, заседавшего при папе Иннокентии III […]: Если какой-нибудь король после предупреждения папы не очистит своего королевства от ересей и, будучи отлучен за это от церкви, не даст удовлетворения в течение года, то его подданные освобождаются от их обязанности повиноваться ему, где под ересью подразумеваются все те мнения, которые римская церковь запретила поддерживать. В силу этого случается, что как только политические интересы папы приходят в столкновение с политическими интересами других христианских королей, как это весьма часто бывает, возникает такой туман среди подданных этих королей, что они не умеют различать между иноземцем, захватившим трон их законного государя, и тем, кого они сами посадили на этот трон; и в этом затемнении рассудка они побуждаются сражаться друг против друга, не отличая врагов от друзей, и все это в интересах честолюбия другого человека».

Обозрение, заключение и приложение

Английское, а значит, и полное французское, издания завершаются кратким обозрением всего сказанного и заключением. В заключении рассматриваются обстоятельства, при которых сторонники законной, но свергнутой власти могут покориться победителю. Имеется в виду нравственная проблема, стоявшая перед роялистами после свержения и смерти короля и установления республики под твердой рукой Кромвеля. В этих обстоятельствах в соответствии со своей теорией Гоббс высказывается за сотрудничество с новой властью, воздерживаясь при этом от высказываний, которые могут быть восприняты как оправдание революции и цареубийства.

К латинскому изданию 1668 года Гоббс добавил приложение, занимающее примерно двенадцатую часть всего объема книги. (Это приложение впервые опубликовано на русском языке в переводе Н. А. Федорова в цитируемом издании. — Примеч. пер.) Текст его состоит из трех глав: О Никейском символе веры, О ереси, О некоторых возражениях против Левиафана. Как отмечает Ф. Трико, в 1666 году Гоббс имел серьезные основания опасаться преследований за антирелигиозную направленность своих сочинений. В приложении он пытается защититься от этих обвинений. Он оправдывает свое учение и рассматривает законы, карающие за ересь. Ф, Трико поясняет:

«Во всяком случае, ясно, что его подход к религиозным проблемам часто бывает двусмысленным и неожиданным, несмотря на то, что автор называет себя ортодоксом: даже в III главе Приложения, написанной в доказательство безупречной чистоты его веры, он, не колеблясь, заявляет, что Бог есть тело».

Убийство Левиафана. Гравюра. Гюстава Доре, 18 … Википедия

- (Hobbes) Томас (1588 1679) английский государственный деятель и философ. Окончил Оксфордский университет (1608). В 17 лет, получив звание бакалавра, начал чтение лекций по логике. С 1613 секретарь у Ф. Бэкона. Основные сочинения: ‘Элементы… …

Убийство Левиафана. Гравюра Гюстава Доре, 1865 г. Левиафан (ивр. לִוְיָתָן‎, «скрученный, свитый») чудовищный морской змей, упоминаемый в Ветхом Завете, иногда отождествляемый с сатаной в современном иврите кит. Содержание 1 В Библии … Википедия

Английский государственный деятель и философ. Окончил Оксфордский университет (1608). В 17 лет, получив звание бакалавра, начал чтение лекций по логике. С 1613 секретарь у Ф. Бэкона. Основные сочинения: Элементы законов, естественных и… … История Философии: Энциклопедия

- (Hobbes) Томас (1588 1679) англ. философ. Род. в семье сельского священника. После окончания Оксфорда отказался от ученой карьеры и предпочел стать воспитателем сына барона Кавендиша, с семьей которого он будет так или иначе связан всю жизнь. Это … Философская энциклопедия

Гоббс, Томас Томас Гоббс Thomas Hobbes Дата рождения: 5 апреля 1588(1588 04 05) … Википедия

- (Hobbes) Томас (05.04.1588, Малмсбери 04.12.1679, Хардуик) англ. философ, представитель механистического материализма, продолжатель номиналистической традиции в философии. Взгляды Гоббса наиболее полно изложены в его философской трилогии Основы… … Энциклопедия социологии

- ’ЛЕВИАФАН’ (чудовище из финикийской мифологии) сочинение Гоббса (первый вариант на английском языке, датируется 1651). На латынь книга была переведена в 1668. Книга достаточно объемная (более 700 страниц в полных версиях). Размышляя о власти,… … История Философии: Энциклопедия

Или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского произведение Т. Гоббса, в котором его философия представлена в наиболее полном и развернутом виде. Книга увидела свет в 1651 в Лондоне, лат. пер. в 1668. В работе рассматриваются… … Философская энциклопедия

- (Hobbes, Thomas) (1588–1679) Один из величайших политических философов мира и, конечно же, самый яркий и основательный из всех когда либо писавших на английском языке. Родился в Малмсбери, графство Уилтшир (он шутил, что родился близнецом Страха … Политология. Словарь.

Книги

• Левиафан , Гоббс Томас. Многовековым спор о природе власти между такими классиками политической мысли, как Макиавелли и Монтескье, Гоббс и Шмитт, не теряет своей актуальности и сегодня. Разобраться в тонкостях и…
• Левиафан , Гоббс Т.. Многовековым спор о природе власти между такими классиками политической мысли, как Макиавелли и Монтескье, Гоббс и Шмитт, не теряет своей актуальности и сегодня. Разобраться в тонкостях и…

«Левиафан» - слово, которое у всех на слуху. Для большинства образованных людей Левиафан - это ветхозаветное чудище, а еще - знаменитый философский труд . Даже те, кто никогда не открывал его, знают, что Левиафаном Гоббс называл государство, могущественное и чуть ли не всевластное. Труд Гоббса, очень объемный, наполовину посвященный не политике, а богословию, привлекает к себе внимание и вызывает споры на протяжении нескольких веков. Разобраться в нем непросто, но странным образом он сохраняет притягательность для широких масс, новых и новых поколений читателей. Попытаемся хотя бы отчасти разобраться в том, о чем в нем говорится.

1. Эпоха «Левиафана»

«Левиафан» появился в болезненное время. Книга вышла в Англии на английском языке в 1651 году. Потом через 16 лет она вышла еще раз на латинском языке, уже в Голландии. В Англии 1649 год - это кровавое завершение Английской революции, казнь короля Карла I. Затем произошло установление диктатуры Кромвеля.

А в континентальной Европе Тридцатилетняя война завершилась Вестфальским миром. Это серия мирных договоров, которые привели к установлению того, что у нас до сих пор по привычке не совсем правильно называют Вестфальской системой. Это система взаимных признаний суверенных государств и, в частности, признания того, что на территории этих государств вероисповедание определяется не кем-то еще, а именно светской суверенной властью. Формула Аугсбургского религиозного мира, так называемая «Чья власть, того и вера», фактически перенесена также и в формулы Вестфальских договоров.

Гражданские войны, сотрясавшие в то время Европу, были тяжелы не просто кровопролитием, но и тем, что сопровождались конфессиональными распрями, а линии разделения часто проходили даже внутри одной семьи. При этом враждующие стороны были совершенно непримиримо настроены. И количество людей с разных сторон, решивших, что именно они являются обладателями последнего откровения, истинного религиозного знания, росло.

С мировоззренческой стороны это эпоха становления новой научной философии, которая резко противопоставляет себя схоластике. В Англии это Фрэнсис Бэкон, которого традиционно считают основоположником английского эмпиризма, а во Франции это, конечно, Декарт.

И сам себя Гоббс тоже считал ученым-философом, который расправляется с тьмой невежества, который опровергает смехотворные построения схоластов, который открывает путь разумному, рациональному научному исследованию, в том числе во всех областях политической науки.

2. Образ Левиафана

Среди ученых до сих пор нет окончательной ясности, почему Гоббс назвал свое сочинение именно таким образом. Удивительно, но в книге, которая называется «Левиафан», Левиафан упоминается считаные разы. И даже в эти считаные разы Гоббс не пускается в подробности, чтобы объяснить, как он выглядит, какие источники нам дают знания о Левиафане.

Когда мы берем в руки книгу, любое издание, мы видим на фронтисписе довольно сложный рисунок с большим символическим значением. Наверху идет надпись по-латыни «Нет на земле власти, которая бы сравнилась с ним». Это из библейской Книги Иова, и слова эти относятся как раз к Левиафану. Во введении Гоббс с самого начала говорит о том, что человек подражает Богу.

Как Бог сотворил своим искусством природу, так же и человек в своем подражании как ремесленник, как искусник создает этого великого Левиафана, который называется государство.

Карл Шмитт, написавший книгу «Левиафан в учении о государстве Томаса Гоббса», предположил, что Гоббс затронул очень глубокие культурно-исторические слои сознания людей, которые интуитивно чувствовали, что от образа Левиафана исходит ужасная угроза, что он - это нечто страшное. Гоббс хотел представить его как могучее и сильное начало. Как говорит Библия, Левиафан рожден бесстрашным. Это буквальная цитата. То есть это тот, кто способен найти управу на любого гордеца. Известно иудейское предание, что в конце времен на Страшном суде Господь будет угощать праведников мясом Левиафана.

Шмитт считал промашкой Гоббса, что его Левиафана восприняли как нечто настолько ужасное и скверное, от чего люди в страхе побегут. Вместо того чтобы создать привлекательный образ государства-защитника, он создал ужасающий символ, который вызвал у всех страх, панику и отвращение. Это одна сторона.

Другая сторона, на которую тоже иногда обращают внимание, - это являлся ли Левиафан морским или сухопутным чудовищем. Как морское существо он должен был отвечать новым английским представлениям о морском владычестве, о владычестве над морскими путями, заморской торговлей, обо всех остальных вещах.

Еще один момент, связанный с символикой Левиафана, - это его противостояние другому мифическому животному, которое именуется в Библии Бегемотом. У Гоббса, помимо прославленного «Левиафана», есть еще памфлет, который называется «Бегемот, или Долгий парламент». Там он пытался сказать, что Бегемот - это тот, с кем борется Левиафан, Бегемот означает смуту, распри и другие плохие вещи, а Левиафан - мир, покой и порядок.

3. Концепция государства-левиафана

Это очень сложная концепция. На первый взгляд она кажется довольно простой. С ней связано множество недоразумений, которые обусловлены именно внешней простотой и внутренней сложностью того, о чем говорит Гоббс.

Во-первых, эта сложность связана со словом «государство». У Гоббса в заголовке его книги по-английски написано о commonwealth . Слово commonwealth не очень хорошо переводимо на другие языки. За ним длинная традиция, идущая от латинского res publica , то есть «общее дело». Другое слово, которое часто используется в «Левиафане», - это state , сравнительно новое для того времени. Государство-state и в меньшей степени государство-commonwealth - это нечто такое, что может рассматриваться совершенно отдельно от возглавляющего его суверена, от того, кто им правит. Оно может рассматриваться как некий аппарат, или некоторая машина, или некоторый организм, который не равен ни народу (людям, которые его населяют), ни суверену (князю, начальнику, королю, правителю), который осуществляет политическое правление.

У Гоббса государство появляется в результате общественного договора. Общественный договор - это договор кого с кем? До Гоббса, когда использовались понятия договора, чаще всего исходили из того, что есть некий народ, который может вступить в договорные отношения с каким-то приглашаемым правителем. Гоббс предположил нечто более радикальное. Он предположил, что народ только и возникает в результате договора, а договор - это не договор с каким-то князем или сувереном, а это договор людей между собой. Люди между собой договариваются о том, что у них теперь будет государство, о том, что у них теперь будет common wealth , о том, что у них будет Левиафан, и у этого государства должен быть суверен. Это самое сложное место в гоббсовской аргументации.

Дело в том, что превращение разрозненных людей в граждан государства путем договора означает отказ от некоего права. Главное право, от которого люди отказываются, - это право наказывать смертью других людей за те неприятности, повреждения, за те угрозы, которые они могли бы нам причинить.

4. Война всех против всех

Люди до общественного договора находятся в состоянии, которое Гоббс называет «войной всех против всех». Эти слова очень часто трактуют так, будто бы Гоббс был простой эволюционист. Когда-то, дескать, было такое время, в которое люди воевали-воевали, устали воевать и начали объединяться. И когда они объединились, чтобы больше не воевать, появилось государство. Якобы так рассуждает Гоббс.

Гоббс так никогда не рассуждал. В его сочинениях можно найти прямые указания на то, что такое рассуждение было бы абсолютно неправильным. Скорее, все выглядит совсем по-другому. Не война всех против всех находится в начале всего, а общественное состояние, государственное состояние людей постоянно чревато войной.

Люди в принципе, по Гоббсу, довольно враждебно настроены по отношению друг к другу. Даже в мирном, солидарном состоянии, когда войны нет, когда есть государство, люди таковы, что им приходится скорее опасаться соседа, опасаться другого человека, нежели рассчитывать на то, что он окажется им другом. Во время войны, как говорит Гоббс, «человек человеку волк», а надо, чтобы в состоянии мира человек человеку был Бог. Этого, к сожалению, не происходит. Мы боимся другого человека, мы запираем двери, мы, выходя из дому, берем оружие. Отправляясь в путешествие, запасаемся охраной и так далее. Этого бы не было, если бы мы доверяли другому человеку.

5. Левиафан как гарант

Значит, никакая нормальная жизнь между людьми невозможна, пока договоры, которые они между собой заключают, будут просто договорами, основанными на доверии, в ожидании того, что другая сторона будет просто соблюдать договор.

Что же нужно? Гоббс считает, что нужен такой договор, который невозможно было бы нарушить. Невозможно нарушить только такой договор, у которого есть гарант. Гарантом этого договора не может быть никто из участников договора, потому что они все одинаковые, они одинаково сильны и одинаково слабы. А раз гарантом договора не может быть никто из участников, значит, этот гарант должен появиться откуда-то извне. Но откуда он возьмет силы, откуда он возьмет права, чтобы гарантировать всем остальным участникам? Как это может быть? Только одним способом. Они должны договориться о том, что они ему в процессе договора дают определенного рода права и после этого ему ничего не могут сделать.

Потому что он получает от них те права, которых у них больше нет, именно право смертной казни за нарушение договора.

И он соединяет в себе те силы, которых они лишаются, соединяет в себе те права, которые они в его пользу отчуждают, и он становится тем, кто говорит pacta sunt servanda , «договоры должны соблюдаться». И отсюда берется уже все остальное, все остальные законы. Так появляется суверен.

И только суверен может издавать любой закон, только он может интерпретировать любой закон, карать за нарушение закона, назначать судей, назначать любую исполнительную власть, всех министров, всех чиновников, всех контролеров, абсолютно всех. Только суверен может считать, какие мнения вредны в государстве, а какие полезны. Только он может авторитетным решением положить конец спорам, которые могут окончиться, скажем, гражданской войной.

Благодаря этому устанавливается мир, покой и безопасность - старая формула полицейского государства. И хотя Гоббс не говорит о полиции, он ведет разговор в эту сторону. Он сторонник того, чтобы за счет определенного ограничения прав, свобод и всего остального были установлены мир, покой и порядок. А в остальном, что не угрожает существованию государства, люди абсолютно свободны. Они могут заниматься любыми видами деятельности, могут приобретать собственность, они могут заключать договоры между собой, они могут даже исповедовать любые верования, но с одним ограничением: чтобы это не было во вред государству.

6. Богословская сторона «Левиафана»

Важно упомянуть богословскую сторону «Левиафана». Это рассуждения Гоббса о том, как надо правильно трактовать Священное Писание в отдельных его аспектах. Что такое христианское государство, каково место религии в государстве, как соотносится обещание спасения в христианстве с тем, что верховной властью на земле является суверен, светский властитель; как должен вести себя христианин, больше всего жаждущий именно спасения, по отношению к суверену, который может отдавать ему какие-то приказы, за невыполнение которых ему грозит смерть? Христианину смерть не страшна, потому что благочестивый человек может ожидать воздаяния, вознаграждения на небесах, и спасение души для него важнее, чем все, что может ему дать здесь, на земле, суверен.

Но именно эта позиция, по мнению Гоббса, влечет за собой раздор в государстве, гражданскую войну, самые опасные последствия. Мы можем легко представить, насколько ослаблен бывает суверен, если люди ничего не боятся, если они идут на смерть, ожидая за это воздаяния и спасения.

Поэтому Гоббс считал очень важным обосновать такую богословскую концепцию, в которой было бы не только место абсолютному подчинению светским властям, но и объяснение того, почему никакого воздаяния на том свете за противостояние властям как светским, так и духовным на самом деле быть не может. И все, что человек может получить хорошего или плохого, он получает при жизни, в данном конкретном теле. А после того, как люди умирают, они умирают целиком и полностью. Никакого воздействия церковь и молитвы на судьбу их души, пребывающей, по учению Католической церкви, в чистилище, оказать не могут. То, что будет решено на Страшном суде, будет решено после тотального воскрешения и именно в ходе суда над воскресшими, а вовсе не в промежутке между земной кончиной и последующей загробной жизнью. Это очень важная концепция, то, от чего Гоббс никогда не хотел отказываться. Из-за этого он поссорился с церковниками.

Эта богословская сторона у Гоббса в последнее время актуализируется. Не нужно даже дополнительных рассуждений и сведений, чтобы понять, почему в наше время она снова оказывается настолько важной, почему о ней снова начинают говорить.

Мы слишком хорошо понимаем, что если учение о допустимости лишений и смерти человека ради спасения противоречит постановлениям светских властей, то это становится взрывоопасной темой политической философии. Гоббс ставит эти проблемы с классической ясностью. Именно поэтому он оказывается бессмертным политическим философом.

Т. ГОББС. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского

Гоббс Т. Сочинения: В 2 т. М., 1991. Т. 2. С. 129- 133, 144, 154-157, 163, 164, 173-176, 184, 185.

Часть II. О ГОСУДАРСТВЕ

Г л а в а XVII. О причинах, возникновении и определении государства

Цель государства - главным образом обеспечение безопасности. Конечной причиной, целью или намерением людей (которые от природы любят свободу и господство над другими) при наложении на себя уз (которыми они связаны, как мы видим, живя в государстве) является забота о самосохранении и при этом о более благоприятной жизни. Иными словами, при установлении государства люди руководствуются стремлением избавиться от бедственного состояния войны, являюще­гося [...] необходимым следствием естественных страстей людей там, где нет видимой власти, держащей их в страхе и под угрозой наказания, принуждающей их к выполнению соглашений и соблюдению естественных законов. [...]

Каковая не гарантируется естественным законом. В самом деле, естественные законы (как справедливость, беспристрастие, скромность, милосердие и (в общем) поведение по отношению к другим так, как мы, желали бы, чтобы поступали по отношению к нам) сами по себе, без страха перед какой-нибудь силой, заставляю­щей их соблюдать, противоречат естественным страстям, влекущим нас к пристрастию, гордости, мести и т.п. А соглашения без меча лишь слова, которые не в силах гарантировать человеку безопасность. Вот почему, несмотря на наличие естественных законов (которым каждый человек следует, когда он желает им следовать, когда он может делать это без всякой опасности для себя), каждый будет и может вполне за­конно применять свою физическую силу и ловкость, чтобы обезопасить себя от всех других людей, если нет установленной власти или власти достаточно сильной, чтобы обеспечить нам безопасность. И везде, где люди жили маленькими семьями, они грабили друг друга; это считалось настолько совместимым с естественным законом, что, чем больше че­ловек мог награбить, тем больше это доставляло ему чести. В этих делах люди не соблюдали никаких других законов, кроме законов чести, а именно они воздерживались от жестокости, оставляя людям их жизнь и сельскохозяйственные орудия. Как прежде маленькие семьи, так те­перь города и королевства, являющиеся большими родами для собст­венной безопасности, расширяют свои владения под всяческими пред­логами: опасности, боязни завоеваний или помощи, которая может быть оказана завоевателю. При этом они изо всех сил стараются под­чинить и ослабить своих соседей грубой силой и тайными махинациями, и, поскольку нет других гарантий безопасности, они поступают вполне справедливо, и в веках их деяния вспоминают со славой.

А также соединением небольшого количества людей или се­мейств. Гарантией безопасности не может служить также объединение небольшого числа людей, ибо малейшее прибавление к той или иной стороне доставляет ей такое большое преимущество в физической силе, которое вполне обеспечивает ей победу и потому поощряет к за­воеванию. То количество сил, которому мы можем доверять нашу без­опасность, определяется не каким-то числом, а отношением этих сил к силам врага; в таком случае для нашей безопасности достаточно, когда избыток сил на стороне врага не настолько велик, чтобы он мог решить исход войны и побудить врага к нападению.

Ни множеством людей, из которых каждый руководствуется соб­ственным суждением. Пусть имеется какое угодно множество людей, однако если каждый будет руководствоваться в своих действиях лишь частными суждениями и стремлениями, они не могут ожидать защиты и покровительства ни от общего врага, ни от несправедливостей, при­чиненных друг другу. Ибо, будучи несогласными во мнениях относи­тельно лучшего использования и применения своих сил, они не помо­гают, а мешают друг другу и взаимным противодействием сводят свои силы к нулю, вследствие чего они не только легко покоряются немного­численным, но более сплоченным врагом, но и при отсутствии общего врага ведут друг с другом войну за свои частные интересы. В самом деле, если бы мы могли предположить, что большая масса людей согласна соблюдать справедливость и другие естественные законы при отсутст­вии общей власти, держащей их в страхе, то мы с таким же основанием могли бы предположить то же самое и относительно всего человечес­кого рода, и тогда не существовало бы, да и не было бы никакой необ­ходимости в гражданском правлении или государстве, ибо тогда суще­ствовал бы мир без подчинения.

Что то и дело повторяется. Для безопасности, которую люди жела­ли бы продлить на все время их жизни, недостаточно, чтобы они управ­лялись и направлялись единой волей в течение какого-то времени, на­пример в ходе одной битвы или войны. Ибо хотя они и одерживают по­беду против иноземного врага благодаря своим единодушным усилиям, однако потом, когда общего врага уже нет или когда одна партия счи­тает врагом того, кого другая считает другом, они в силу различия своих интересов должны по необходимости разобщиться и снова быть ввергнутыми в междоусобную войну. [...]

Происхождение государства (Commonwealth). Определение госу­дарства. Такая общая власть, которая была бы способна защищать людей от вторжения чужеземцев и от несправедливостей, причиняе­мых друг другу, и, таким образом, доставить им ту безопасность, при которой они могли бы кормиться от трудов рук своих и от плодов земли и жить в довольстве, может быть воздвигнута только одним путем, а именно путем сосредоточения всей власти и силы в одном человеке или в собрании людей, которое большинством голосов могло бы свести все воли граждан в единую волю. Иначе, говоря, для уста­новления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного че­ловека или собрание людей, которые явились бы их представителями; чтобы каждый человек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель общего лица будет делать сам или заставит делать других в целях сохранения общего мира и безопасности, и признал себя от­ветственным за это; чтобы каждый подчинил свою волю и суждение воли и суждению носителя общего лица. Это больше чем согласие или единодушие. Это реальное единство, воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с каждым Другим таким образом, как если бы каждый человек сказал другому: я уполномочиваю этого человека или это собрание лиц и пере­даю ему мое право управлять собой при том условии, что ты таким же образом передашь ему свое право и санкционируешь все его действия. Если это совершилось, то множество людей, объ­единенное таким образом в одном лице, называется государством, по-латыни - civitas. Таково рождение того великого Левиафана или, вернее (выражаясь более почтительно), того смертного бога, которо­му мы под владычеством бессмертного Бога обязаны своим миром и своей защитой. Ибо благодаря полномочиям, отданным ему каждым отдельным человеком в государстве, указанный человек или собрание лиц пользуется такой огромной сосредоточенной в нем силой и влас­тью, что внушаемый этой силой и властью страх делает этого человека или это собрание лиц способным направлять волю всех людей к внут­реннему миру и к взаимной помощи против внешних врагов. В этом человеке или собрании лиц состоит сущность государства, которая нуждается в следующем определении: государство есть единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем вза­имного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты.

Что такое суверен и подданный. Тот, кто является носителем этого лица, называется сувереном, и о нем говорят, что он обладает верхов­ной властью, а всякий другой является подданным.

Для достижения верховной власти имеются два пути. Один - это физическая сила, например, когда кто-нибудь заставляет своих детей подчиниться своей власти под угрозой погубить их в случае отказа или когда путем войны подчиняют своей воле врагов, даруя им на этом ус­ловии жизнь. Второй - это добровольное соглашение людей подчиниться человеку или собранию людей в надежде, что этот человек или это собрание сумеют защитить их против всех других. Такое государст­во может быть названо политическим государством, или государством, основанным на установлении, а государство, основанное первым путем, - государством, основанным на приобретении. [...]

Г л а в а XIX

О различных видах государств, основанных на установлении,

и о преемственности верховной власти

Различных форм государства может быть только три. Различие го­сударств заключается в различии суверена, или лица, являющегося представителем всех и каждого из массы людей. А так как верховная власть может принадлежать или одному человеку, или собранию боль­шого числа людей, а в этом собрании могут иметь право участвовать или каждый, или лишь определенные люди, отличающиеся от осталь­ных, то отсюда ясно, что могут быть лишь три вида государства. Ибо представителем должны быть или один человек, или большее число людей, а это - собрание или всех, или только части. Если представи­телем является один человек, тогда государство представляет собой монархию; если - собрание всех, кто хочет участвовать, тогда это де­мократия, или народоправство; а если верховная власть принадлежит собранию лишь части горожан, тогда это аристократия. Других видов государства не может быть, ибо или один, или многие, или все имеют верховную власть (неделимость которой я показал) целиком. [...]

Г л а в а XX

Об отеческой и деспотической власти

Государство, основанное на приобретении. Государство, основанн ое на приобретении, есть такое государство, в котором верховная класть приобретена силой. А верховная власть приобретена силой, когда люди - каждый в отдельности или все вместе - большинством голосов из боязни смерти или неволи принимают на свою ответственность все действия того человека или собрания, во власти которого находится их жизнь и свобода.

В чем его отличие от государства, основанного на установлении. Эта форма господства, или верховной власти, отличается от верховной власти, основанной на установлении, лишь тем, что люди, которые вы-бирают своего суверена, делают это из боязни друг друга, а не из страха перед тем, кого они облекают верховной властью; в данном же случае они отдают себя в подданство тому, кого они боятся. В обоих случаях побудительным мотивом является страх, что следует заметить тем, кто считает недействительными всякие договоры, заключенные из страха смерти или насилия. Если бы это мнение было верно, то никто ни в каком государстве не был бы обязан к повиновению. Верно, что в го­сударствах, однажды установленных или приобретенных, обещания, данные под влиянием страха смерти или насилия, не являются догово­рами и не имеют никакой обязательной силы, если обещанное проти­воречит законам; но такие обещания лишены обязательной силы не по­тому, что они даны под влиянием страха, а потому, что обещающий не имеет права на то, что он обещает. Точно так же если обещающий может на законном основании выполнить свое обещание и не делает этого, то его освобождает от этой обязанности не недействительность договора, а решение суверена. Во всех же других случаях всякий, кто на законном основании обещает что-либо, совершает беззаконие, если нарушает свое обещание. Но если суверен, являющийся уполномочен­ным, освобождает обещающего от его обязательства, тогда последний, как доверитель, может считать себя свободным.

Права верховной власти в обоих случаях одинаковы. Однако права и последствия верховной власти в обоих случаях одинаковы. Власть суверена, приобретшего верховную власть силой, не может быть без его согласия перенесена на другого; такой суверен не может быть лишен власти, не может быть обвинен кем-либо из своих поддан­ных в несправедливости, не может быть наказан своими подданными. Он является судьей того, что необходимо для поддержания мира; он ре­шает вопрос об учениях; он является единственным законодателем и верховным судьей во всех спорах; он определяет время и повод для объ­явления войны и заключения мира; ему принадлежит право избирать должностных лиц, советников, военачальников и всех других чиновни­ков и исполнителей, а также устанавливать награды, наказания, почес­ти и ранги. Основанием для этих прав и их последствий служат те же соображения, которые мы приводили в предыдущей главе в пользу ана­логичных прав и последствий верховной власти, основанной на уста­новлении.

Как добиваются отеческого господства. Господство может быть приобретено двояким путем: путем рождения и путем завоевания. Право господства на основе рождения есть право родителя над своими детьми, а такая власть называется отеческой. Но это право не производится от факта рождения в том смысле, будто родитель имеет господ­ство над своими детьми на том основании, что он родил их, а произво­дится оно из согласия детей, ясно выраженного или тем или иным путем достаточно выявленного. Ибо что касается рождения, то Бог назначил мужчине помощника, и всегда имеются двое, одинаково являющиеся родителями. Если бы господство над детьми обусловливалось актом рождения, то оно должно было принадлежать обоим в одинаковой сте­пени и дети должны были быть подчинены в равной мере обоим, что невозможно, ибо никто не может повиноваться двум господам. А если некоторые приписывали это право лишь мужчине как превосходящему полу, то они в этом ошибались. Ибо не всегда имеется такая разница в силе и благоразумии между мужчиной и женщиной, чтобы это право могло быть установлено без войны. В государствах этот спор решается гражданским законом, и в большинстве случаев (если не всегда) это ре­шение бывает в пользу отца, так как большая часть государств была учреждена отцами, а не матерями семейств. Однако сейчас речь идет о чистом, естественном состоянии, где нет ни законов о браке, ни зако­нов, касающихся воспитания детей, а есть лишь естественные законы и естественная склонность полов друг к другу и к детям. В этом состо­янии вопрос о власти над детьми родители или регулируют между собой договором, или совсем не регулируют. Если они заключают на этот счет договор, то право достается тому, кто указан в договоре. Мы знаем из истории, что амазонки заключали с мужчинами соседних стран, к содействию которых они прибегали в целях производства потомства, догов ор, согласно которому мужское потомство должно было направляться к отцам, а женское оставлено матерям. Таким образом, власть над женским потомством принадлежала у них матери.

Или на основе воспитания. При отсутствии договора власть над детьми должна принадлежать матери. В самом деле, в чистом, естественном состоянии, где нет законов о браке, нельзя узнать, кто является отцом, если нет соответствующего заявления матери; поэтому право господства над детьми зависит от ее воли и, следовательно, является ее прав ом. Мало того, так как мы видим, что ребенок первое время находится во власти матери, так что она может или кормить его, или подкинуть то, если она его кормит, он обязан своей жизнью матери и поэтому обязан ей повиновением больше, чем кому-либо другому, и, следовательно , ей принадлежит господство над ним. Если же мать подкидывает своего ребенка, а другой его находит и кормит, то господство принад-лежит тому, кто его кормит, ибо ребенок обязан повиноваться тому, кто сохранил ему жизнь. В самом деле, так как сохранение жизни является той целью, ради которой один человек становится подданным другого, то представляется, что всякий человек обещает повиновение тому, в чьей власти спасти или погубить его.

Или на основании передачи подданства от одного из родителей другому. Если мать является подданной отца, ребенок находится во власти отца, а если отец - подданный матери (как это бывает, когда королева выходит замуж за кого-нибудь из своих подданных), то ребе­нок является подданным матери.

Если мужчина и женщина, являющиеся монархами разных коро­левств, имеют ребенка и определяют договором, кто должен иметь гос­подство над ним, то это право приобретается согласно договору. При отсутствии же договора вопрос решается местожительством ребенка, ибо суверен каждой страны имеет господство над всеми, живущими в ней.

Тот, кто господствует над детьми, господствует также над детьми этих детей и над детьми детей этих детей. Ибо тот, кто господствует над личностью человека, господствует над всем, что этот человек имеет, без чего господство- пустой титул без всякого реального значения. [...]

Г л а в а XXI

О свободе подданных

Что такое свобода. Свобода означает отсутствие сопротивления (под сопротивлением я разумею внешнее препятствие для движения), и это понятие может быть применено к неразумным созданиям и неоду­шевленным предметам не в меньшей степени, чем к разумным сущест­вам. Ибо если что-либо так связано или окружено, что оно может дви­гаться лишь внутри» определенного пространства, ограниченного со­противлением какого-либо внешнего тела, то мы говорим, что это нечто не имеет свободы двигаться дальше. Подобным же образом о живых существах, пока они заперты или сдерживаются стенами или це­пями, а также о воде, которая удерживается берегами или посудой и которая иначе разлилась бы по большему пространству, мы обыкно­венно говорим, что они не имеют свободы двигаться так, как они дви­гались бы без этих внешних препятствий. Но если препятствие движе­нию кроется в самом устройстве вещи, например, когда камень нахо­дится в покое или когда человек прикован болезнью к постели, тогда мы обычно говорим, что эта вещь лишена не свободы, а способности движения.

Что значит быть свободным человеком. Согласно этому собствен­ному и общепринятому смыслу слова, свободный человек - тот, кому ничто не препятствует делать желаемое, поскольку он по своим физическим и умственным способностям в состоянии это сделать. Но если слово «свобода» применяется к вещам, не являю­щимся телами, то это злоупотребление словом, ибо то, что не обладает способностью движения, не может встречать препятствия. Поэтому когда, к примеру, говорят, что дорога свободна, то имеется в виду сво­бода не дороги, а тех людей, которые по ней беспрепятственно двигают­ся. А когда мы говорим «свободный дар», то понимаем под этим не сво­боду подарка, а свободу дарящего, не принужденного к этому дарению каким-либо законом или договором. Точно так же когда мы свободно говорим, то это свобода не голоса или произношения, а человека, ко­торого никакой закон не обязывает говорить иначе, чем он говорит. На­конец, из употребления слов «свобода воли» можно делать заключение не о свободе воле, желания или склонности, а лишь о свободе человека, которая состоит в том, что он не встречает препятствий к совершению того, к чему его влекут его воля, желание или склонность. [...]

Г л а в а XXII

О подвластных группах людей, политических и частных

Различные виды групп людей. Изложив свой взгляд на возникновение, формы и власть государств, я намерен в ближайшем говорить об их частях. И прежде всего я буду говорить о группах людей, которые сопоставимы со сходными частями, или мускулами, естественного тела. Под группой людей я подразумеваю известное число людей, объеди­ненных общим интересом или общим делом. Одни из этих групп людей называются упорядоченными, другие - неупорядоченными. Упоря­доченными называются те, в которых один человек или собрание людей выступают в качестве представителей всей группы. Все другие группы называются неупорядоченными.

Из упорядоченных групп некоторые абсолютны и независимы, будучи подвластны лишь своим представителям. Таковы лишь государства, о чем я уже говорил в предшествующих пяти главах. Другие зависимы, т.е. подвластны какой-нибудь верховной власти, подданными которой являются как каждый член этих групп, так и их представители.

Из подвластных групп некоторые являются политическими, дру­гие - частными. Политическими (иначе называемыми политичес­кими телами и юридическими лицами} являются те группы людей, которые образованы на основании полномочий, данных им верховной властью государства. Частными являются те, которые установлены самими подданными или образованы на основании полномочий, данных чужеземной властью. Ибо все, что в государстве образовано на осно­вании полномочий, данных иностранной верховной властью, не может иметь публично-правового характера, а имеет лишь частный характер.

Из частных групп одни законны, другие противозаконны. Закон­ны те, которые допущены государством, все другие противозаконны. Неупорядоченными называются те группы, которые, не имея никакого представительства, являются лишь скоплением людей. Если оно не за­прещено государством и не имеет дурных целей (как, например, стече­ние народа на базарах, на публичных зрелищах или по какому-нибудь другому невинному поводу), то оно законно. Если же намерения дурны или (в случае значительного числа людей) не известны, то оно проти­возаконно.

Во всех политических телах власть представителей ограничена. В политических телах власть представителей всегда ограничена, причем границы ей предписываются верховной властью, ибо неограниченная власть есть абсолютный суверенитет. И в каждом государстве суверен является абсолютным представителем всех подданных. Поэтому вся­кий другой может быть представителем части этих подданных лишь в той мере, в какой это разрешается сувереном. Но разрешить полити­ческому телу подданных иметь абсолютное представительство всех его интересов и стремлений значило бы уступить соответствующую часть власти государства и разделить верховную власть, что противоречило бы целям водворения мира среди подданных и их защиты. Такого наме­рения нельзя предположить у суверена при каком бы то ни было акте пожалования, если суверен одновременно с этим ясно и определенно не освобождает указанной части подданных от их подданства. Ибо вы­сказывание суверена не является знаком его воли, когда другое выска­зывание является знаком противоположного. Это высказывание является скорее знаком заблуждения и недоразумения, которым слишком подвержен весь человеческий род.

Познание границ власти, данной представителям политического тела, может быть почерпнуто из двух источников. Первый - это грамота, данная сувереном, второй - закон государства.

Из грамоты. В самом деле, хотя при установлении и приобретении государства не требуется никакой грамоты, ибо государства независи­мы и власть представителя государства не имеет никаких других границ, кроме тех, которые установлены неписаными естественными законами, однако в подвластных телах требуется столько разнообразных ограни­чений в отношении круга их задач, места и времени, что их нельзя за­помнить без писаной грамоты и нельзя познать без такой жалованной грамоты, которую могли бы читать те, которым это ведать надлежит, и которая одновременно с этим была бы скреплена или удостоверена пе­чатью или другими обычными знаками высочайшего одобрения.

И из законов. И так как такие границы не всегда легко и даже не всегда возможно установить в грамоте, то обычные законы, общие для всех подданных, должны определить, что может законным образом де­лать представитель во всех тех случаях, о которых умалчивает грамота.

Если представитель один человек, то его недозволенные действия являются его собственными. И поэтому если один представитель по­литического тела совершит что-либо в качестве представителя, что не дозволено ни грамотами, ни законами, то это является его собственным актом , а не актом всего тела или какого-нибудь другого его члена по­мимо него. Ибо за пределами, очерченными грамотами или законами, он не представляет никого, кроме своей личности. Но то, что он совер­шает в соответствии с грамотами и законами, является действием каждого члена политического тела, ибо за каждый акт суверена ответствен­ным является любой подданный, так как суверен является неограни­ченным уполномоченным своих подданных, а акт того, кто не отступает от грамоты суверена, является актом суверена, и посему ответствен­ность за него ложится на каждого члена тела.

Если представителем является собрание, то его действия являют­ся действиями только тех, кто их санкционировал. Если же представителем является общее собрание, то всякое постановление этого собрания, противоречащее грамотам или законам, является актом этого собрания, или политического тела, а также актом каждого члена этого собрания, который своим голосом способствовал принятию постанов­ления, но оно не является актом такого члена собрания, который, при­сутствуя на собрании, голосовал против или отсутствовал, если только ни не голосовал за при посредстве доверенного лица. Постановление является актом собрания, ибо оно принято большинством голосов, и, гели это постановление преступно, собрание может быть подвергнуто наказанию, соответствующему его искусственному характеру. Оно может быть, например, распущено, или лишено грамоты (что для таких искусственных и фиктивных тел есть смертная казнь), или (если собра­ние имеет общий капитал) подвергнуто денежному штрафу. Ибо физи­ческому наказанию политическое тело не может быть подвергнуто по самой своей природе. Члены же собрания, не подавшие своего голоса за, не виновны, потому что собрание не может никого представлять в делах, недозволенных его грамотой, и, следовательно, постановление собрания не может быть вменено им в вину. [...]

Тайные интриги. Если верховная власть принадлежит многочис­ленному собранию и несколько членов этого собрания, не имея на то полномочий, подговаривают часть собрания захватить в свои руки ру­ководство остальными, то это крамола и преступный заговор, ибо это злостное развращение собрания в своих личных интересах. Но если тот, чье частное дело обсуждается и решается в собрании, старается распо­ложить в свою пользу возможно больше членов его, то он не совершает никакого преступления, ибо в этом случае он не является частью со­брания. И если даже он располагает членов собрания в свою пользу подкупом, то это все же не является преступлением (если только это не запрещено определенным законом). Ибо иногда (таковы уж нравы людей) невозможно добиться справедливости без подкупа, и каждый человек может считать свое дело правым до тех пор, пока оно не слу­шалось и не решалось в суде.

Междоусобицы. Если частное лицо в государстве содержит больше слуг, чем это требуется для управления его состоянием и для того за­конного дела, ради которого он их применяет, то это заговор и преступ­ление. Ибо, пользуясь защитой государства, подданный не нуждается в защите собственной силой. И так как у народов не вполне цивилизо­ванных многочисленные семьи жили в непрерывной вражде и нападали друг на друга с помощью собственной челяди, то отсюда достаточно оче­видно, что они совершали преступления или же что у них не было госу­дарства.

Заговоры. Как заговоры в пользу родственников, так и заговоры в пользу господства той или другой религии (например, заговоры папис­тов, протестантов и т.п.) или заговоры сословий (например, заговоры патрициев и плебеев в Древнем Риме и аристократических и демокра­тических партий в Древней Греции) незаконны, ибо все такие заговоры противоречат интересам мира и безопасности народа и вырывают меч из рук суверена.

Скопление народа является неупорядоченной группой людей, законность или незаконность которой зависит от повода к скоплению и от числа собравшихся. Если повод законен и явен, скопление законно. Таково, например, обычное скопление народа в церкви или на публич­ных зрелищах, если число собравшихся не выходит из обычных рамок, ибо, если число собравшихся слишком велико, повод неясен, и, следовательно, всякий, кто не может дать подробного и ясного отчета о мотивах своего пребывания в толпе, должен считаться преследующим противозаконные и мятежные цели. Можно считать вполне законным для тысячи человек составить общую петицию, которая должна быть представлена судье или должностному лицу, однако если тысяча человек пойдет подавать ее, то это уже мятежное сборище, ибо для этой цели достаточно одного или двух человек. Однако в подобных случаях собрание делается незаконным вследствие не какого-нибудь установ­ленного числа собравшихся, а вследствие такого их числа, которое представители власти не способны укротить или передать в руки правосудия. [...]

Печатается по: Политология: хрестоматия / Сост. проф. М.А. Василик, доц.М.С. Вершинин. - М.: Гардарики, 2000. 843 с. (Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается начало текста на следующей странице печатного оригинала данного издания)

Английский философ Нового времени Г. Гоббс (1588-1679) более известен как политический мыслитель. В своем главном произведении «Левиафан» он обосновывает необходимость государства. Человек, считал Гоббс, эгоист по природе и пытается добиться удовлетворения своих желаний всеми возможными средствами, не останавливаясь ни перед чем. Гоббс мог бы сослаться на Платона, у которого есть такая фраза, восходящая к Гераклиту: «... все находятся в войне со всеми как в общественной, так и в частной жизни, и каждый с самим собой». «Человек человеку - волк», - утверждает Гоббс.

Гоббс писал о «естественном состоянии», которое наступило бы в отсутствие государства. «В таком состоянии нет места для трудолюбия, так как никому не гарантированы плоды его труда, и потому нет земледелия, судоходства, морской торговли, удобных зданий, нет... ремесла, литературы, нет общества, а что хуже всего, есть вечный страх и постоянная опасность насильственной смерти, и жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратко-временна».

Гоббс жил в то время, когда после нескончаемых религиозных и гражданских распрей и убийственной апатии люди стремились обрести покой и стабильность.

«Дискурс Гоббса о власти отражает обескураживающий опыт смутных эпох - опыт о человеке как о разнузданном, не знающем удержу существе, перманентно склонном к вероломству и насилию над ближними».

Причем необязательно, чтобы так вели себя все. Достаточно и нескольких групп, чтобы навести ужас на общество. Впрочем, большинство тоже в такое время не прочь поживиться тем, что плохо лежит.

Люди, по Гоббсу, выполняют естественные законы морали (такие, как «золотое правило» этики) только из страха перед внешней силой. Таковой выступает государство. Государство, по Гоббсу, возникло на основе «общественного договора» из «естественного состояния», чтобы преодолеть «войну всех против всех». Вопреки мнению Платона и Аристотеля, государство - это «искусственное тело», призванное внести согласие в сложные человеческие взаимоотношения.

В результате «общественного договора» права отдельных граждан добровольно передаются государству, на которое возлагается функция охраны мира и безопасности в стране. Гоббс был сторонником политического абсолютизма и выступал против верховной власти церкви. По существу, Гоббс исходит из той же предпосылки, что и Макиавелли: люди по природе злы и отягощены пороками. Но если Макиавелли, отправляясь от этого, дает советы государю, как тому удержать власть, то Гоббс печется о том, как обеспечить в этих условиях взаимную безопасность людей, порядок в обществе. Как обеспечить социальный порядок - вот главный вопрос для Гоббса, уверенного, что человек эгоистичен и стремится прежде всего к удовлетворению своих корыстных интересов. Проблема обеспечения порядка, поставленная Гоббсом, одна из основных и в современных социальных исследованиях.

Государство, по Гоббсу, представляет собой «общую власть, которая была бы способна защищать людей от вторжения чужеземцев и от несправедливостей, причиняемых друг другу, и, таким образом, доставить им ту безопасность, при которой они могли бы кормиться от трудов рук своих и от плодов земли и жить в довольстве... Она может быть воздвигнута только одним путем, а именно путем сосредоточения всей власти и силы в одном человеке или в собрании людей, которое большинством голосов могло бы свести все воли граждан в единую волю».

Гоббс обосновывал в связи с этим принцип представительства, весьма важный в современной политической мысли. Для установления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного человека или собрание людей, которые явились бы их представителями... Это реальное единство, воплощенное в одном лице посредством согласия, заключенного каждым человеком с каждым другим таким образом, как если бы каждый человек сказал другому: я уполномочиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему мое право управлять собой при том условии, что ты таким же образом передашь ему свое право и санкционируешь все его действия. Если это совершилось, то множество людей, объединенное таким образом в одном лице, называется государством, по-латыни civitas».

Гоббс дает определение политического государства как государства, которое образовалось в результате «добровольного соглашения людей подчиниться человеку или собранию людей в надежде, что этот человек или это собрание сумеют защитить их против всех других».

Гоббс считал лучшим государственным устройством монархию, потому что полагал, что при любом государственном строе все люди будут стремиться к претворению в жизнь своих эгоистических желаний. Чем меньшее количество людей в состоянии это делать, тем лучше. Пусть это будет разрешено только одному человеку - монарху. «Левиафан» - абсолютистское государство, подчиняющее людей желаемому порядку.

Гоббс обосновывал также суверенитет государства и его монополию на власть.

«В политических телах власть представителей всегда ограниченна, причем границы ей предписываются верховной властью, ибо неограниченная власть есть абсолютный суверенитет, и в каждом государстве суверен является абсолютным представителем всех подданных, поэтому всякий другой может быть представителем части этих подданных лишь в той мере, в какой это разрешается сувереном. Но разрешить политическому телу подданных иметь абсолютное представительство всех его интересов и стремлений значило бы уступить соответствующую часть власти государства и разделить верховную власть, что противоречило бы целям водворения мира среди подданных и их защиты». Гоббс дает широкое определение «политического тела».

Под это определение подходят и политические партии, которых в то время не было, и любые другие объединения, преследующие цели управления государством.

Проблему государственного суверенитета обосновал французский политический мыслитель Ж. Боден (1530-1596) в полемике с католической церковью, которая претендовала на высшую власть в государстве. Боден считал, что само государство должно обладать самостоятельностью в принятии решений, касающихся государственных дел. За пределами его рассмотрения остается вопрос о том, обладают ли суверенитетом те люди, которые наделены правом принимать политические решения, или же весь народу живущий на данной территории. Ж.-Ж. Руссо, о котором пойдет речь ниже, отвечал - весь народ. Суверенитет делится на внутренний и внешний.

«Внутренний суверенитет означает право без чьего бы то ни было вмешательства решать вопросы, касающиеся собственных граждан. Внешний суверенитет означает право заключать имеющие обязательный характер соглашения (договоры) с другими государствами».

Суверенитет никогда не бывает абсолютным, и в эпоху глобализации он имеет тенденцию к снижению.